В чем радость среднестатистического школьника? Вообще, в чем радость, когда тебе четырнадцать лет, и ты уже слишком взрослый, чтобы играть в игрушки, но слишком мелкий, чтобы предаваться всяческим утехам? Возможно, радость в компьютерных игрушках, и великая Цель Жизни - нагнуть всех ракообразных, брызжа слюной в динамик микрофона. Или до этого доброго и вечного еще пара лет? Вот компьютерные клубы, это да, копи бабло со школьных обедов и дуй катать в стрелялки с друганами. Счастливое детство. Другой вариант - начать восхождение к званию местного Ромео, носить рюкзак за девчонками, и, если повезет, кого-то из них подержать за ручку. Пацанам потом рассказать о страстном поцелуе в награду для бравого рюкзаконосца. Можно еще начать свой бизнес по доставке газет и подкопить деньжат на всяческие мелкие радости в жизни, или складировать богатства в банку, чтобы потом, лет через дцать, добавить их к выделенной родителями сумме на машину, и говорить, что купил ее сам, без мам, пап и кредитов.
Мутишь с девчонками, разносишь газеты, приходишь домой, играешь в какую-нибудь новинку с квадратной графикой. Потом на горшок и спать. Никакой романтики.

Всё гораздо проще, если ты - хтоническая сущность. Тебе, таки, есть куда стремиться, и это лучше, чем подержаться за ручку с Дороти из параллельного! Родители - закон весьма условный и призрачный. Они и так уже проводят консилиумы на тему "наш мальчик не в себе", а с психа взятки гладки. Мальчик требует прекратить насилие над личностью, и отменить комендантский час. Мальчик сам прекратит и отменит. Мальчик посмотрит вам в глаза и вы вдруг решите, что восемь часов вечера - самое время, чтобы ложиться спать. "Иногда мне жутко от того, как он на нас смотрит, дорогая". Неженки.
Черная футболка, кожаная куртка, серые джинсы и кроссовки - вот мои документы. Ньярл был наслышан о клубе "для своих" - нетривиальном весьма, и весьма... претенциозном. Фрик-бар? Для уродов и монстров всех мастей, коих по земле бродило немало на радость Эдвину, бо тем интереснее, чем зверинец богаче на представителей. Да это же как сходить в Диснейленд! Круче! Раз в миллион, если сравнить с перспективой сидеть дома и плевать в потолок. Ньярл так вообще не мог, шило в его заднице всегда имело иное мнение. Он собрался и пошел. Как там? мужик сказал - мужик сделал. Эдвин не говорил, но сделал.

А местечко кайф. Ну, конкретно для сегодняшнего вечера, пожалуй. Наверное, Ньярл хорошо ловил окружающее настроение, потому что эта томность пришлась бальзамом на душу вечно буйного хаотика. Иногда стоит приостановиться, перевести дух, вздохнуть поглубже и бежать дальше. Он не хотел сегодня чрезмерного шума, увлекаясь мимолетным желанием блаженного затишья, и эта темнота, расчерченная неоновыми огоньками... Было в этом что-то такое, очень знакомое и милое сердцу, как осколок утерянных иномирных пространств, существующих вне времени. В полутонах и легкой дымке. Он хотел изучить, рассмотреть, посмотреть, устроить себе экскурсию по местному заповеднику. Это ведь так интересно.
Пока он рассматривал - рассматривали и его. Эдвин обернулся в сторону подошедшей дамы. Сказать по правде, за время обитания в этом мире, Ньярлатотеп научился оценивать красивых людей. Хотя и его понятия о красоте были весьма хаотичны (не удивительно!), и он с одинаковой уверенностью мог назвать прекрасными как Мисс Европу, так и оранжевого слизня, жрущего гриб. Но тем не менее, он мог сказать точно - эта дама была красива. Если судить по человеческим меркам, конечно.
Эдвин поднял взгляд на женщину. Для других - просто субтильный мальчишка, худой и какой-то даже нескладный. И глазки как у котика из одного мультфильма, который еще не вышел, но уже вот скоро. И носик курносый. И ручки тонкие, с "музыкальными" пальчиками. Ангелочек! Ангелочек... Вот только, вместо крыльев за его спиной - извивающиеся тени, словно змеи, но никто их не видит. Никто, кроме... Она увидела?
Ньярл увидел вспыхнувший интерес. И, как одна спичка от другой, его интерес тоже зажегся, поскольку увлечь его вообще было делом не трудным. Только бумажку с надписью "переверни" с обоих сторон не давайте.
Дрожащие очертания глаз, мерцающих на контуре эфемерного чудовищного тела, что стояло за внешней хрупкой оболочкой - все сосредоточились на одной. И даже не моргают.

