- Вы что, с ума сошли? Брать домой оборотня? Он ночью сожрет вам глаза и вырвет сердце!

Приюту просто не повезло оказаться на пути в тот момент, когда Ньярлу было скучно и он хотел что-то интересное сделать, дабы развеять свою скуку. И он уже в течение не менее получаса издевался над сотрудниками приюта, а так же над теми, кто пришел присмотреть себе зверюшку. И бедные волонтеры не могли его выдворить, они начинали что-то говорить, а потом вдруг резко забывали, что говорили, пытались осознать происходящее  бегали за брюнетом, хлопая глазками и ртами, как выброшенные на берег рыбки.

- Это оборотень! Верпёс! А это веркот! А там веркролик! - Ньярл щелкает пальчиками и указывает то на собаку, то на кота, то на кролика в клетке, которые вообще не ожидали такого поворота, но, в отличие от людей, не обращали внимания. Только собакм заливались лаем, кошки же сохраняли нейтралитет.
- Вон, какие зубы. Ууу, какие зубы!
По мановению указующего перста Иного, у собаки резко удлиняются зубы и она хлопает пастью, как капканом, но иллюзия держится лишь мгновение, только чтобы запутать девушку, которая жалобно просит его успокоиться. Она и так уже в отчаянии, потому что не понимает, что происходит.

- Молодой че... Сэр! Прошу вас! Это просто животные, уйдите!
Не сработает. Сколько там времени? Не сработает ноль-ноль. Ньярл славно развлекается, напугав уже человек пять, которые торопливо уходили и уводили детишек, прикрывая им глаза - "не смотри, дядя сумасшедший". Кажется, кто-то даже вызвал санитаров и пожаловался, что какой-то дурачок пугает людей. Да пусть, ему уже все равно наскучило тут развлекаться, люди такие банальные, никаких неожиданных реакций... Бегают хвостиком, мямлят и скулят.

- Я вам жизнь спасти пытаюсь! Это монстры. Вон! Вон как смотрят! Глаза убийц! В них нет пощады и сострадания, лишь жажда крови и ваших мозгов... И левых пяточек. Вы знали, что веркролики очень любят левые пяточки?
Голос Ньярла очень серьезен, хотя мысленно он хохочет, и продолжает действовать на нервы, распространяя какой-то причудливый психоз.
- Вот этот, черненький, особенно любит откусывать детские уши. Не старше десяти лет. Они в этом возрасте самые нежные и хрустящие, ммм... Вы что, хотите, чтобы чьему-то ребенку отгрызли уши во сне? Позор вам!
Он играет в свою игру без правил и готовится к основному перфомансу, дождавшись, пока весь персонал соберется в одном месте, чтобы уже толпой за ним ходить и хором просить покинуть приют. Охранники порывались применить силу, но передумывали и замирали, словно им по головам стукали пыльной подушкой. Разводили руками и говорили, что не могут этого сделать, сами не знали, почему.

Хватило лишь щелчка пальцев, чтобы животные резко начали меняться. Их морды вытягивались и приоткрывались, являя взору ряды острых клыков в несколько рядов, глаза наливались кровью и когтистые пальцы обхватывали прутья решеток, начиная долбить ими, аккомпанируя под поднявшийся вой и рычание.
Ну разумеется, на самом деле животные сидели спокойно и ничего с ними не происходило, но люди увидели это именно так...
- Я же говорил! - в напускной панике воскликнул Ньярл и это стало спусковым крючком, запустившим массовую истерию.
Завыв не хуже воображаемых монстров, сотрудники приюта наперегонки ринулись к выходу, обезумевшие от страха, который радостно подогревал виновник торжества.

Виновник же под шумок свалил, когда все уже были на улице и звонили во все возможные инстанции, в полицию, в службу спасения, в скорую помощь... Когда все будут на месте - они не увидят ничего, кроме чистенького приюта и спокойных животных, которые и не собирались никогда превращаться в монстров. Только на полу лежала обертка от шоколадки, которой там раньше не было... Интересно, как долго приют будут шмонать на наличие наркотиков, и проверять сотрудников на состояние психического здоровья? Ведь записи с камер не покажут абсолютно ничего подозрительного.

Вопросы риторические. А более насущный вопрос - где бы подкрепиться? Ньярл очень хотел сладенького. Сегодня он был настроен на апельсиновый мармелад и что-нибудь медовое с орехами. А поэтому, стоило, пожалуй, посетить одно из его любимых кафе-кондитерских. Да, определенно. Вкусный десерт станет прекрасным завершением продуктивного дня. Не даром он сегодня надел новенькие белые джинсы, которые стоили, как яхта.

