Godless |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Godless » closed episodes » [14.05.2018] let me sleep
[epi]LET ME SLEEP 14.05.2018
Marvin Madigan, Archangel Raphael
i need some sleep
you can't go like this
i'd tried to count some sheep
but there more than one i miss
everyone says
i'm getting down too low
everyone says
you just gotta let it go[/epi]
Отредактировано Marvin Madigan (2018-06-13 17:51:29)
- Два пропущенных сообщения от Примр...
Коротко щелкает клавиша - автоответчик замолкает, коротко мурлыкнув напоследок.
"Примр... мр... мр..."
Клиновидная, узкая пасть борзой раззявилась в коротком зевке, Водка поддевает его локоть носом, пытаясь спрятать под мышкой тигровый лоб. Марвин мимолетным движением треплет курчавую шерсть на загривке собаки и откладывает ноутбук.
Полупустая съемная квартира залита пасмурным солнцем. Она кажется просторнее, чем есть на самом деле: минимум мебели, максимум воздуха. Марвин всегда был аскетом - и в этой жизни, и в прошлых, хоть узнать об этом ему пока не довелось.
И, вероятно, не доведется.
Белый в коровьих черных пятнах Злорад громко чешется, звеня адресником, и скулит, предвкушая переезд. Марвин трет раскрасневшиеся от бессонной ночи глаза.
- Три пропущенных сообщения от Примроу...
Щелк.
Принтер тихо гудит, выплевывая горячие листы с подробными инструкциями об уходе за собаками. В трех экземплярах. И еще один экземпляр Марвин только что отправил Холлоуэю на электронную почту. Мистер Мэдиган шарит ледяными, едва гнущимися пальцами по пакетам: вроде бы все на месте.
Большой мешок корма - хватит почти на месяц. Любимый мячик. Лекарства. Гребень.
Висящее посреди комнаты марево: пронзенный копьем насквозь труп.
...и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.
Он не ел почти четыре дня: любая пища лишилась вкуса и царапала иссохшее горло. Его шатало. Марвин равнодушно потрепал теплую собачью голову. Ему, в общем-то, сейчас все равно, что станется с собаками: мистер Мэдиган беспокоился об их будущем только из чувства долга. Галлюцинация, слабо шевелящаяся на сквозняке, вытянула из него любые силы.
- Одно пропущенное сообщение от Эдва...
Щелк.
Опомнившись, Марвин перезванивает и сбивчиво рассказывает, как добраться до квартиры.
Призрак неодобрительно качнул головой, с ушей его закапал гной и серое месиво, пачкая красивые витые рога. Мистер Мэдиган хотел бы вздрогнуть, да уже не мог: бессонные ночи истощили его, и в гнетущей пустоте не было места ни сожалениям, ни страхам. Только бесконечной усталости.
Эльмо поправляет венец в волосах: колется, но какой Король без венца?
В его глазах отражается грозовое небо
погребальные костры
и дивных крыльев взмах.
Стикеры на холодильнике: прием врача-психотерапевта 12-го мая, прием врача-психиатра 15-го мая. Веселые рожицы, нарисованные цветным маркером. Все резко стало плохо: психотерапевт не решил проблему, а еще одной госпитализации Марвин просто не может допустить. Мистер Мэдиган уверен, что не переживет ее.
Не смотри на меня так, я подарил ему покой: этот пес болен и не догонит собственного хвоста.
Пойдем танцевать.
Квартира стерильно чиста, только вокруг призрака видны следы пыли и собачьих лап на полу, они расходятся от него, как круги на воде. Марвин не смог заставить себя подойти к нему слишком близко. Слишком живая галлюцинация.
Иногда она моргает пустыми глазницами: за что?
Иногда склоняет голову набок, прислушиваясь гибкими ушами дриады: ты слышишь?
Иногда страшно щелкает узловатыми суставами и хрипит разорванным горлом: что за чудовище могло сделать это со мной, ты знаешь его, Марвин?
Не смотри на меня так, я подарил им покой: они ослушались меня и сбились с верного пути. Теперь они точно пойдут за мной.
А ты слышишь меня? Слушаешь?
Звонок в дверь выводит Марвина из забытья. Натянув улыбку как можно более лучезарную, он звенит ключами, открывая, и придерживает рвущихся знакомиться борзых.
- Привет, - хрипло здоровается он и улыбается так, что болят потрескавшиеся уголки губ. - Рад, что Вы... ты доехал. Очень признателен... Тигровая - Водка, черно-белый - Злорад.