Лилит. Ли-лит. Ли-ли-ли... Это имя, перекатывающееся на языке, как стеклянная бусина, было, отчего-то, знакомым. Где Ньярл его слышал? Где-то... Где-то... Воспоминания упорно гасли, не успевая вспыхивать, это было то самое противное ощущение, когда какое-то слово крутится в голове, но ты не можешь его поймать и назвать. А у Ньярла, на данное время, были сложные отношения с памятью, которая не желала сотрудничать и воскрешать обширный багаж знаний, накопленный за века. Было там и про ту, на тот момент новомодную авраамическую религию, и целый пантеон с такими страстями, что Санта-Барбара просто нервно курит в сторонке. Он тогда не успел изучить всё подробно, был занят тем, чтобы не дать оторвать свои щупалки, но кое-что...
Ладно уж, лирика. Ньярл уже заинтересован.

- Я Эдвин, - звучит нежный, еще детский голос, который в скором времени начнет ломаться. Но пока еще приятен и мелодичен. Может быть, где-то на фоне булькает зубастая пасть, но этого не слышно. Он не против пойти с ней и поднимается на лоджию, оттуда гораздо лучше видно.
На диване - большая черная пантера, роскошная представительница семейства кошачьих. Как ни парадоксально, но Ньярлу нравились животные. Вообще, он особо нежно любил крокодилов, но и кошки тоже находили особый уголок в его хтоническом сердечке.
- Какая киса! - мальчишка радостно улыбается и тянет ручонку к кошачьему носу. Контакт, кажется, налажен. От него не исходит угрозы, у него нет желания навредить, он просто рад общению с кисой. На уме упорно крутится имя "Баст".
- Я еще не встречал тех, кто меня видит, - не меняя восторженного тона, сообщил пацан, - Очень интересно. Очень!
Он никому не показывал себя, выбирая разные шкуры, разные аватары, но то, что было  изначально, то единственное, что когда-то было рождено Слепым Безумцем... Это была тайна. Но, как оказалось, не такая уж таинственная. Но Ньярл не расстраивался, что его раскрыли. Это так увлекательно!

Отредактировано Edwin McLoughlin (2018-06-08 01:49:49)

Она кружит как лист, подхваченный ветром, алая - крона осеннего древа, закат в морском зеркале, кровавый багрянец, имеющий привкус клубники и терпкого пепла. Она мелодична, в отличие от него, чей ритм бьется обезумевшим мотыльком, звучит на все лады, отражая звучание иных сфер, иных потоков, пролегающих между звезд. Иногда их слышно здесь, так тонко, так странно... Но когда он рядом, то приносит их с собой и всё дрожит от этого звучания. Тум. Тум. Тум...
Ньярл очень заинтригован, потому что всё это для него в новинку, а он так любит всё новое. И порой он даже рад, что память предала его, частично, но перекрыв всё самое важное касательно именно этого мира, этого окружения, забросив дитя в бассейн с акулами. Но он быстро растет, всё изучая вновь, впитывая, как губка. Словно вернуться в начало начал. Включить когда-то любимый сериал, забыть, где остановился и вообще что там было и начать с первой серии...

