Когда двое могут хранить один секрет? Когда один из них мертв. Неизменно кто-то захочет поделиться, и Змей знает как никто другой, насколько все любят раздавать Знание направо и налево. Она отдала Еве яблоко в руки, поделилась с ней самым сокровенным, что у нее было, и что в итоге? Ева протянула надкушенное яблоко Адаму, убив в Змей зачатки того, что Творитель мог бы назвать любовью. С тех пор Змей знает, что доверять свои секреты другим нельзя. Никогда. Ни в коем случае.

Змей дергает запястьем в сторону, пытаясь вырваться из цепкой руки демона. Он склоняется к ней, к ее уху; когтистая лапа впивается в тонкую кожу.

— Ты должна уметь и исполнять, — рявкает он в ее ухо, и барабанная перепонка просто трещит от напряжения.

Он наблюдал за ней. Следил. Подтверждений достаточно, чтобы ей даже в голову не пришла мысль начать отпираться. Когда оказываешься у стенки, лучше улыбнуться тем, кто собрался тебя расстрелять и смело сказать: «Давайте, мальчики». Змей оборачивается через плечо, так близко, что их губы почти соприкасаются. Она может нащупать в нем желание, сродни возбуждению, слабое и легкое, которое можно взвить похотливым огнем вверх. Секс — самое простое и самое дешевое желание из возможных, рано или поздно все начинают хотеть. Но это не то, что ей нужно.

— Перестань, Буся, — произносит она, намеренно коверкая его имя. — Что тебе до меня? Мы ведь даже в Раю не встречались. Не знаю, кто тебе сказал, что я исполняю желания. Я скорее похожа на психотерапевта: помогаю встать в правильную позу и сделать то, что…

Демон рычит, ударяет ее, прижимая к стене и сжимая глотку. Помощи ждать неоткуда. Она и не приняла бы помощь, посмей кто-нибудь вмешаться. Змей вцепляется в его руку своими пальцами, царапая ногтями, — безуспешно, но хотя бы в попытке вырваться. «Буся» отрывает ее от земли, поднимая за горло вверх.

— Исполни мое желание, сука змеистая, — рычит он. — Верни мне ее!

«Какой невоспитанный», — думает Змей, плотно стискивая зубы, а потом безвольно повисает на его руке, расслабившись, став тряпичной куклой.

— Хорошо, — тихо шепчет она, и с уголков глаз стекают вполне реалистичные слезы.

Плакать на заказ настолько полезное умение, что она применяет его постоянно, оттачивая мастерство перед зеркалом. Сейчас даже стараться не надо, только отдаться полностью боли человеческой оболочки, и вот слезы уже сами наворачиваются на глаза, безо всяких там просьб. «Буся» ронет ее на пол. Змей падает комком, опирается о пол и поднимается.

Она высовывает язык, пробуя воздух на вкус, и ощущает.

Ощущает, и едва сдерживается, чтобы не вскрикнуть от восторга. Ну конечно, конечно. Разбитое сердце это боль, вылечить которую так сложно, что даже Змей не может припомнить ни одного заклятия. Она заправляет прядь волос за ухо, медленно поднимаясь с пола, нарочито медленно отряхивает юбку.

— И давно ты хочешь умереть? — спрашивает она, вскидывая голову и смотря ему в глаза.

Он тонет в ее глазах, и она видит это также отчетливо, как капли крови, стекающие по расцарапанной руке на пол. Змей поднимает руку, прикрывая глаза, словно защищаясь от его взгляда.

— Знаешь, многие хотят погибнуть, но единицам хватает на это сил, Буся, — произносит она, усмехаясь под прикрытой ладонью. — Многие хотят прочувствовать, какого это… ты ведь тоже хочешь? Представь…

Одно слово, и с губ девушки срывается тихий стон. Она делает к нему шаг, осторожный, весь свой разум направляя на него одного, кладет руку, орошенную кровью, на его ладонь, медленно ведет пальцами вверх, пока лапа демона не касается кадыка.