Злорад больно бьет хвостом по коленям, беспокойно повизгивая в нос.
- Подожди... те... минутку, - мистер Мэдиган трет глаз, - Я распечатал инструкции по уходу на всякий случай. Но в целом они не особо проблемные, вот...
Марвин хочет сказать, что он всегда будет на связи - как обычно говорил всякий раз, оставляя собак, - но не уверен, что не соврет. Врать он не хотел. Не сегодня.
Он хотел уснуть и знал, что амобарбитал ему поможет.
Как можно жить с такими крыльями и не ненавидеть людей, скажи мне?
Сверху прекрасно видно, какие они, видно насквозь.
Отредактировано Marvin Madigan (2018-06-11 16:20:41)
Возвращение в Дублин, оказывается, имеет свои плюсы. Например, Рафаэль скучал по своей простой работе и по помощи людям, к которым уже более-менее но привык. Хотя первое время люди вокруг казались ему слишком белыми, но это быстро прошло. Жизнь возвращается на круги своя, медбрата Эдварда Холлоуэя с распростёртыми объятиями принимают в городской больнице, время от времени он снова выходит на дежурства, порой идёт в столовые для бездомных и работает днями и ночами там. Жизнь в этом городе протекает совсем по-другому, чем в недружелюбной и жестокой Африке, но всё же есть обратная сторона медали и в обеспеченном, чистом Дублине. Тут люди точно так же страдают, болеют, и нуждаются в руке помощи целителя. И Рафаил находит утешение в том, чтобы протянуть им эту руку.
Он не отказывается, и когда коллега просит его присмотреть за собаками. Заезжает к нему в условленное время, на пороге его встречают они: хозяин и два пса, беспородных, может, когда-то дворовых. Пёсики приветственно виляют хвостами, и Рафаэль не удерживается от того, чтобы погладить обоих, приговаривая что-то вроде "мои хорошие мальчики". С собаками у него всегда ладилось, да и с кошками, что там, не напрасно его считали покровителем в том числе домашних животных. Люди, окружавшие Рафу, на удивление быстро замечали это, сваливая ему не только кошек, собак и хомячков, а и что-то поэкзотичнее, например, как-то раз у него дома целый год жила игуана. Отказывался Рафа только от красноухих черепах, вот уж воистину адские отродья, а вот собаки.. Преданные комочки шерсти, Рафаил был одним из тех, кто способен забыть, что животные гадят, мешают спать, и портят мебель, за один лишь тёплый взгляд.
Всё очарование момента сходит на нет; Рафа забывает о собаках, как только натыкается взглядом на Мэдигана. Он знаком с ним шапочно, сталкивался не часто, и знает мало: лишь общее, у него были проблемы, шептались, он на таблетках, а ещё - приносит неудачу. Кто-то даже устроил подсчёт перегоревших лампочек, Рафаэль считал, злые языки плещут, а сейчас, глядя на молодого мужчину, у него холодеют руки.
С мистером Мэдиганом что-то серьёзно не так.
- Давай на ты, - Рафаил пытается сгладить явно не клеящийся разговор улыбкой, той самой искренней широкой улыбкой, которая так положительно влияет на людей. И в этот раз уходит в молоко. Он протягивает руку, глядя в глаза Марвину, и крепко сжимает холодные пальцы в рукопожатии.
И ему кажется, что он погружается в ледяную воду.
Это было так давно, что Рафаил почти не помнит. Перед внутренним взором больше не всплывает строгое лицо; черты его смазались, как размоченный под дождём акварельный рисунок, единственное, что помнит целитель - глаза цвета неба. Как в таких глазах может быть столько жестокости?..
Ему бы следовало оставлять зарубки на собственной коже, но перерождение не оставляет шрамов. Невидимые зарубки остаются на сердце. Это - чувство вины. Из всех светлых людей, встреченных целителем, он был самым талантливым. Самым чистым. Он был одним из тех, кому после смерти могли даровать пару белых крыльев.
Кого бы наградили вечной жизнью, и кто бы научился летать.
Вместо этого Эльмо строит себе трон из чужих костей.
Чужой смерти.
Под ногами Рафаила - люди. Высушенные опасной, чёрной магией тела, в которых местами ещё теплится жизнь. Оборвать ли её? Ему никогда не удавалось быть тем самым милосердным убийцей. Недостаточно волевой, недостаточно решительный... Чтобы пройти через центральную площадь небольшой деревеньки, ему приходится переступать через трупы, порою - наступать на них.