В этом кафе Ньярла просто обожали. Он всегда делал им чуть ли не суточную выручку за один заход. Возможно, местные сотрудники уже оформили его портрет в золотую рамочку и начинали день с молитвы на его светлый лик, чтобы он снова пришел, и как обычно заказал кучу всего, оставив приличную сумму денег и щедрые чаевые. Чтобы умаслить желанного посетителя, ему всегда приносили всё самое свежее, лучшее и вкусное. И зефирок в горячий шоколад сыпали в два раза больше, чем полагалось по рецепту... Прелесть!

Ньярл сидел за любимым столиком у окна и жмурился, обняв ладонями кружку с горячим шоколадом, сверху которого была пышная шапка из маршмеллоу. Он был как кот перед крынкой сметаны, знающий, что это всё для него... На столике перед ним стояли тарелочки - медовое пирожное с грецкими орешками, пирожное с лимонным кремом, цитрусовый тарт, вазочка с разноцветными макарунами. Только от взгляда на всё это богатство, что-нибудь на теле порывалось немедленно слипнуться. Но сам Ньярл слипаться не планировал и у него всё было очень даже хорошо. Ну а чего бы и нет? Устроил такой кипеш в приюте. Впечатлений людишкам на год вперед! Не каждый же день там монстры появляются? Интересно, они все уволятся, потому что побоятся теперь подходить к этим зверям? А ну как цапнет пастью-капканом...
Хи-хи. Маленькая шалость, но приятно.

Чужой голос заставляет приоткрыть один глаз. Глубокий, цепкий взгляд скользит по незваному гостю... Ньярл его совсем не чувствует. Закрытая книга, от обложки которой отталкивает. Он не чувствует только одно... Он не чувствует порядка. Упорядоченные, законные сущности, в чьих душах нет благословения Хаоса. Они Ньярлу непонятны и закрыты от него... Так всегда было. Не его эгрегор, не его стихия. Чуждая и неприятная...

Второй глаз тоже приоткрывается и уже оба блестящих, темных зрачка ощупывают взглядом складную фигуру. Иной не сразу отвечает, сначала он делает глоток горячего шоколада и вновь жмурится, наслаждаясь теплой сладостью, обволакивающей язык. И закусить подтаявшей от жара зефиринкой, выловив её ложечкой и отправив в рот. Ням!

- Како-о-ой суровый...
Губы парня вздрагивают и растягиваются в улыбке. Он наклоняет чуть голову и щурится лукаво. Закрытые книги всегда полны сюрпризов, он ведь не знает, что там? Неосязаемые, ментальные щупальца осторожно тянутся к нему, в желании легко прикоснуться и заглянуть за кулису этой сердитой мордашки. Замирают в миллиметре - а стоит ли? Или изучать всё так, как пойдет? Добавить интересу? Ммм...

- Не смотри на меня так, будто я наступил тебе на любимую мозоль. С чем пожаловал, пернатик?
Эх, не удержался! Немножечко потрогал мысли, самым кончиком чувствительного щупальца, только самую верхушечку - просто узнать, с кем хоть дело имеет. Ах! Ангел. И не из самых слабых, похоже. Силой от него прёт довольно ощутимо, хоть и природа этой силы чужеродна для Ньярлатотепа. Слишком упорядоченная, слишком, слишком... Бррр. Как скучно-белая стена больничной палаты, и как горькое лекарство на вкус. Он не любит горечь. И чем он обязан столь важным гостям? Неужели, ангельское внимание привлекло всего лишь крошечное шоу в приюте?..

- В такой прекрасный летний день как можно быть таким сердитым? - нараспев протянул Ньярл и захихикал, наморщив носик и уткнувшись в кружку с шоколадом, - Возьми пироженку, дорогой. Вот эту, лимонную. Витамин С очень полезен, знаешь ли. К тому же, сладкое способствует выработке гормона радости. Он тебе не повредит, а то ты такой дутыш...

Вновь хихикает, словно сам с собою и на своей волне. Ловит еще одну зефирку и облизывает ложечку. Так интересно!

Правило. Правила. Правил. Слишком много этого слова в его речи. Даже один раз - слишком много. У Ньярла аллергия на это слово и это понятие. Он не соблюдает даже те правила, которые выдумывает сам, а уж чужие - и подавно. Он ненавидит жить по правилам, он ненавидит упорядочивать действия, раскладывать по полочкам, и выделять полочку под то, что "нельзя".
А "нельзя" для него - красная тряпка для быка, которая маячит перед глазами и раздражает зрительные нервы, заставляя реагировать. Почему вообще ему что-то может быть нельзя? Он из тех, кто назло маме отморозит уши, но шапку не наденет. Даже отец с ним справлялся с большим трудом, хотя, кажется, он наплевал уже давно, предаваясь безумию в своих чертогах. Бунтующий подросток предоставлен сам себе, и он способен наломать дров...