— Если хочешь вернуть ее, нужно забыть, — произносит Змей, приподнимаясь на цыпочки и рисуя кровавые узоры на полурастегнутой рубашке демона. — Ты перестанешь старадать, когда забудешь. А ты знаешь способ забыть ее… ты знаешь способ избавиться от нее, и ты знаешь, что только смерть принесет тебе избавление. Немногие способны на смелость, но лучшее оружие воина — терпения. Ты не хочешь ее. Ты хочешь, чтобы ушла боль.

Его сердце так часто бьется в груди, что кажется, сломает грудную клетку. Змей подносит свою руку к губам низшего демона, с деланной жалостью смотря на него. Магия окутывает его легкой эфемерной дымкой, превращая одно мимолетное чувство в квинтэссенцию отчаяния.

— Следуй. Своим. Желаниям! — приказывает Змей.

Она толкает его руку, потому что всем сложно сделать шаг — что людям, что существам, — но когда их подтолкнут, они действуют сами. Демон впивается в кадык своими когтями, вырвая его наружу. Змей отскакивает назад, подворачивая каблук, чертыхается, отступая от крови, текущей по полу. Она снимает туфельки, держа их в руке. Сконцентрированная только на его желании, Змей не выпускает его из плена эмоции, а он снова и снова дерет себя на части. Рвется живот; кишки вываливаются наружу. Он регенерирует, но его когти снова и снова находят свое тело. Кусок мяса отлетает в сторону, оставляя кровавый отпечаток на стене. Демон задирает себя заживо, и Змей чувствует, как приступ смеха вот-вот вырвется из ее губ.

— Убей себя, — шепчет она, дрожа, словно от возбуждения. — Давай, сделай это. Сделай это. СДЕЛАЙ!

Демон ломает хрупкие ребра. В нем много силы, но мало ума. В нем много могущества, но как низший, он остается на ступеньку поодаль от нее. Змей поднимает пораненную руку так, чтобы она находилась выше сердца. Не хватало еще истечь кровью в самый неподходящий момент. Сломанные ребра высыпаются осколками на пол, и он нащупывает свое сердце, сжимая его в руке.

Сердце лопается со звуком, подобным тому, как лопается наполненный водой шарик. Демон падает на пол. Змей отрывает наполовину отодранный каблук от туфельки, подходит, сосредотачивается и вонзает его в висок. Ей приходиться навалиться всем телом, чтобы проломить тонкую кость. Следующий удар в глаза — сперва в один, потом в другой.

— Я тебе помогаю, — произносит она, выпрямляясь и утирая капельки крови, попавшие на лоб.

Прислушивается… и четко осознает — мертв. Задрал сам себя заживо, и ее действия почти не требовались. Змей устало выдыхает, оглядывая помещение склада. Вокруг много контейнеров и коробок, но нет ни одной камеры — склад заброшен и используется мафией для своих разборок. Он поэтому ее сюда и притащил, знал, сученыш, что если она начнет ему помогать, то никто не заметит, и он сможет пользовать Змей в своих желаниях столько, сколько захочет.

Змей подбирает туфли, вытаскивает каблук из глазницы и убирает в сумочку. От туфель она избавиться позже, сожжет их в печи. А сейчас пора выбираться отсюда. Змей достает из сумочки влажную салфетку и оттирает испачканные в крови ступни, заматывает руку, практически безуспешно, но все-таки крови вроде бы становится меньше.

«Потом разберусь», — думает девушка, пытаясь оттереть одежду.

Слишком много крови — тут с этим не справиться. Вздохнув, она поднимается на ноги, лавируя между контейнерами и ища выход, пока не останавливается. Не из-за звуков, скорее из-за ощущения, что кто-то здесь. Змей знает, что глупо задавать вопрос, есть тут кто-нибудь или нет — если тут враг, он ее убьет. Если тут друг, он ей итак поможет. Если человек… что ж, тогда действовать по ситуации.

— Я тебя вижу, — врет Змей, хотя не видит ни черта.