Это не побоище. Драки не было. Это - жестокая кровавая жатва.
"Ты мог бы остановиться", - Рафаил молится.
Но молитвы его давно похожи на несбыточные мечты.
Одно он знает точно - где-то там, где дорога из мёртвых тел оборвётся, он найдёт Эльмо.
Оцепенение сбрасывает собачий лай. Рафаил выпускает чужую руку, бесцеремонно проталкивается внутрь комнаты, отчего-то ему хочется поскорей закончить здесь и оказаться дома. Быть может, пойти с собаками гулять в парк, прихватить с собой пару игрушек.
В квартире - пустынно и словно бы необжито. Новое жильё? Рафаил забирает всё - запас корма, заботливо распечатанные инструкции, подхватывает ремни собачьих поводков.
- Водка, Злорад, - повторяет он, кивая на одного пса, потом на второго. Всё верно запомнил. Значит, можно идти? - Куда едешь? Выглядишь неважно, братан, отпуск пойдёт тебе явно на пользу, - Рафаил испытывает желание потрепать Мэдигана по плечу, но у него, к несчастью, заняты руки. - О собаках не переживай, я и с сложными экземплярами дело имел. А твои похожи на лапочек. Ну, бывай! Если что - звонить буду.
Он разворачивается, нагруженный пакетом с кормом, идёт по коридору, собаки послушно трусят следом, словно знают его давно. Дети и животные, вот с кем Рафаилу ладить проще всего.
Отпуск... Мистер Мэдиган пристально смотрит на Эдварда, и что-то странное, неуловимое мелькает в его взгляде. Эдвард выглядит таким... живым. Активный, везде успевающий, он когда-то вызывал у мистера Мэдигана колкое чувство зависти - хоть и доброй. Улыбка Холлоуэя придает ему уверенности.
- Паломничество в Иерусалим, - выпалил Марвин раньше, чем успел смутиться, - Говорят, там н-неплохо... Отдохну. А то с этой работой, с этим-ми беспорядками... Ну да сам знаешь. Но я привилегированный кадр, - он усмехнулся, - Меня отпустили без проблем... д-даже в такое время...
Марвин поражается тому, как хорошо у него получается врать в такой ситуации. Самое подходящее время для раскрытия новых талантов.
Отпуска у него, конечно, никакого не было.
Его вообще не видели на работе последние три дня.
- Они неплохие, только ни в коем случае не спускай их с поводка на улице, Водка убивает кошек, а Рад ест дерь...
Дверь захлопывается, а Марвин думает о том, какой приятной неожиданностью для Эдварда станут привычки собак.
У Мэри был ягнёночек,
Ягнёночек, ягнёночек,
У Мэри был ягнёночек,
Шерсть бела как снег.
Сколько несчастий, сколько неудач - они буквально преследовали его, не давая продохнуть. Марвин оставляет дверь незапертой и вздрагивает от ощущения могильного холода за спиной. Галлюцинация тянет разорванные губы в широкой, торжествующей улыбке. Марвин взвесил в руке флакон со снотворным: отчего-то этот жест кажется ему до боли знакомым.
Эльмо зачерпывает свежевыпавший снег и растирает его в ладонях, и снег тает и льется сквозь пальцы красной водой. Он слышит, как наст хрустит под чужими шагами. Он знает, кто идет, он бы расстроился, не дождавшись главного зрителя.
Куда бы Мэри ни пошла,
Ни пошла, ни пошла,
Куда бы Мэри ни пошла,
Ягнёнок шёл за ней.
Три грамма амобарбитала - смертельная доза. Марвин высыпает три с половиной. В его состоянии ему хватило бы и двух. Он не устает удивляться себе сегодня: горстка смерти в ладони не вызывает у него никаких эмоций. Разве что странное дежавю... Он с трудом проглатывает горсть противно липнущих к нёбу таблеток, щедро запивая водой. Пустой желудок отвечает режущей болью, и Марвин зажимает нос, чудом сдерживая рвотные позывы. Смотрит на часы.
У него не очень много времени, но все уже готово.
И терпеливо Мэри ждал,
Мэри ждал, Мэри ждал,
И терпеливо Мэри ждал,
У школы долго ждал.