Ньярл смеется, плохо скрывая насмешку в своем голосе. Его ужасно забавляет эта серьезность, с которой ему преподается информация. Как будто он уже на допросе. Они правда пытались бы допрашивать сумасшедшего? Вот затейники.
Его смех звучит нервными колокольчиками, прыгающими по стеклянному полу. Он опускает голову, чтобы сделать еще глоток из кружки, губами ловит очередной белый комочек сладкого счастья. Зачем наркотики, когда есть сладости? Люди и не-люди явно упускали нечто совершенно замечательное у себя из-под носа.

- Кому должен - всем прощаю, - сквозь смех отвечает парень и щурит глаз, радужка которого на мгновение меняет цвет на лиловый, потом на желтый, и черная точка зрачка приходит в движение, вытягиваясь нитью, как у кошки, а потом поворачиваясь горизонтально, напоминая глаз козы или лягушки. То же происходит и со вторым глазом, совершенно не синхронно. От этого взгляд в глаза отзывается легким, но нарастающим головокружением.
Мгновение, он моргнул - и зрачки вновь принимают обычный человеческий вид.
- Правила, правила, правила... - он буквально выплевывает эти слова, скалясь в отвращении, - Слишком много. Замени это слово. Например... Клёцка. А? Тебе нравится слово "клёцка"? Мне да. И сразу же станет гораздо лучше. Все существа должны соблюдать клёцку. Ха-ха!
Он вновь разражается маниакальным смехом, утыкаясь моськой в ладони и смотря на ангела с насмешливым прищуром. Что ты будешь делать, пернатый? Ты встретил безумца, от которого вряд ли можно добиться адекватной реакции. Он над тобой смеется в открытую, скалит белые зубки в улыбке маньяка.

Ньярл резко затихает и облизывает губы, а потом тянется за пирожным. Подхватив его в тонкие, длинные пальцы - подносит к губам и кусает, довольно прикрывая глазки и облизывая язычком крем с верхней губы. Вкусно... И неважно, что напротив сидит эта суровая мордашка. Он ничего не сделает при людях. Ну, не должен. Если он соблюдает собственное пра-ви-ло. А ведь он соблюдает? Такой пра-виль-ный. Закрывается, закрывается... Сжался, как ёжик, свернулся в клубок, выставив колючки - недотрога. Невидимые щупальца осторожно скользили вокруг, невесомо прикасаясь, трогая, поглаживая, а он прячется. Не хочет немного раскрыться, ммм... Упрямый мальчик. Его энергетика сильно отталкивает. Оседает горечью лекарства от кашля на язычке. Так, что хочется взять сахарницу и просто посыпать его как следует.

- Кто ты? Кто ты? - безумец кривляется, передразнивая крылатого. Этот вопрос задают ему все, кому не лень. Он каждый раз придумывает что-то новенькое, но вряд ли этот нимбоносный голем оценит по достоинству его юмор, если он ответит, что он, например... Красная бархатная софа? Ну неужели не видно! Или...

- Бразильская древесная лягушка, - совершенно серьезно отвечает Ньярл. За столом, развалившись вальяжно, сидит гигантская лягушка. У нее черно-лиловая шкура, блестящая в свете ламп, а перепончатая лапка сжимает в пальцах ложку, мешая дополнительный сахар в, и без того сладком, шоколаде.
Лягушка важно квакает и в её кваканье слышится смеющееся эхо.

- Любишь лягушек? - голос неожиданно звучит прямо над ухом, и легкий поток теплого воздуха, вырвавшийся вместе со смехом, ощущается на коже. Ньярл уже рядом, за спиной, а лягушка исчезла.
- Сделай лицо попроще, мистер Сердитые Штаны, - хихикает парень и слегка приобнимает ангела одной рукой, пользуясь его замешательством, - Скушай пироженку... Пиу!
И крем с верхушки пирожного оказывается у крылатого на носу. Безумца же как не бывало, но в следующий момент он невинно сидел вновь напротив и заглядывал в глаза своего собеседника.
- Вкусненько???
Улыбается во весь рот, демонстрируя ровные, белые зубы. Он совершенно точно испытывал терпение, проверял на стойкость. Как долго ангел станет терпеть эти выходки? Просто маленький эксперимент. А он то еще жаловался недавно, что день скучный! Как всегда - развлеки себя сам.
Смотрит. И мешает сахар в кружке, специально стараясь посильнее погреметь о стеночки.