Она не видит демона, и вообще мало что видит в полутьме складских заброшенных помещений, но остальные чувства ее не покинули. Интуиция верещит, высоко поднимая голову, визжит громче, чем Ева и Адам во время своих игрищ вместе взятые. Кричит громче Гласа Господнего, и секунду ей кажется, что говорит даже громче Творителя. Чувство опасности подкрадывается и тыкает ее сзади за ребра.

«Вплипла», — думает она. Змей смотрит на окровавленную руку. Регенерирует она медленно, но все-таки восстанавливается.

Может быть даже останется шрам. Будь ее воля, вернулась бы и убила Бусю еще раз за то, что посмел испортить такую прекрасную оболочку. Змей поднимает взгляд и смотрит на демона, — пока что молча. Роль стороннего наблюдателя она освоила в совершенстве, и в этой роли нет ни хорошего, не плохого — просто зачастую это самая выгодная позиция, которую можно занять.
Змей уже привыкла, что физически она слабей всех существ, а то, что на лице юноши нет ни капли страха, подсказывает ей, что он существо. Ее раны восстанавливались медленно, и мощи не хватало, чтобы ломать хребты. Она утратила свой второй облик, а вместе с ним и острые зубы. Осталось лишь бритвенное лезвие ее отточенного разума, что и предостерегало ее, что еще одной драки она не переживет. Змей наклоняет голову вбок: пряди волос соскальзывают с плеча и покачиваются на воздухе. Ветра в помещениях почти нет, а значит, двери плотно закрыты.

Демон смотрит на нее с такой жадностью, что будь Змей кем-то другим, ей бы стало не по себе. А для Змей этот взгляд лишь комплимент ее жестокости, подтверждение, что она смогла кого-то впечатлить. Змей держит руку на весу, выше сердца, ожидая, когда кровотечение остановится. Демон перед ней агрессивным не выглядит. Хотел бы сожрать, уже схватил бы за глотку, вспорол глотку и выпотрошил ее, как индюшку на День Благодарения.

А значит, она точно влипла.

Тут не отделаешься улыбкой и фразой: «Прости, я не ищу новых знакомств». Он держится спокойно, почти размеренно, расслаблен, понимает, что она ему не соперник. Змей думает на огромных скоростях, но в голову ничего не идет. Разум редко ее оставляет, и прямо сейчас она приходит к выводу, что просто недостаточно вводных данных.

— И насколько близко ты хочешь познакомиться, сахарок? — спрашивает она, и небрежным жестом обводит пятна на платье. — О, это не моя, не беспокойся. Ты такой ми~илый.

Язык быстро облизывает губы, для обычного человека свидетельство флирта, а для нее — один из способов собрать больше информации. Воздух остается безмолвным, то ли желания демона слишком слабые, то ли он сам не понимает, чего хочет. С одной стороны, это хорошо, когда кто-то в подвешенном состоянии, можно убедить его, что он желает что-то, и когда захочет на самом деле, использовать это с умом. С другой стороны… он может вовсе ничего не захотеть.

Змей едва не выдает себя громким матом, и лишь огромнейшим усилием воли у нее получается сохранить лицо спокойным. СБС, конечно же! Служба гребанной безопасности существ. Слухами земля полнится, и черт возьми, как же плохо все будет, если ее закроют прямо сейчас. Мальчик почти решился забрать интересные бумажки, Змей ждет их, как выхода любимого сериала. А может быть даже с большей страстью.

«Если СБС арестуют меня за превышение самообороны это будет меньшая из моих проблем», — думает Змей, опуская взгляд.

— Твой друг, сладкий? — переспрашивает Змей. — Кто ты такой, раз у тебя есть друзья?

Ей всегда казалось, что у демонов дружеские связи не формируются, и какой идиоткой она была, раз это не проверила. Огромная антрацитово-черная волна ненависти поднимается из сердца и захлестывает ее с головой. Змей ненавидит себя, и ненависть эта подобно цунами, обрушает барьеры спокойствия. Внешне она держится, но внутри бурлит огонь, — будь пирокинетиком, уже бы пылала, как кострище, в которое бензин подлили.