Эльмо разводит руками в приветственном жесте и сгибает колени в насмешливом, дурашливом поклоне, зная почти наверняка, что Рафаил не бросится к нему в объятия. Он ловит себя на мысли, что ему страшно смотреть целителю в глаза. Или стыдно?
В его груди сосредоточено столько силы, что нет места сожалениям. И сердцу тоже места нет.
Но от взгляда васильковых глаз почему-то стоит ком в горле.
У Марвина нет долгов. Денег, впрочем, тоже нет. Остатки наличных он складывает в подарочный конверт, с обложки которого на него смотрит умильный бутылконосый дельфин. Откуда у него этот конверт, он не знает. Или не помнит. В любом случае, этих денег хватит еще на пару мешков корма - маленький реверанс в сторону Холлоуэя.
Мистер Мэдиган вообще мало что помнит и это больно ранит его жажду контроля: никогда не знаешь наверняка, что же ты наделал накануне и почему с тобой предпочитают не здороваться за руку. Хотя Эдвард, вроде, поздоровался... Побочные эффекты лекарств, на которых ему придется сидеть очень долго и без особого толка...
Уже не придется. Уголки губ поднимаются в горькой полуусмешке. Уже не тошнит, а по телу разливается слабость, как после долгой пробежки. Марвин не оставляет записок - почему-то уверен, что не стоит.
Дежавю...
"За что он Мэри любит так?"
Любит так, любит так,
"За что он Мэри любит так?"
Вот такой вопрос.
Ведьмак поднимает с земли занесенную снегом голову трупа: в его руках плоть с головы слезает клочьями, будто облитая кислотой, пока не остается голый, продуваемый всеми ветрами череп. Эльмо двигает челюстью черепа:
- "Посмотри на меня, Рафаил, я человечек, я так люблю забивать камнями колдунов, которые вылечили меня от холеры, бэ-э!" - Эльмо визгливо передразнивает и паясничает, и в конце концов разражается истеричным хихиканьем, отбрасывая голову несчастного. На дне его глаз поселились боль и гнев.
Белокрылый отвернется от него, и правильно сделает - пусть бежит, пока не поздно.
Мистер Мэдиган почти теряет связь с реальностью, вытягивая ноги в холодной пустой ванне. Оттуда его тело будет достать проще всего, а еще оно не протечет и не испортит ремонт соседям снизу, если его не обнаружат сразу. Кроме того, в ванной неплохая вентиляция, и ее легче всего очистить от следов пребывания трупа.
Проклятый призрак исчез, как и сознание Марвина.
Сон разливается по его венам, а дыхание становится поверхностным и западающим. У него начался жар.
"И Мэри, дети, любит его!"
Любит его, любит его,
"И Мэри, дети, любит его!"
Учитель отвечал.
- Я не могу, - Эльмо улыбается обманчиво-кротко, - Понимаешь? Они предали нас. И тебя предадут тоже. Не хочешь пачкать крылья - уходи, я сделаю все сам, и верну нам лучший мир.
Он знакомым жестом поправляет венец в волосах - и духи собираются под его дланью, ледяные и опасные.
- Уходи, пока можешь, - в голосе Эльмо слышатся нотки стали, и ветер исступленно рвет крылья Рафаила, умоляя, заставляя покинуть проклятое место, - Я сделаю все сам.
Марвин горячими, мокрыми пальцами стискивает бортик ванны, жадно впитывающей его жар. Какой тяжелый сон, как нелегко дышать...
У Мэри был ягнёночек,
Шерсть бела как снег.
Отредактировано Marvin Madigan (2018-06-13 21:33:02)
Иерусалим - это хорошо. Место паломничества всех верующих... Место, где можно мощно подзарядиться энергетически. Рафаил и сам бывал там регулярно. Он всё это думает, про себя, очень тихо, думает, сжимая в руках пакеты и собачьи поводки, и молчит. Ощущая: говорить что-либо сейчас будет лишним. От одного лишь взгляда, присутствия Марвина у него крепнет странное ощущение. Переполненного хрупкого сосуда, ещё одна капля - он не только развалится, но и треснет, разбившись на тысячу осколков... Рафаил уходит, мигом переключив внимание на собак, он правда обожает животных, с ними просто, физическое здоровье чаще всего означает активный образ жизни и радость, бьющую через край, которой можно подзарядиться очень легко. Рад ест дерьмо. Что же, Водку к кошкам не подпускать.. Придётся следить внимательнее. Рафаил думает, может, даже придётся вызвать кого на подмогу - порой по долгу двойной службы приходится отлучаться, и иногда даже на сутки. Собаки-то всё поймут, но уход им всё равно нужен.
