На этот концерт Морин попала случайно, кажется было пригласительное, возможно, что и на имя мужа. Но кто спрашивает о таком, верно? Ей нужно было развеяться, выбраться из лаборатории, послушать что-то из музыки, выпить пару коктейлей, постараться выкинуть из головы нежданные и болезненные встречи.

Морин и сама не заметила, как затаив дыхание начала вслушиваться в чарующий голос, который раздавался со сцены. Когда-то о таких голосах слагались легенды, моряки избегали морей и скал, на которых пели с подобными гипнотическими нотками. Когда-то о таких голосах говорили шепотом, чтобы не разрушить очарование момента, чтобы не спугнуть райских птичек. Морин слышала много пересудов и много пересказов, но никогда не встречала никого с гипнотическим голосом.

И это само по себе было чудом.

Она допила коктейль как раз в момент, когда музыка стихла, а певица удалилась за кулисы. Что ж, лучшего повода для знакомства Морин все равно не нашла бы. Пройти в святая святых артистов оказалось до смешного просто, деньги открывали любые двери, во все времена, во всех случаях жизни. Охранник только вежливо улыбался, открывая перед ней двери. Может стоило платить чуть меньше, но такого голоса Морин могла больше не найти.

И к тому же любопытство. Морин от природы была любопытна. Ей было важно узнать кто это, что это за существо, что это за песни, почему после них так тянет что-то внутри, зовет, бьется, трепещет. Ей было важно понять, что происходит.

- Думаю, что так или иначе потревожу ваш покой, добрый вечер. – Она попала в гримерку, как и всегда, бесшумно ступая на своих каблуках. Привычка со времен, когда они жила в пещере, где каждый шорох, каждый шепоток, разносился за тысячи метров, а от этого зависело выживание.

- Чудесный голос, безумно прекрасный, невозможно не восхититься, дорогая. Простите, не знаю как к вам обращаться, честно говоря, шла отдохнуть, а наткнулась на нечто большее, чем могла себе позволить.

Морин улыбалась, ласково и непринужденно, улыбалась и гадала, догадается ли девушка кто с ней рядом стоит? Есть ли у нее понимание, что обе они – нелюди. Что обе они нечто другое. Нечто нездешнее и слишком древнее.

Интересно, была ли перед ней сирена, русалка, или кто-то другой из рода певчих. У существ было не принято вызнавать истинное обличье, это считалось моветоном, поэтому Морин не знала, как спросить, как сделать так, чтобы ей открылись, поделились, рассказали историю.

Девушка была красива, хрупка, тонка. Но люди практически всегда так выглядели, практически все они были хрупкими, тонкими, звонкими, и среди них встречались древние твари, имен которых, лучше было бы не произносить в суете.

- Ах, прошу прощения, я не представилась, Морин Делэйни, ваша будущая поклонница. – Она чуть наклонила голову, обозначая свое уважение и восхищение чужим талантом.

Сначала все казалось таким простым, прийти, посмотреть на девочку, поужасаться ее положению, возможно, предложить вариант получше. Ну кому понравится петь на потеху публики, кому понравится быть выставленной напоказ, буквально на вынос. Но Морин ошиблась, ох как она ошиблась, девочка хоть и была молода, хороша собой, но слишком многое повидала. Это точно, глаза выдавали, спокойные глаза, спрятанные под, кажется, линзами.
Впрочем, Морин в подробности не вдавалась, только зафиксировала для себя, что девочка не проста, не так проста, как казалась. К тому же, что-то мельтешило здесь, зверек или что-то такое, не суть важно. Она отмахнулась от всей этой чепухи и вздохнула.

- Чарующий красоты голос, говорят встречается только в легендах, да вот незадача, никогда не угадаешь, в какой из легенд этот голос встретится снова. – Морин развела руками. – А мне было бы интересно познакомиться с вами, простите за столь спонтанный визит. Но, к сожалению, до конца концерта я вряд ли пробуду тут, а вы вряд ли бываете в других местах, где вас можно застать врасплох. Сирена? Русалка или кто-то постарше?

Морин улыбалась, она могла себе это позволить. Легкая накидка надежно скрывала ее руки, потому не было заметно, насколько она напряжена. И не было заметно, насколько она уже готова к внезапному нападению, если оно последует.

Нет, не за автографом она пришла, она пришла узнать, что же потребовалось певчей птичке среди Дублина. И с кем из них она уже связана. Такой гипнотический голос не мог быть ни с кем не связан, она должна была для кого-то петь, по чьей-то прихоти, возможно, по прихоти кого-то из демонов. Тогда это совершенно не на руку Морин, у которой были свои затеи и свои цели, черт бы их побрал. Ей хотелось править, править как можно дольше и самое главное отомстить.

Интересно, птичку интересовала месть? Хотелось ли ей кого-то растерзать настолько сильно, что она готова была бы поступиться своими принципами? Нет?

Морин изучала ее, как змея изучает свою добычу, ее истинная сущность спала, пока что недвижимым камнем внутри, готовая в любой момент сорваться, соскользнуть в бездну, исчезнуть, замереть камнем. Морин почти всегда была наготове и почти всегда пыталась убить свою жертву.

Такова жизнь.

- Поговорим по душам, дорогая, раз уж выпала такая краткая возможность.

Казалось, что все это уже было. Что все это она уже проходила, испытывала, ощущала. Былой восторг от услышанного голоса сошел на нет, да мало ли их было, певчих, разных, красивых и не очень. Мало ли их было тех, которые не имели ничего общего с развлечениями.