— Смерть… да, когда-то смерть имела значение, — отвечает она демону, усмехаясь. — Или ты еще ни разу не умирал? Поверь мне, где раз в девятый становится скучно. Ни адреналина в крови, ни белого света в конце тунелля.

Проблема в том, что блефовать она может сколько угодно, но утратить эту оболочку ей не хочется. Ей никогда не было так весело, как с тех пор, как она родилась под именем Санай Оуэнс, и Змей не хочет этого утратить.

Ее беда всегда была в ее одержимостях. Змей не умеет желать, лишь свихивается на чем-то одном. Повелительница желаний почти не может контролировать свои собственности, и ей в голову закрадывается подозрение, что тот, который стоит перед ней, кажется об этом знает. Излишним кажется и его вопрос, — потешается над ней. Кто-то из Древних, возможно, древней, чем она сама.

Змей не знает, переоценивает она демона или недооценивает, но решает пойти в сторону первого. Какая-то малая часть, которую она вечно затыкает, подсказывает ей, что личность она прячет скорее из собственной прихоти, нежели потому, что в этом действительно есть смысл.

— Допустим, я отвечу на твои вопросы. Что будет дальше? Арестуешь меня по форме и оттащишь к вашему главному на поклон? — спрашивает она, а потом пожимает плечами. — Знаешь, мне жаль, что твой друг хотел умереть из-за любви, и еще больше жаль, что он не смог это сделать самостоятельно, но он просил исполнить его желание, и я исполнила…

Змей запинается, потому что интуиция приказывает заткнуться. Выдыхает. Злость на себя взвивается к небу и провоцирует небольшой взрыв, а после она сдается:

— Необходимое Зло, дорогуша.

«Вот скотина несвоевременная», — думает Змей, разглядывая юношу перед ней. Вариант с дракой она уже отмела и не раз, но почему-то снова возвращается к ней. Эти сыновья Адама сильней, у них больше мощи, и черт его знает, почему несмотря на то, что некоторые женщины способны противостоять физически мужчине, ей досталось хрупкое тело.

«Стоило бы записаться в тренажерный зал или на самооборону», — думает девушка, опуская взгляд. Вряд ли бы это сильно помогло телу Санай Оуэнс. Хотя хоть что-то было бы сейчас под рукой, хотя бы по яйцам ему врезать и убежать. Змей не уверена, что если сейчас сделает шаг вперед, и попробует что-то предпринять, этого будет достаточно, чтобы победить. Зато уверена в том, что в играх разума ей всегда лучше, легче маневрировать, что иногда можно проиграть или выиграть, а иногда даже подчиниться. Вопрос только в том, сколько всего с этого ты сможешь поиметь в конечном итоге.

— Вместилище есть вместилище, — Змей пожимает плечами, а потом усмехается. — Зато красота настоящая. Не подаренная кем-то, а Сотворенная.

Впрочем, точки зрения о том, что Сотворенное лучше всего остального, придерживаются далеко не все, и Змей это знает. Она облизывает пухлые губы, но настороженности не теряет. Ей не нравится этот жадный алчный взгляд демона, потому что такие взгляды всегда означают, что будет либо очень больно, либо…

Змей не выдает себя ни жестом, ни движением, но нащупывает в его голове интерес. Он что-то хочет у нее узнать, и Змей цепляется за это. Проблема всех остальных перед ней в том, что сколько бы ни были мимолетны и слабы желания, для нее они все как на ладони. Она чувствует, что он жаждет знания. Змей облизывает губы еще раз. Знание горькое, и оседает во рту привкусом прошлого.

— Я не верю в множество вещей, и дружба одна из них. Зло должно быть одним, неужели не знаешь? — она опускает голос на пару тонов, словно резко хрипнет, и это выглядит почти естественным, да что там, это выглядит приступом внезапного страха. — Тебе ведь очень хочется кое-что узнать, сладкий? И касается этого…

Она прислушивается к желанию на миг, а потом продолжается:

— Твоего друга. Ты так безумно хочешь узнать, как я это сделала… тебе нужно знание, сладкий, и без знания ты отсюда не уйдешь. Убьешь меня, и знания не станет. Понимаешь?