В машину они запрыгивают на пассажирские сиденья, усаживаются там, и по дороге домой Водка тихо поскуливает в тон музыке. Рафе тоже хочется подпевать, но настроение отчего-то паскудное. Нахлынувшие воспоминания бередят старые раны, казалось бы, затянувшиеся давным давно: так болят пальцы рук у тех, у кого остались лишь культи по локоть. Это было так давно...
Вместо светлого человека, целителя, от одного взгляда которого на душе становилось теплее, перед ним - окровавленный цирковый клоун с человеческой головой в руках. Рафаилу хочется заорать: вспомни, дурак! Вспомни, что подтолкнуло тебя ко всему этому? Чужая жестокость, несправедливое убийство, а ведь у человека, над чьими останками ты надругаешься сейчас, тоже была семья.
Ненависть порождает только ненависть.
Точно так же - со злостью. С яростью. С отвращением...
Рафаэль стоит напротив когда-то ученика, когда-то друга, когда-то человека, достойного уважения. Восхищения. И даже любви. И внутренне содрогается от того, что с ним стало.
Он не отворачивается от Эльмо, потому что до конца не верит увиденному. Не верит, что всё настолько далеко зашло.
Ведь ещё не поздно всё изменить, правда, друг?
- Ты не такой, Эльмо, - тихо произносит Рафаил, делая шаг навстречу, второй.. Ноги не слушаются. Ему страшно, что, подойдя ближе, всё, что он увидит - это гримаса жестокости. Что за ней не осталось ничего, не осталось человека. - Я тебя совсем не узнаю, ни капли...
Уже дома Рафаила охватывает ощущение тревоги. Что-то было не так, и дело даже не в том, что Мэдиган, скорее всего, ему врал. Врал в наглую, не собирается он в Иерусалим, да и кто нынче просто так сунется в такую даль, не так много среди людей истинно верующих... Дело не в этой маленькой лжи. Дело в том, что Рафаил, запустив собак в дом и захлопнув дверь, понимает: он не слышал щелчка замка.
Мэдиган не закрыл за ним дверь.
Она лишь захлопнулась, со стуком ударившись о раму, и на этом всё. Сколько Рафа шел по коридору к лестнице, секунд десять? Щелчка не было. Рафаэль смотрит по сторонам, растерянно, обескураженно: он ведь не мог ошибиться? Может, это всего лишь паранойя, беспочвенные переживания, последнее время он слишком часто сомневается во всём. И всё же решает проверить.
За спиной раскрываются все три пары крыльев. Один взмах - и он стоит в коридоре, в том самом, по которому шел к квартире коллеги полчаса назад. Рафаэль внутренне обмирает, понимая: дверь действительно не закрыта, даже покачивается на сквозняке, едва слышно скрипя петлями. Удержаться дальше невозможно - Рафа идёт проверять, куда на самом деле уехал Мэдиган. Потому что сдаётся ему, он видел это место. Последний раз - эдак полтысячи лет назад.
Внутри квартиры - холодно, пустынно.
Такая же приоткрытая дверь - в ванну.
Рафаил направляется внутрь, и знает, что увидит там, но всё же пытается сглотнуть сжавший горло ком. Мэдиган - в ванной. Совершенно белый, с закрытыми глазами, на вид - крепко спящий. Почти мёртвый. По книжкам, Рафаил исцелял наложением рук, но ему не нужно было прикасаться к коллеге для того, чтобы проанализировать его состояние. Хорошее, качественное отравление: он знал, что делал, и на что шел, не зря же и сам медик. Рафаил стоит над ванной, до боли крепко сцепив руки за спиной.
Он знает, как должен поступить.
- Ты был лучом света, Эльмо. Вспомни, как твоё имя разносили слухи от деревни до деревни, и всякий рад произносили его с радостью. Люди верили, в тебе - их спасенье. Но не все люди умны, Эльмо. Не все такие, как ты. Не все могут принять правду...
Рафаэль срывается на шепот. Почти неслышный, хриплый. В общем-то, растерянный.
Он знает, что его не услышат.