Отредактировано Edwin McLoughlin (2018-06-18 00:42:09)

Противный какой! Ему тут такие дивные метаморфозы, такое шоу, а он... А он! Всё такой же серьезный, будто бы самолет пилотирует. Мы входим в зону турбулентности, просьба всем пристегнуть ремни...
Ньярл любил и не любил таких вот серьезных. Не любил - потому что они такие холодные и невкусные, как монолитные статуи из гранита, в них неинтересно копаться, всё разложено по полочкам. Но любил - как раз за эти полочки внутри, которые так забавно бывает перевернуть и всё рассыпать, а потом насладиться паникой того, кто привык жить в порядке, но вдруг оказался посреди ревущего вихря собственных мыслей.

Парень аж хрюкнул от смеха, когда услышал речь. Ограничить его? Поместить под надзор?! ЕГО?!! Всё равно, что пытаться удержать воду в кулаке. Его никогда еще не пытались усмирить. Ну, сейчас. Да, родители когда-то сдавали в психиатрическую лечебницу, но это ерунда. У него была репутация городского сумасшедшего, но вполне безобидного. А какие чудесные картины он писал... Все творческие люди немного двинутые, верно? Поэтому, его не трогали уже давно, не пытались лечить и просто принимали со всей эпатажностью и непредсказуемостью. Если он и попадал снова в апартаменты с мягкими стенами по какой-то причине, то всегда довольно быстро выходил. Это случалось, когда у него было плохое настроение и его выходки, из разряда странных и идиотских, переходили в разряд опасных.
Но его еще ни разу не хотели посадить на цепь.
Сама мысль об этом возмутительна.

Вредный-вредный ангел. Наверное, они все такие, а кто не такой - тот летит в бездну, как бракованный товар. Этот - со знаком качества, да. Непреклонный и непримиримый, это буквально на нем написано. Поборник правил и постулатов, прямая противоположность хаотику Ньярлатотепу. А противоположности притягиваются? Вот он притянулся, да, как магнитик. И отцепляться не желает.
Но при этом, он хранил интригу, интересную Ньярлу. Насколько хватит крылатому терпения и выдержки?

Он едва не падает, когда его хватают за руку и тянут. Эй! У него же там остались вкусняшки! Он их не доел, а это печально! Парень дует губы, упираясь всеми конечностями и не желая идти за правильным пернатиком, не желая играть по его правилам. Он вообще не играет по чужим правилам, на ходу выдумывая свои, и тут же их нарушая и переворачивая вверх дном. Он не может иначе. Сама его суть не может иначе.
Взгляд прыгает по сторонам, касается одного из посетителей. Девушка сидит за столиком, уткнувшись в ноутбук и отпивая кофе, работает, что-то сосредоточенно пишет. Её что-то касается, невесомо и аккуратно, словно кто-то трогает за плечо, привлекая внимание, и он поднимает голову, повернувшись в сторону двоих.

Ужасное порождение бездны тащит упирающегося черноволосого паренька. Витые рога едва ли не царапают потолок, за спиной дрожат вывернутые наизнанку костяные крылья, а от тяжелых копыт на полу остаются огненные следы. Какая чудесная насмешка над тобою, верно, ангел? Белое выставить черным, всё перевернуть и переиначить - да! И небесные воины, милосердные хранители, в глазах смертных превращаются... превращаются хранители...
Да-да, вот в ЭТО.
Невидимые щупальца резко впиваются в нее и глаза девы заволакивает пелена. Все библейские легенды, что читала ей в детстве религиозная бабушка, над которыми она, будучи постарше, смеялась - все они оживают в памяти и обретают уродливый облик.

- Кто я? - Ньярл вновь широко улыбается и смотрит на ангела темными глазами, а потом тянется поближе, касается губами его уха, обжигая горячим дыханием.

- Я бог...

И тут поднимается истошный визг. Девушка вскакивает, переворачивая свое кофе, роняя ноутбук со стола.
- Дьявол! Антихрист! - в порыве нахлынувшего психоза визжит она, указывая пальцем на ангела. Безумие отключает все её инстинкты, она теряется и не понимает, что нужно делать, и все решения - отчаянны и нелогичны. И вопреки поведению испуганной жертвы, она переходит в атаку, с кулаками и проклятиями набрасываясь на крылатого, на глазах у изумленной публики, которая не видела то, что видела она.
В ход пошел поднос со стола, которым она принялась яростно лупить "врага", а Ньярл, как змейка, изящно вывернулся из хватки.
- Удачи, дорогой!