Змей делает шаг вперед, заглядывая в глаза демона своими небесно-голубыми очами, настолько откровенно, насколько только может сыграть. Нет ни нужды, ни сил объяснять ему про одиночество, про то, что если ты действительно преисполнен Греха, то никто тебя никогда к себе не примет. Что оборона есть оборона, а защищать себя можно только если играть по-крупному. Что друзья предадут тебя на следующий же день, вытянут кишки наружу и повесят на дереве, послав орлов клевать печень.

Он тоже делает шаг вперед навстречу, и Змей концентрируется на звуке его шагов. Тело его не выглядит напряженным, значит, бросаться не планирует. Они с демоном похожи на двух больших кошек, которых выпустили в один вольер, и которые пока не решили, будут играть вместе или раздерут друг друга на части. Не хватает только человека со шлангом с холодной водой, который будет их разнимать, если выберут второй вариант. Змей знает из своей бесконечно долгой жизни, что человека со шлангом никогда не бывает.

— О смерти я знаю предостаточно, — произносит Змей.

Главное, чтобы сработало. Иногда существа могли сопротивляться или превозмогать Искушение, иногда не могли, но в конечном итоге к чему-то да приходили. С демоном ей сложно, сложней, чем с другими, она ранена, и в целом вымотана долгим днем сперва в университете, потом с чертовым Бусей, который не может быть нормальным гетеросексуальным демоном и найти себе новую подружку.

Змей не возражает и не соглашается. Если в глазах демона все законопослушные граждане носят галстучек, длинные штаны со стрелочками и разговаривают исключительно с британским акцентом, пусть так. Змей знает, что закон принимает разные стороны: это могут быть и ликвидаторы, которые лишены всего, кроме желания убивать, и охотники, которым нравится загонять дичь до изнеможения. Сколько законников, столько и способов ведения следствия. Бывают продажные копы и справедливые, бывают добрые и злые, а бывает она, всегда вне закона, всегда всем не такая, всегда Зло.

— О, так ты хочешь со мной дружить? — Змей громко фыркает от смеха, потому что сдержаться не может. — Что ж ты сразу не сказал, давай я притащу бутылочку вина, мы ее выпьем и поболтаем о ногтях, мужиках и шеллаке, а потом ты поноешь на какую-нибудь проблему. Юноша хочет со мной дружить! — громким и наполненным лживым одухотворением произносит Змей. — Юноша хочет ответы на вопросы!

«Много хочешь, значит мой с потрохами», — думает Змей.

— «Припоминаю из Сотворения», — передразнивает его Змей. — Какие мы юные, оказывается, раз припоминаем, а не точно знаем, что произошло.

Перед ней дитя. Для Змей многие существа дети, и наверное так бывает у всех высших созданий, кто навернул ни один круг перерождения, и не два даже. Змей смотрит на поврежденную руку. Кровь сворачивается, подсыхает. Это хорошо. Регенерация медленная, даже очень, но хоть какая-то есть.

— Здесь меня зовут Санай, — представляется она в ответ. — Тео так Тео. Я запомню.

Это не угроза, хотя может быть на нее похожей. Скорей, она просто запоминает его имя, потому что стоит помнить, кто поймал тебя во время твоей псевдодраки, в которой ты победила. Но такова жизнь, где-то теряешь, где-то приобретаешь, и во всем этом нужно найти исход, который приведет тебя к следующему витку.

— Предпочитаю держаться в стороне, — Змей пожимает плечами. — Зачем вмешиваться в естественный ход вещей? У меня есть я, а значит, мне больше ничего не нужно. Впрочем, в твоем возрасте наверняка интересно творить разную дичь. Наверняка думаешь, что сможешь все устроить так, как нужно тебе, и что в конечном итоге добьешься успеха… думаешь, что твои желания первостепенны, и что все захотят делать так, как ты хочешь, а если заставишь, так добьешься еще большего. Думаешь, что проигрыш это позор, и только победы достойна твоя жизнь?