Он стоял у истоков этой катастрофы, и, когда в глазах Эльмо поселилась лишь искра ненависти, он пытался её исцелить, он прикладывал все усилия для того, чтобы вложить понимание: людей надо отпускать. Жизнь - жестокая штука, примерно настолько же жестокая, как люди, и как обозлённая толпа. Но именно жизнь является первичной ценностью, о которой нельзя забывать, даже под давлением человеческой глупости...
- Ты должен их простить, Эльмо, пойми же, не весь человеческий род провинился пред тобою, и караешь ты невиновных! Остановись, молю, посмотри, что с тобою стало: ты выглядишь, как безумец, но я точно знаю, что ты совсем не таков внутри. Череду бессмысленных смертей пришло время наконец-то прервать! И ты можешь найти себе другое призвание. Я верю, Эльмо. Всё ещё верю в тебя. Пока ещё. И снова молю: остановись. Ты должен понять: им тоже БОЛЬНО!..
..Вызвать скорую, дождаться. Наблюдать попытки реанимации. Выслушать, как задокументируют смерть...
Вместо этого Рафаэль склоняется над подозрительно прохладным телом, хватает его за плечи и трясёт, прикладывая пока что минимум усилий для исцеления, всего лишь приводя в чувство - и снимая тошноту, иначе разговора совсем не получится. Он почти готов отпустить Мэдигана, чёртового суицидника, прямиком в пекло, как только поймёт, что так надо. Что он действительно этого хотел, и что пришло его время.
- Почему? - Марвин распахивает глаза, и Рафаэль впивается в них цепким взглядом. - Почему ты решил покончить с собой, зачем?..
На периферии мелькает мысль: зато позаботился о собаках.
Всё же хороший человек этот мистер Мэдиган.
Был.
Добрый.
Наивный.
Жалкий.
- А лучше подставить им вторую щеку!? - взрывается Эльмо, и ветер воет в вершинах гор страшно и гневно. - Так ты предлагаешь? Конечно, всем будет легче, если малыш Эльмо сделает вид что ничего не случилось и продолжит прозябать один... в чаще леса... - на этих словах голос его проседает, а губы предательски дрожат, и Эльмо складывает их в нарочито-широкую улыбку. Вот только в глазах его улыбки нет.
Рафаил всегда был добр к нему. Возможно, даже добрее, чем к остальным. Почему же сейчас он так жесток, почему не может понять, не хочет заглянуть глубже - неужели боится?
Он боится Эльмо?
Или того, что ведьмак может разрушить его веру?
- Я не овца на заклание. Я не должен их простить. Я не могу их простить. Ибо это значит, что они были в своем праве убить нас...
Когда никто не мог помочь, когда не хватало сил и знаний, Рафаил протягивал ему руку, и был в ней свет, который Эльмо щедро раздавал людям. Он не ждал награды и почестей, ему достаточно было спокойной сытой жизни и добрых учеников, с которыми он делился знаниями и не боялся ножа в спину.
Вот твоя награда, Король-без-королевства!
Вот твоя благодарность, и вот твои подданные - укрытые снегом кости... вот твоя слава - в надрывающейся речи друга, учителя, ангела Божьего.
- Один ведьмак не вылечил любимую собаку конунга, а охоту объявили на всех, - повел плечами Эльмо. - Люди безумны, а ты на их стороне. Нам не о чем говорить с тобой, Ангел. Уходи.
На розовеющем небосводе зажигаются первые звезды, тусклые и слепые. Пурга заволокла все. Глаза ведьмака подернулись мутной поволокой - он разводит руками, будто в танце, и щелкает пальцами:
- Вставайте, ублюдки. Полно спать.
Снег пошел рябью, и рябь эта докатилась до Рафаила, земля и снег вокруг него закипели, закопошились, просыпаясь, мертвецы.
- Прочь, лицемер, пока жив, - зашипел он, и десятки мертвых глоток зашипели вместе с ним, будто клубок змей. Мертвые пальцы потянулись к Рафаилу, жадно клацая, но не касаясь: Эльмо играл с ним, не причиняя вреда.
Он был почти уверен в том, что пожалеет о своем решении, но не мог убить Рафаила. Сейчас - не мог.
Пока корона венчает его голову, никто не тронет ведьм Скандинавии.
Меньше всего мистер Мэдиган рассчитывал очнуться на этом свете, еще меньше - в своей ванной. Теплые, живые пальцы сжимают его плечи, и прикосновения эти никак не похожи на ангельские: слишком по-человечески грубые.
Ангелы должны играть на арфе и пахнуть райскими яблоками и горячими чуррос.