Сотрудники всем скопом бросились спасать мужчину от нападения обезумевшей девушки, а Хаос звонко хохотал, радуясь устроенной суматохе. И под эту суматоху, он шустро удрал, оставив ангела разбираться с истерящей девушкой и оторопевшими официантами, которые не могли её успокоить. Она уже не видит монстра, но в её сознании полная каша, заваренная легкой рукой Ньярлатотепа.
Бежать в погоню за ним, по горячим следам? Выручить невинную жертву, которая рисковала тронуться рассудком на ближайшее время, после такой-то встряски?
Выбирай, дитя Божие, Его гнев и милость, защитник человечества.
Ведь за этим ты на земле? Помогать?

We are two of a kind
Violent, unsound of mind
You're the yin to my yang, can't you see?

Безумец убежал, оставив все вопросы без ответов. Он надавил на верное место, нашел болевую точку, заставив ангела вспылить, вспыхнуть моментально, опаляя пространство яростным огнем. Это же прекрасно! Значит, ты не любишь, когда кто-то провозглашает себя богом, ангел? Это Ньярлатотеп и делает. Он тот, кто создает и разрушает. Он тот, кто видит перспективы в том, что все старые боги исчезли. Время для новых богов - он хочет вернуть себе то, что он потерял.
Ньярл слышит в своих снах, как поют его имя тысячи голосов, далеких и забытых. Он хочет услышать это вновь...

Парень лишь обернулся из-за плеча, когда услышал грохот за своей спиной. Обернулся и широко улыбнулся, наслаждаясь разрушением, которое создал чужими руками. Расхохотавшись, он нырнул в стену дождя, растворяясь в потоках мутной воды.
Потом в газетах напишут про взрыв газа в кафе, или что они там обычно пишут в таких случаях. А вообще-то, очень жаль! Ему ведь нравилось это кафе, и пирожные, которые там в нем подают. Они были такие вкусные... Теперь придется искать новое гнездовье для периодического залипания от мирских забот и погружения в сахарную сладость таких маленьких радостей жизни.
Эх!

Он бежит быстро, но недостаточно, чтобы убежать совсем, потому что и не хочет. Потому что дразнится и играет, вовлекая пернатого в эту гонку, мелькая где-то впереди отголосками смеха, что появляются и исчезают, словно поплавок на поверхности воды.
С ним хочется играть, его хочется дергать за перья и убегать, хихикая и унося в ладонях пушистые пучки. Потом сделать из них пуховку, щекотать ею его же нос, доводя до чихания - то ли на перья, то ли от аллергии, что возникнет на этого неумного трикстера.

В один момент ангел остался один посреди пустынной улицы, затянутой пеленой дождя. Ниточка оборвалась, а впереди перекресток, и безумец мог сбежать в любом из направлений. Куда идти? Три варианта, три пути. Словно в сказке, не хватало только камня с предостережением.
Направо пойдешь - коня потеряешь...

И вдруг этот маниакальный смех звучит снова, но направление понять невозможно. Он звучит изнутри, словно трикстер пробрался в мозг к ангелу, выкопал там себе ямку и устроился, свернувшись клубочком, а теперь смеется, вероятно, вспомнив какую-то смешную шутку. А может быть он поделится, над какой шуткой смеется?
Или, быть может, покажет?
И шум дождя отходит на второй план и тонет в звуках веселой музыки, такая играет на арене цирка, из шарманки бродячего шарманщика с обезьянкой на плече, на старинной ярмарке, когда усатый шпрехшталмейстер зазывает зевак на шоу уродов.
Картина мира дрожит и тонет, и перед глазами встают иные образы: неопознанная улица, вывески на которой расплывчаты и искажены до неузнаваемости, всё тот же дождь. Усталый полицейский спешит укрыться под крышей кофейни, в которой нашли укрытие не менее десятка человек, что теперь наслаждаются сладкими пирожными и ароматным кофе, дожидаясь, пока закончится ливень.
Полицейский подходит к стойке заказов и только открывает рот, как его глаза заволакивает пелена, такая же, что у девушки в кафе совсем недавно. Выхватывая пистолет из кобуры, он неожиданно выстреливает в девушку за стойку, а потом разворачивается и устраивает настоящую кровавую бойню. Крики ужаса медленно растворяются в этой раздражающей цирковой музыке, которая становится оглушительной, а всё произошедшие события проигрываются в обратном порядке, словно кто-то включил перемотку.

Вот это - начало игры. Игры без правил, без логики, без победителя и проигравшего. Всё, что ему было показано - может случиться. И что-то внутри подсказывает, что случится это совсем скоро, если никто не остановит. А под этим "никто" имеется в виду только один небесный воин.
А вариантов направления - всего три. Право, лево и вперед. И у него лишь одна попытка. Сделай неправильный выбор, ошибись - погибнут невиновные.