Почему-то казалось важным именно до этой девушки донести, что говорить о смерти хорошо. Даже очень хорошо. Но почему? И почему Морин так зацепило? И главное, чем? Она смотрела на певицу, как смотрят на человека, которого видят впервые. Смотрела и думала о том, что ничего сверхъестественного тут нет, красивая девушка, тонкие руки, нервные жесты, мало ли их таких. Тонкий и звонких.

Но ведь что-то было еще.

И она не уходила. А могла бы. Морин могла бы выйти за дверь и выкинуть девочку из головы. Что-то хотелось еще сказать, но что именно? Она, кажется, сама себя начинала пугать.

Располагаться она и не думала, нет, что вы. Зацепилась взглядом за украшения, богатые, ценные, редкие, такие давно уже никто не носит, такие даже не в цене. Сама Морин предпочитала обходится без колец и цепей, слишком больными были воспоминания и о том, и о другом. А о муже она вообще предпочитала не думать лишний раз, впрочем, это у них было взаимно и даже льстило иной раз.

И все же эта Софи что-то пыталась сказать, своими широкими жестами, своими украшениями, всей собой. Что-то такое, чего Морин, в силу давности своих воспоминаний не совсем улавливала.

- Судя по тому, как вы привечаете, разговор у нас будет не так долог, как мог бы быть. – Морин пожала плечами. – Боюсь, я не располагаю временем и главное, средствами, чтобы выкупить ваше время надолго. Хотелось бы только знать, как давно вы поете? И сколько из людей в курсе, что вы поете не совсем человеческим голосом? Боюсь, если СБС когда и пронюхает об этом, вопросов потом будет – не оберетесь.

Морин улыбнулась и вежливо покачала головой, отказываясь занимать одно из, скорей всего, удобнейших кресел.

- Вы так упорно не идете на контакт, что мне подумалось, что у вас с этим какие-то проблемы. В Дублине обычно все просто, если существо узнано, оно не стремится скрывать себя, ведь узнать существо может только такое же существо. – Морин развела руками, предлагая осмотреть себя. Строгое классическое платье, фривольная прическа, легкая сумочка в руках, никаких деталей, ничего лишнего, никто не признал бы в ней женщину, способную уничтожить мужчину в трое, а то и в четверо сильнее себя.

Впрочем, в девушке никто не признал бы даже существо.

- Ах, этот ваш волшебный голос. Пообещайте мне, что вы споете еще, если я вас приглашу в клуб. Замечательный клуб, где не нужно быть человеком, чтобы спеть во всю силу своего могущества.

Морин еще не решила, стоит ли предлагать девушке сотрудничество? Или стоит перестать думать такими категориями? Может не стоило искать сподвижников собственных теорий вот так?
Как безумная старуха в самом деле.

Она изучает певчую птичку, как изучала бы образец на столе. Изучает и не может понять, чего та боится, и боится ли. Здесь все свои, сообщество под защитой, никаких тебе гонений, использований в темных делах, если ты достаточно силен, к тебе и ну пушечный выстрел не подойдут, а если пожаловаться Гавриилу, то и на пару пушечных выстрелов.
И тем не менее их беседа подошла к концу. Или зашла в тупик. Морин не знает что говорить еще, что ждать еще, поэтому стоит обдумывая собственные шаги, сжимая в руках буклетик от спектакля, как там она называется антреприза? Ну вот. Ее сжимает, комкает, потому что как-то стало не по себе, вокруг как будто сгущаются краски или зрение начинает ее подводить.

- Что ж, ваша сторона правая, дорогая. Не нужно никому служить, никому петь в клетке и ни за кого спасать мир. Это того не стоит, вы правы, конечно же прав. Спасибо за столь быстрый и главное полный ответ. – Морин улыбается.

Если птичка никому не служит, если птичка ни за кем не стоит, значит за птичкой кто-то следит. Значит ее кто-то ведет. Такой голос, такой талант, такие переливы. Морин все еще не может выбросить из головы песню, которую слышала последней, не может и все тут. Что ж, на этой, на этом им и пора заканчивать.

- Если у вас возникнет потребность подробно поговорить о том, как живут существа и что происходит с теми, кто живет не по правилам, я всегда доступна для общения. Мой адрес найдете, если захотите. Простите, дорогая, что отнимаю время у вашего концерта. Но уж так хотелось лично встретится.

И замирает на месте, потому что девушка, женщина, существо явно впадает в транс. Транс ясновидения, транс, способный рассказать больше, чем любая гадалка, заплати ты ей золотом. И Морин слушает, замерев слушает, даже не дышит, запоминая слова как есть. Потом разберет, потом, когда руки не будут так крепко сцеплены, а губы не будут сжаты и белы, белее снега.

Прошлое, ох уж это ее прошлое, богатое на события, богатое на месть и тайны. Прошлое. Чертов Йен и чертовы его потуги.

- Да, это больше, чем я могла бы узнать. Это даже больше, чем я хотела узнать. Прошу менять простить, дорогая, вам нужен отдых, а мне нужно время подумать. Все обдумать и принять свои решения. Спасибо.

Морин уходит так быстро, как только может себе позволить. Буквально бежит от этой девицы, которая так нагло влезла в душу, выдернула из нее сокровенное, вывернула и показала. Страхи, ужасы, перспективы. Господи. Морин выбросила чертову бумажку на выходе, больше она в эти кабаре кабаки ни ногой. Еще не хватало собственную смерть услышать, а говорят и такое бывает.