Тот, кто тряс Марвина за плечи, пах "лакост", потом и немного - псиной.
Марвин пытается сфокусировать взгляд и чувствует, как болезненными толчками заходится его сердце. Пятно напротив приобретает черты Эдварда, мать его, Холлоуэя.
Что происходит?
Что за вопросы?
Ты что, моя мама?
Марвин не успевает удивиться накатывающей волне раздражения. Впрочем, жизнь его вообще всегда была удивительна.
- Я болен. У меня шизофрения и БДР, - равнодушно кивает мистер Мэдиган, и от кивка его голова сваливается на грудь, мышцы не слушаются. - Я вижу... их.
Лекарства не помогают ему. Новое поколение препаратов будет нескоро, и будет ли?.. Вот только как донести это до Эдварда, когда твой язык заплетается?
- Мо-е кач-чество жизни... - мистер Мэдиган закашлялся, и с губ его сорвалась розовая пена. Медбрат прекрасно знал, что не мог дать объективную оценку качеству своей жизни, но привлекать к тестированию кого-нибудь еще значило дать дополнительный повод для пересудов за спиной. - Если я был бы к-котиком, м-меня бы утопили. В детстве.
Мистер Мэдиган обмякает. Зачем вообще объяснять все это Эдварду? Какое ему к черту дело?
- Т-ты зря оставил собак одних на новом месте... Соседи будут... не в восторге... П-придется разориться им на виски. Уходи, я уж-же не жилец.
Рафаил глотает слова, полно, хватит говорить. Хватит пытаться донести до Эльмо то, чего он понимать не хочет. Целые тирады застревают в глотке комом, и Рафаил молчит, молчит, мрачнеет лицом, плечи его ссутуливаются, сникают, ждал ли он этого, боялся ли? Определённо - да. Сколько раз у него самого были позывы откликнуться на зов тёмной стороны? Сколько раз люди, которых он исцелял, тотчас убивали, сколько раз излеченные им бросались в омут или другим способом самостоятельно находили гибель?.. Рафаэль чудом умел быть выше всего этого, горюя по своим заблудшим овцам, оплакивая их, но не впуская в своё сердце что-то большее, нежели острую горечь.
Ни ненависти, ни злости.
Ни жажды отомщения.
Он был выше этого - до поры, до времени...
Пока что.
И всё же некая червоточина уже сейчас была внутри, грызла, запускала миазмы прямо в сердце ангела, потому что он сомневался.
Искренне поддавал сомнению свою позицию - а, быть может, прав Эльмо?
Быть может, все они не достойны спасения?
Может, перед лицом других сил - жестокости и боли - они действительно очистятся? Обретут способность к раскаянию, многократно воспетому в книгах Отца...
Ведь именно так бывало чаще всего: перед ликом смерти каждый из людей вспоминал о действительно важном.
Очищался.
Рафаэль стряхивает оцепенение. Не сейчас, не к месту всё это, он ведь знает, зачем он здесь, правда?
Его цели прозрачны, как всегда. Как раньше. Он должен остановить кровопролитие.
В ногах кто-то шевелится, точнее, Рафаил улавливает это движение - чьи-то слабые, полусгнившие руки хватают его лодыжки, вяло пока, не пытаясь вонзиться полуразложившимися ногтями, но не первой свежести кожа всё равно разлазится лохмотьями вокруг его ног, он чувствует это голой плотью, склизкие ошмётки, что липнут к коже.. Мерзко? Через пару часов, отмываясь под струями родниковой воды, Рафаил подумает об этом, внутренне содрогнётся от ужаса, но не сейчас.
Сейчас его одолевает почти религиозный страх.
Он не верит.
До последнего не верит, что человек способен превратиться в это.
Что без родства с демонами, без влияния извращённых сил он может настолько преобразиться!..
- Остановись! - снова молит Рафаэль, стоя неподвижно, не обращая внимания на трупы, оживлённые силой некроманта, что тянут к нему когти, клацают прогнившими челюстями у его рук, словно нарочно, пока лишь запугивая, показывая могущество своего хозяина, демонстрируя, насколько он способен превратить человеческую плоть в марионетки.
И изгнать из королевства...