Нет, Ньярл вовсе не злодей. Но ради своего веселья он мог играючи лишать смертных их жизней. Ему было бы совсем не жаль. Это же так весело!
Он вернул все естественные звуки и словно бы пропал куда-то, и смех его стих. Нужно было сделать выбор, крутануть это колесо фортуны.
Возможно, он наблюдал где-то поблизости...

Отредактировано Edwin McLoughlin (2018-06-25 16:13:48)

Иной давал выбор. Выбор трудный, выбор моральный. Что важнее - собственная злость или чужие жизни? Ловить ли преступника, или спасать людей? Но если не поймать его сейчас - то не обречешь ли ты этим самым гораздо большее число смертных на угрозу их спокойствию, их жизням? Здесь не было единственного, верного решения. Какое ни сделай - торпа все равно приведет к обрыву. Это нечестно, несправедливо, это жестоко. И чертовски весело ему - тому, кто это устроил.
Ньярл нашел ту игру, которая ему нравилась. В пыльном чулане, среди потрепанных коробок, откопал и открыл маленький ларец, выпуская беспорядок. Он любит беспорядок и любит, когда всё не так, всё не то. Вовсе не сказка из старинной книги, в которой рано или поздно всё устаканится и будет хорошо, спокойно.
Спокойно уже не будет никогда. Спокойно не будет с того самого момента, когда Хаос вырвался из своего заточения.

Крылатый сделал свой выбор. Поставил на кон десяток фишек и бросил кубик. Из двух ролей он выбрал роль охотника, а не спасителя. И Ньярлатотеп встречал его с широкой улыбкой на лице и блестящими глазами, потому что... Он не мог предсказать этого шага. Возможно, он судил об ангелах стереотипами, но был уверен, что пернатик побежит спасать людей. А он нет.
Он выбрал его.
Так мило!

- Загляни в себя и найди ответ, - мелодично пропел художник и рассыпался переливчатым смехом, звоном хрустальных бубенцов, стеклянных бусин, скачущих по мраморному полу. Он не убегает, а в глазах его нет страха, даже тогда, когда ангел достает пылающий кинжал. Будет резать, будет бить?

- Ты же знаешь! Твоего Отца больше нет. Он бросил вас, бросил вас всех! Ему наплевать, даже если ты будешь умирать в страшных мучениях - он не придет и не поможет тебе, не облегчит твою боль... А я здесь. Я не бросаю... И я не исчезаю. Потому что я - нигде и везде!
Он вновь смеется, раскидывая руки и подставляя лицо холодным каплям дождя, омывающим его. Мокрые волосы облепили шею, свисают черными сосульками, как сумрачная паутина.

- А ты... Ты их всех только что убил.

Полицейский, тронутый безумием, шел, взращивая в себе посеянное зерно. Всё самое сумрачное, что было в нем - разбухало, раздувалось, всплывая на поверхность смоляными пузырями, которые вот-вот тяжело лопнут. Жена его бросила ради какого-то молодого и красивого Альфонса, начальство на работе - сборище идиотов, что его зажимают со всех сторон, зарплату урезали, премии лишили за какой-то маленький косяк, а любимый попугайчик умер. Эти мысли наполняли его голову, начиная закипать и бурлить, словно кто-то сделал огонь сильнее.
И эти люди... Эти счастливые, улыбающиеся люди, эти довольные парочки, эти жизнерадостные подростки, которые думают, что жизнь прекрасна... Боги, как они разозлили! Жизнь не прекрасна! Она отвратительная и уродлива, злобна и жестока!
Зерно проросло, распустилось и дало плод, который взорвался слепым бешенством и ненавистью. Его рука выхватила пистолет и...

- Ах, ангел, - Ньярл наклонил голову к плечу и улыбнулся, прищурившись, - Не люблю я таких консерваторов. Пойми, что жизнь не стоит на месте и что-то меняется каждую секунду. Старое уходит, новое приходит... Почему ты не можешь этого принять?
Он усмехнулся, пальцами отводя влажные пряди за ухо.
- Нет, милый, моё время не пришло. Оно никогда и не уходило, смекаешь? Моё время - всегда. Когда-то ты примешь меня...
Он то ли говорил серьезно, то ли насмехался. Это сложно было понять. Опустив взгляд на его кинжал, Ньярл коротко улыбнулся, а потом посмотрел в глаза.
Ждал, что будет дальше. Но не бежал...