Змей устало выдыхает. Кажется, из огня попала в полымя. Она не джин и не волшебница, она не умет исполнять желания и контракты заключать тоже. Все, что у нее есть, это то немногое, что вложил в нее Творитель. Кого бы она не губила, и сколько бы людей в Искушение не ввергала, сила исполнить желания была актом ей недоступным. Пожалел Творитель для Зла любой силы, что могла бы привести гордое существо к желанию быть лучше него, к желанию свергнуть его.

— Скажи мне, дорогой, — говорит Змей, делая еще один шаг к хищнику, и опуская руку вниз, уже не боясь, что умрет, истекая кровью. — Какого твое самое сокровенное желание?

Мальчик умней, чем кажется — Змей понимает это интуитивно, и мысленно начинает материть его на все лады, в самых изощрённых выражений. Ей просто с глупыми, просто с молоденькими, но с умными Змей никогда не ладит. Сколько бы Плодов Познания она не съела, всегда может найтись кто-то, у кого ум природный, и кто соображает на других скоростях. Змей знает, что противника лучше переоценивать и просчитывать его ходы наперед, а сейчас надо же — поддалась на молодость, и за наблюдениями этой «молодости» забыла, что сама она на заре времен была умней всех, и в три раза умней, потому что еще не обросла стереотипами. Что ж, мальчик напомнил ей хороший урок, преподал, и даже если вколотит в нее старое-новое Знание тяжелыми ударами по заду, она это заслужила.

Он восхищен, и Змей ощущает, как ее сердце заполняет зависть. Она мрачнеет, опускает руку, которая уже не истекает кровью. Края раны медленно, но стягиваются, хотя до полного заживления еще очень далеко. Вот он, стоит перед ней, наполненный чувствами, ощущающий веселье, довольный такой и счастливый, в силах подниматься, сколько бы раз не падал.
«Ненавижу», — думает Змей, и глаза сужаются от злости.

Зависть темная, мрачная, подтачивает душу и лишает контроля. Вернуть бы прежнее тело, проползти по нему, как по стволу Древа, сжать и задушить в собственных объятиях. За то, что может смеяться, за то, что испытывает удовольствие, за то, что стоит тут, такой молодой и красивый, и еще видит что-то интересное в этом мире. За то, что наугад приходит к правильному ответу.

— Засранец, — огрызается Змей, и зависть огромной волной накрывает ее с головой. — Тебя Денница подослал? Что престарелой красавице понадобилось от меня, рецепт вечной молодости?

А ведь гадает совершенно верно, Змей ведь не только желания умеет чуять, но и в человеческой психологии пытается понимать, и разгадать загадки всего сущего через исторические процессы. Она ищет и ищет закономерности, чтобы как можно больше в этом мире было похоже на книгу, которую уже читала. И в этом теряет то, что есть у Тео — способность находить что-то интересное.
— Значит, обойдемся без смертей, неплохо, — Змей смотрит демону в глаза.

Нет, это не «неплохо», это очень плохо. Можно пытать годами, и не давать умереть. Можно превратить жизнь в существование. Есть много способов отомстить, и смерть не самый худший из них. Чертов Буся, которому она придала так мало значения, и решила, что разделается быстро, чтобы успеть домой к сериалу. Знала бы, опутала бы его паутиной лжи, и отправила искать средство воскрешения своей мертвой подружки.

Знала бы, что Буся для кого-то может что-то значит, вовсе бы с ним не пересекалась.

Выбора у нее нет. «Дружба» нравится это Змей, не нравится ли, все равно будет существовать. Он поймал ее со всеми потрохами, тут и СБС не будет жалеть, если найдет. У нее много грешков, за которые можно захотеть с ней поквитаться. Убить не убьют, разве что отправят на очередной круг перерождения, и в этом круге черт его знает, что будет с ней. Может быть опять окажется в опустевших Кущах, а может быть очнется в какой-нибудь гадкой стране. Нет уж, сейчас все хорошо сложилось, и оболочка диво как прекрасна.

Придется ему уступить.

«Ублюдок», — думает Змей.