- Ещё не поздно, - Рафаэль сбивается на шепот, едва слышный, в глазах - давно не просьба, всё та же мольба. - Ты всё ещё можешь пойти со мною, - целитель протягивает руку и распахивает за спиной три пары светлых крыльев. - Ты всё ещё можешь отказаться от тьмы внутри себя, Эльмо, это будет непросто, но она отступит. Я прошу тебя: иди со мною. Откажись от них, и я исцелю твою душевную хворь. Отпусти этих мертвецов, они заслужили покой, не мучай более их истерзанные тела!..
Марвин распахивает глаза.
Рафаил впивается в них цепким взглядом, ожидая найти ответ. Тот самый, который позволит ему отпустить его, безразлично признать - так действительно будет лучше. И не находит.
- Мэдиган, твою мать, как же так? Качество жизни.. Найти другого терапевта, другие препараты, съездить в путёвку на какой-нибудь Тибет, чтоб тебе... Зачем же сразу глотать такую дозу барбитуратов? - Рафаэль трясёт его, трясёт за плечи, словно это хоть на капельку поможет им обоим понять. Но понимает не приходит. И Рафаил прибегает к старому трюку - снова то ли просит, то ли молит... Правда, голос его срывается на больной рёв, впору удивляться каждый раз, чего же он так болезненно воспринимает это на свой счёт? каждый раз?.. - Ты мог... Остановиться!.. Марвин, слышишь?..
- Остановись, Эльмо, слышишь?.. - последний крик - в пустоту. Мертвые почти ластятся к его ногам, хватают неожиданно цепко подгнившими руками, щерят оскалы, впиваясь в него невидящими взглядами выеденных глазниц, белесых, полуразложившихся глаз...
Так - неправильно.
Так быть не должно.
Сейчас у Рафаэля душа болит за каждого из них, за каждого убитого, высосанного до предела страшными силами Эльмо, за каждого, кто, отдав ему свою жизнь, теперь служит ему и после неё, не находя душевный покой.
Это преступление против природы, да что там, против бога!..
Но Эльмо слеп и глух к его мольбам.
На глазах Рафаила выступают слёзы. Он всё ещё считает его другом и не желает ему смерти.
А лишь хочет, чтобы он понял.
Совсем немножко понял.
Рафаэль взмахивает крыльями, поднимаясь в воздух, на какие-то пару-тройку метров, но теперь ни один из мертвяков не достаёт до него, клацая хватками тощих рук и челюстей под ногами.
- Ты поймёшь меня, Эльмо. Гонимый собственным грехом, ты поймёшь меня, и поймёшь, как им было больно. Отныне они не станут слушаться тебя после смерти. Отныне для для каждого из них ты станешь такой же пищей, как они для тебя, и ты не сможешь более властвовать над телами и душами тех, кого погубил потехи ради!
Рафаэль поднимается выше. Крылья его светятся, ладони - тоже, сейчас он переполнен силой, страшной силой, которой боится сам.
- Я проклинаю тебя, Эльмо, Король ведьмаков! Отныне тебя будут преследовать твои же жертвы - все они! - Пока ты не раскаешься. Пока не остановишь кровопролитие.
Рафаэль укачивает на руках снова вырубившегося Марвина, как ребёнка.
Укачивает, поднимая из ванной, прижимая к груди, как родного, и сбивчиво шепчет, так, что и самому почти неслышно.
- Ты мог бы остановиться. Мог бы. Почему вы никогда не останавливаетесь вовремя?
Мэдиган не хотел смерти.
Не хочет и сейчас.
Он молод, нет семьи, детей, так мало всего успел испытать... Злорад и Водка тоже не заслужили терять хозяина так рано.
И Рафаэль идёт против собственных правил - в который раз?
Исцеляет самоубийцу, не полностью, наполовину, чтобы в больнице не возникло подозрений.
И снимает градус душевной боли и тревоги - так, чтобы ему хотя бы ближайшую неделю не захотелось порешить себя. А потом он его найдёт. Непременно найдёт. И всё у Мэдигана наладится....
Рафаэль расправляет крылья, делая шаг, и оказывается уже в больнице. Оставляет его в приёмной на полу, без сознания, где вокруг коматозного тотчас начинают суетиться санитары. Они всё исправят... А то, что будет не в их силах, доделает Рафаил.
Он уже решил.
Он слишком давно подозревает, что неизлечимых пациентов не существует, и теперь собрался проверить это - на экс-коллеге, мистере Мэдигане.
В конце концов, его чудные пёсики действительно не должны осиротеть так рано.
Вы здесь » Godless » closed episodes » [14.05.2018] let me sleep