Иной смотрит прямо в глаза. Смотрит долго, смотрит пристально. Словно в зеркало, в котором - та же бездна, что естьв  нем, только лишь с той разницей, что свою он не сажал на цепь, не открещивался и не игнорировал её присутствие. Но как знаком был этот взгляд. Как же...
И он начинает смеяться.
Надрывисто, жутко, выплевывая дикий хохот и оскаливая белые зубы, вздрагивая, вскидывая голову, не отводя стеклянного взгляда.
Над чем? Да кто бы его знал! А иногда Ньярлатотеп сам не знает, над чем он смеется или плачет. Он просто выражает те эмоции, которые испытывает. Выдает реакцию за реакцией, на любую замеченную мелочь, порой игнорируя что-то очевидное. Дождь никак не прекратится, холодные капли бьют по бледным щекам, мокрые волосы вьются, липнут к коже.
А он смеется.
Над ангелом, или над какой-то забавной шуткой в своей голове.

- Придворный шут! - воскликнул Иной, растягивая губы в дурацкой улыбке, - При чьем я дворе, ангел? При чьем я дворе?! Не при том, который отняли у тебя, с которого тебя же выгнали как шелудивого пса! Не при том, где жадные твари жуют леденцы из лавы! Не при Солнце, не при Луне! Тирлим-бом-бом, клянусь своим дурацким лбом, ангел, что лучше быть шутом, чем королем без королевства!
 
Он глупо хихикает, очевидно паясничая и насмехаясь уже просто в открытую. Ньярлатотеп не придерживается никаких правил, приличия или поведения. Шут? Пусть шут! А на шута не действует закон. Он просто дурачок, который шутит и смеется, и при этом - хранит мудрость, недоступную даже королю.
И однажды шуты и короли меняются местами.

- Убил? Убил? - он передразнивает крылатого, копирует его голос, его интонацию, раскрывает за спиной белоснежные крылья, сотканные из пустоты, и капли летят сквозь них, создавая рябь на поверхности образа, словно на поверхности озера.
- И убьешь... Это всё? Это всё, небесная гончая? Для этого - ты был создан? Для этого - ты существуешь? Просто... Чтобы убивать во имя того, чье имя давно уже истлело, стало прахом и было переработано в торговую марку? Гордо нести над своей головой глянцевую картинку из журнала... Ты уже сам не знаешь, зачем ты здесь.
Он скалится в звериной ухмылке, а иллюзорные крылья за спиной плавятся и опадают чернеющими каплями, тающими в воздухе. Иной делает еще шаг навстречу безо всякого страха, максимально сокращая расстояние и едва ли не прижимаясь, оставив какой-то жалкий сантиметр, разделяющий совсем уж интимную близость.

Ангел может сейчас оттолкнуть, ударить, да хоть всадить кинжал под ребра. Всё, что угодно. Но холодные, влажные ладони обнимают его лицо, а глаза напротив смотрят почти что с состраданием. Странная смесь - сочувствие, жалость, насмешка, ирония. Безумие, безумие, безумие. В кубе.
- Я умру только с исчезновением последней галактики, смертью самого времени... Когда не останется ничего, кроме пустоты. Когда нечему будет рождаться, нечему умирать. Когда в существовании не будет ни смысла, ни бессмыслицы... Я умру, чтобы возродиться с первым же возникшим чем-то.
Он постепенно понижает тон, срываясь на шепот, смешивающийся с шумом дождя. Такой непонятный перепад поведения. Что дальше? Неизвестно.
- Я пройду еще сквозь миллионы разных обличий, ангел. А ты - заложник одной роли. Но что это? Кажется, ты так устал от нее... - он улыбается ласково, как мать, смотрящая на свое дитя.
- А может - гори всё синим пламенем? М?
Ньярл приподнял бровь, смотря внимательно.
- Он не вернется.

Смеется. Он постоянно смеется...

Отредактировано Edwin McLoughlin (2018-07-06 03:07:11)

But you'll not make it end
'Cause I'm your only friend
We are opposites but we're the same

То, что кажется крепким, может оказаться таким хрупким, что разрушится в мгновение ока, стоит слегка тронуть пальцем. И неприступная крепость вздрогнет и осыпется, как карточный домик, надави лишь на один слабый камень в фундаменте. Разрушать всегда проще, чем строить. И так легко может быть пошатнуть то, что стояло веками... Но оно дрожит, уже дрожит, раскачивается, как старинная конструкция на сильном ветру.
Ньярлатотеп это чувствует...
Ангел пытается казаться непоколебимым, уверенным в своих убеждениях, но что-то в нем предательски подрагивает. Что-то в нем искажается, превращаясь в ненасытную черную дыру, которая готова поглотить всё, что окажется на пути. Быть заложником одной роли - больно и невыносимо, особенно, когда главный режиссер покинул площадку и оставил своих актеров бродить неприкаянным тенями, которые уже перестали понимать, что они должны делать. Кого играть? Как играть? Когда уже щелкнет нумератор? Когда властный голос скажет "снято"?