Ее слова причиняют ему боль, и Змей чувствует, что торжествует. Даже если в итоге она проиграла, даже если ближайший отмеренный ей срок она будет стоять и подносить к его сигаретам зажигалку по первому требованию, она никогда не забудет миг, когда Тео стоял перед ней, нахмуренный и наполненный обидой. Змей любит делать больно. Яда у нее больше нет, но отравлять речами — тоже самое.

Она вскрикивает, когда Тео хватает ее за руку, не от боли, а скорее от неожиданности. Боль приходит позже, она сильная и ослепляющая, но ровна такая, которую может пережить тело Санай Оуэнс. Змей выставляет между ними руку, упираясь Тео в грудь. Он выше ее, и когда держит так, как держит, ей приходится приподняться на цыпочки. Посмотрит кто со стороны, и подумает, что милая любовная ссора, сейчас обнимутся и пойдут смеяться над произошедшим. А на самом деле именно сейчас происходит сражение, драка, только без причинения вреда. Она смотрит ему в глаза неотрывно, слушая его слова, каждое до единого, впитывая всей кожей, замерев перед броском. Не виляет телом, не дергается: только безвольная рука с рваными краями раны в его руке, да вторая уперта в грудь Тео, чтобы не нарушал личное пространство.

«Сейчас догадается», — понимает Змей, и с лица уходит злобное выражение.

Остается только спокойствие. Партия разыграна, все ходы сделаны, и она, идиотка такая, проиграла. Первый раунд за ним, и сколько еще будет впереди, непонятно, но в любом случае, Мироздание уже установило свои порядки.

— Ты прав, — произносит Змей, аккуратно дергая рукой, что он удерживает в своей цепкой лапе. — Ты действительно умней, чем я думала. Далеко пойдешь, если поймешь, чего хочешь. А ты ведь и правда не понимаешь, — она дарит ему легкую полуулыбку. — Совсем ничего не знаешь о своих желаниях.

Змей все еще упирается ему в грудь рукой, но это бессмысленно:  он сильней, и сопротивление ослабевает, когда он притягивает ее к себе, расстояние между ними сильно сокращается. Змей вытягивается на цыпочках, но встать с ним на одном уровне все равно не получается. Да уж, силен парень.

«И выгоден», — думает Змей.

С таким грех не сотрудничать. Пусть мальчишка тешится победой и радуется, что унизил ее, Змей, хоть и одиночка по натуре, не гнушается заводить влиятельных друзей, и о родственных связях с пернатыми забывает, только когда выгодно ей. В этом слабом теле полезно было иметь такие знакомства. Кого-то сильного. А уж кого-то умного, и подавно.

— Ладно, победил, — выплевает она, и вспышка злости от осознания проигрыша на миг лишает ее способности думать и говорить. — Пользы от меня всегда было немного для других, вот тут ты просчитался.

«Могу семечко подарить, из него яблоня хорошая вырастет. Съешь одно яблочко, станешь умней. Они горькие правда, но одно попробуешь, и за уши не оттащишь», — думает Змей.

Нет уж, семя Познания ему она не отдаст. И никому не отдаст: ни Творителю, ни Люциферу, ни Михаилу, никому. Пусть уж лучше лежат, пока не сгниют, сама притащила их за щекой, сама и решит, как их и зачем использовать.

— Получается, и причин нет, по которым ты мог бы хотеть оставить меня в живых. Я не волшебный ларчик, и сил у меня почти нет, и тело слабое, и артефактами обделена, — Змей поддается порыву и внезапно хихикает, подавляет смех и смотрит на Теодора. — Но… ты меня им не отдашь. Они-то найдут способ применить мои таланты. Зачем тебе отдавать кому-то то, что можешь взять сам? Скажи что хочешь, я исполню. Вот единственная причина, которую я могу тебе назвать.

Змей вытягивается на мысочках, почти вставая на пальцы, чувствуя, как подмерзают от стояния на холодном полу ноги, смотрит в глаза юношу и выдыхает удушливо-сладким запахом Знания:

— Давай заключим сделку. Давненько я свою душу не продавала.