- Ах! - Ньярл восторженно выдыхает и касается кончиками пальцев мягкого крыла, за его спиной темные щупальца змеями ползут, вытягиваясь, стремясь потрогать тоже. Они чувствительны, некоторые - словно кошачьи вибриссы, что могут позволить ориентироваться даже в кромешной тьме, ловя каждое колебание, и ими он исследует мир вокруг. В каждом из сотни глаз возбужденный блеск, они находятся в движении, тонут, исчезая под кожей, чтобы вновь появиться уже в другом месте.
- Как жаль, что я всё это пропустил, - в его голосе искреннее разочарование и огорчение. Он проспал столько веселого! Сейчас именно они - на вершине иерархической лестницы, это Иной уже успел понять, видя, как нити христианского учения пронизывают мир и те, кто рожден Творцом - делят пирог между собой, отодвинув остальных. Кажется, раньше всё было по-другому... Картинки в книге о древнем мире находят отклик в его сердце, и образы величественных египетских храмов из кино - накладываются на туман забвения.

- По крайней мере, выспался на ближайшие тысячи лет, - он мелодично рассмеялся, - И думаю, что встал как раз вовремя, потому что люди научились делать потрясающие сладости. Сладкое! Я люблю сладкое, Лилит, - его красивые губки дрогнули и растянулись в улыбке, полной острых зубов, что выпирали беспорядочно, украшая огромную пасть. Такой очень удобно пожирать кровавую плоть, но он любит пирожные. Когда-то он пожирал собственных детей, что пытались отделиться от его сущности и получить свои имена, но не преуспели, впав в бесконечный цикл перерождения внутри своего отца - слишком мелкие, слишком самоуверенные, наверняка уже превратившиеся в поток фрагментов, сливающихся с тем, что, возможно, можно обозначить душой. Хотя и с натяжкой.

- Кремовые пирожные и шоколад, лимонные леденцы, клубничный мармелад, какао с  корицей и маршмеллоу... - его ротик уже маленький и аккуратный, как и был, а мальчишка увлеченно перечисляет, - Иногда я хочу съесть музыку. Знаешь? Она бывает такой вкусной... На слух. Её хочется поймать и положить на язык. Мне кажется, что у того, что я сейчас слышу - вкус виноградной шипучки...
Он на мгновение замер, прислушиваясь, и облизнулся, смешно морща носик.
- Здесь много вкусов и запахов. Мне нравится это. Меньше цветов, но больше вкусов, пусть я лучше пожертвую цветом, да-а... Что бы ты выбрала? Увидеть несуществующий цвет или попасть на фабрику Вилли Вонки? О, дайте мне золотой билет!..
Он смеется и усаживается рядом, откидываясь на мягкую спинку дивана, прикрывая глаза и издавая какой-то неопределенный звук, похожий на тихое пение.

Она хочет настоящее имя? Ну а что его скрывать уж, если она и так его видит насквозь. Вряд ли кто-то здесь вспомнит. Культы Иного давным давно мертвы и погребены в песках времени. А он просто миф...

- Ньярлатотеп, - он пропел свое имя и улыбнулся, приоткрывая глаз и смотря на деву. Это имя - первое, что прозвучало в его сознании, когда он вернулся. Гласом его Отца, чей образ дрожит смутным призраком, который так сложно поймать и рассмотреть. Его память еще очень нестабильна, но осознание есть. В своих снах он возвращается туда, откуда он пришел и трогает звезды иного мира... Но они холодны. Он зовет Его... Но в ответ тишина.
Она должна понимать, наверное. Должна.   

- Тебе не одиноко? Ты хотела бы вновь услышать своего отца? Я хотел бы услышать своего, но он молчит. Я кричу недостаточно громко? Кажется, он меня не слышит... И почему с этими отцами вечно происходит какая-то ерунда?!