Может быть, уже никогда.

- Ты уже сам в это не веришь, птенчик.
Голос Ньярла звучит ласково, словно он - любящий родитель, объясняющий ребенку, почему его любимый хомячок уже не проснется.
- Иногда приходится отпускать. Несмотря на свою любовь, несмотря на свою веру. Нет ничего вечного и неизменного, понимаешь? Со смертью времени и смерть умрет. Ах, пернатик... Вы такие упертые, такие непреклонные. Это напоминает мне историю о големе, который сторожил скелет своего создателя, веря, что он когда-то проснется. Шли века, и дом превратился в руины, погребенные под толщей земли, а голем оставался там - он верил в этот чертов скелет. Ржавел, не видел ничего, кроме тьмы, не знал ничего, кроме тишины... Но верил. Прямо как ты.
Тонкие пальцы зарываются в волосы ангела, аккуратно и нежно поглаживая, пропуская пряди. Словно они знают друг друга уже столетия. Словно это просто встреча старых друзей, а может быть даже влюбленных - когда-то очень давно, в других жизнях.

Он чуть отстраняется, обнимая лицо крылатого ладонями, смотрит в его глаза и улыбается с неопределимой гаммой эмоций. Сочувствие? Насмешка?
- Ненавидишь меня.
Вновь смеется, легко, словно говорит о чем-то очевидном и совсем неважном.
- Это хорошо. Ненависть - сильное чувство. Как любовь. Она тоже может сворачивать горы и раскалывать небеса. Чувствуешь, как твое сердце бьется сильнее? Чувствуешь, как дрожат крылья? Не оплакивай свой скелет, голем...
Может быть, это то, что нужно ангелу? Тот, кого можно ненавидеть так сильно, чтобы огонь горел в душе и не угасал? Они ведь не могут без цели. Как программы с недописанным кодом. Программист уволился, спился, умер - пропал. Оставил свои труды незавершенными, не дописал важные строки. Не задал параметр - смысл жизни.
Какая грустная история.

- Я буду ломать всё, что тебе будет дорого. А первой падет твоя вера.
Иной улыбается, говоря о таких вещах непринужденно, играючи. Как о погоде, как о вкусе булочек из соседней пекарни. И улыбка его странная, неземная, дикая. От нее - холодок по коже. Улыбка опасного психопата, который путает эмоции, натягивая одно на другое и смешивая в безумные коктейли. Будто бы он не знает, как вообще нужно правильно проявлять эти эмоции. Смеется на похоронах и плачет на празднике. Всю жизнь длится день наоборот.

- Интересно, ты быстрее свихнешься со мной или без меня?..

Он тянется ближе, еще ближе, и его глаза словно гипнотизируют, меняя свой оттенок, переливаясь плавно. Влажные волосы черными змеями струятся по щекам, по шее, а пальцы холодны и слегка дрожат...
Но у него теплые губы. Теплые, почти что горячими они ощущаются, когда он накрывает ими губы ангела. На мгновение прикрывая глаза, одаривая почти что целомудренным поцелуем с дерзкой ноткой скользнувшего юркого языка. Недолгий контакт рождает странные видения, очень быстрые, очень нестабильные и проносящиеся смазанными образами, в которых сложно что-то разобрать, и последний кадр - множество желтых глаз, больших и малых, взирающих из непроглядной тьмы, сфокусировались на крылатом и тут же всё растворилось, оставив лишь этот образ отпечатком на сознании.
Белые зубки чуть прикусывают его нижнюю губу, оттягивая слегка, с насмешкой в темных глазах, что на долю секунды показались желтыми.
Пальцы соскальзывают и тепло отдаляется...

Но Ньярл не отпрыгивал, хотя ожидал удар. Может быть, даже клинком. Под ребра, или между - прямо в сердце. Пусть.
Он тихо хихикает, прижимая руки к груди, опуская голову и взирая исподлобья. Хихикает глупо, переливающимся и сбивчивым звуком, который невыносимо раздражает, толкая в эту атмосферу сумасшествия, буквально заставляя ощутить тяжелый запах больничных коридоров, в глубинах которых слышится истерический смех и болезненный вопль.
Хихикает и отступает назад - медленно, позволяя решить - отпустить или врезать.
Остаться наедине со своими мыслями или заставить его говорить дальше. Говорить то, что хочется и не хочется слышать.
А может быть - заткнуть навсегда, может быть - отрезать язык.
Но он все равно сможет смеяться, даже без языка.