Godless |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Godless » closed episodes » [21.06.2018] You made me a believer
[epi]YOU MADE ME A BELIEVER 21.06.2018
Arthur Pendragon, Mordred
Pain! You break me down, you build me up, believer, believer
Let the bullets fly, oh let them rain
My life, my love, my drive, it came from...
Pain! You made me a, you made me a believer, believer
[/epi]
Отредактировано Mordred (2018-07-08 13:02:19)
Все идет своим чередом, Артур после смены прощается с ребятами и заруливает в клуб, на пробу, где еще не бывал. А почему нет, пить со своими весело, иногда даже слишком, но и от своей компании можно устать. Он уверен, что будь рядом с ним Ланс, он бы эту идею одобрил, а будь тут Гвейн, умер бы от счастья.
Воспоминания всегда с ним, всегда разные, он уже просыпался, в какую-то из древних войн, но его достаточно быстро убили, чтобы он запомнил что-то большее, чем большой очаг и много смеющихся лиц вокруг него.
Артур не выдает себя, он живет обычной жизнью, и только для меча носит амулет, скрывающий его в подпространстве. С ножнами и мечом он больше не расстается, страшно, все равно что остаться голым посреди улицы. Или посреди пожарной части, впрочем, это может случится с любым после каждой попойки, так что Артур не завидует сам себе, если напивается в стельку.
Сегодня у него лайт-версия отдыха. Он собирается выпить пива, немного попялиться на местных и свалить домой, спать, кажется он не спал пару суток, а может и того больше. Гиннес он заказывает на автомате, его внимание привлекает тощенький парнишка на другом конце зала, вроде ничего такого, а глаз нет-нет да цепляет.
Может цвет у них такой. Слишком яркий. Слишком глубокий. Артур отворачивается и на всякий случай изучает остальной контингент, планы кого-то склеить на ночь точно не входили в сегодняшний вечер. Девочки все как на подбор, красотки в обтягивающих джинсах, он даже подмигивает одной, когда та поворачивается, на то красотка смеется и качает головой.
Нет, значит нет, Артур пожимает плечами и снова натыкается взглядом на парня. Нет, для его постели давно уже без разницы какой пол предпочесть, другое дело, что парень теперь стоит совсем близко, как будто вот-вот сам прикоснется.
Ничего не остается как приподнять бокал и кивнуть в знак приветствия. От Тощей фигуры даже ведет немного, такой ладный, стройный, кто бы мог подумать, что такие встречаются в захолустье, по типу Дублина, им бы в Лондоне блистать на подиумах. Таланта хватило бы.
- Меня зовут Артур, - он кричит громко, потому что диджей зверствует, и музыка тут просто долбит по ушам.
А сам он не может понять, ведет его от парня или от второго Гиннеса на голодный по сути желудок. Но ведет знатно. Он даже прикасается к чужому лицу, обводит пальцами скулу, зная, почему-то зная, что можно.
Что говорит бармен, Артур уже не слышит, но тот явно недоволен заигрываниями и барной стойки и гонит их подальше, еще дальше, а лучше из клуба. Что-то типа посыла «Снимите номер», ну оно и понятно, парень приоткрывает губы и Артур залипает так мощно, как будто не трахался два дня назад ни с кем.
- Пойдем. – Он тащит парня за руку из клуба, не спросив ни имени, ни адреса, никакого черта тут происходит. Это наваждение, магия, он бы списал на сестрицу, но ее в его окружении не водилось. Он бы списал на фейри, но те давно закрылись подальше от людей.
Это не магия, это что-то другое, что-то человеческое и вполне себе животное. Артур выдыхает, прислонившись к стене клуба.
- Ну так что?
Сегодня - первый день, когда Каин дышит.
Не осторожно, украдкой, боясь сорваться на скрежет сотней драконьих зубов от голода, а глубокой грудью, спокойно дышит.
Нет, вопрос питания всё ещё стоит ребром, но вот паренёк, тот ангелочек утренний, что забрал часть его печати, целую половину - и на руке теперь лишь половина отметины, словно выцвела татуировка - он здорово его выручил.
Каин чувствует себя свободным, как не чувствовал три тысячи лет.
Он даже не представляет, что будет с ним, когда он избавится от проклятия полностью. Потерянный и одновременно нашедшийся, он блуждает по городу, бродит по улицам, смеется чужим шуткам. Забредает в какой-то паб, пьет пиво, уставившись в телек, совсем как обычный человек. А потом его будто ударяют по спине кнутом.
Этот мужчина напротив. Светловолосый, голубоглазый. Напоминает одного человека до жути. Давно мёртвого человека, которого он любил, и которому не суждено было реинкарнироваться, обычные люди по-обычному и умирают. Каин подходит ближе, слишком близко, как для правил приличия, но сегодня он наполовину лишился отравляющего жизнь проклятия, сегодня ему можно всё.
Артур - звучит громом.
Каин почти оглох.
Он смеётся, широко и открыто смеётся, потому что это похоже на сказку. Впрочем, такое с ним уже встречалось. Он уже встречал людей, похожих на него, и всякий раз - именно такой эффект. Таращился, как баран на новые ворота, ни с чего. Если везло, знакомился, парочку даже затащил в постель. На этом обычно всё обрывалось, так как отличия были слишком разительны. И хрустальный образ вернувшегося мертвеца из прошлого рушился. Каин снова и опять чувствовал себя разбитым... Но каждый раз сознательно поддавался наваждению.
- Киран, - представляется он в ответ, орать ему не нравится, потому он склоняется пониже к чужому уху, заодно мазнув по нему губами. Странное у них знакомство, может, дело в выпивке, но блондин тоже ведёт себя так, будто его зацепило.
От прикосновения к собственной скуле он чуть прикрывает подрагивающие веки. Его мучат воспоминания, разрывают изнутри, разрывает тоска по прошлому... Это всё из-за мальчишки, забравшего часть проклятия. Всё из-за него, из-за него Каин почти тронулся умом, во всяком случае на пути к этому. Потому что он даже не оцифровывает, что его, двухтысячелетнего дракона-людоеда, сейчас самым наглым образом клеят на одну ночь, безо всякой романтики, как мальчишку с соседнего двора.
"Слишком стар", - подумал бы он раньше, усмехнулся бы, глядя спокойными, старыми глазами, развернулся, исчезая в толпе.
Но у этого Артура (неужто и вправду таково его имя? и ведь шутит старушка судьба!..) такой удивительный цвет радужки глаз, такой голубой, и такие плечи.. Становится даже интересно, кем он работает? Столяр, строитель..? У кого ещё могут быть такие руки. После работы пришел снимать стресс. Кольца нет - наверное, спрятал; Каин чувствует чужую руку на своём запястье, слышит вопрос.
Снова смеётся.
Сегодня ему можно дать лет двадцать. Ну, может, двадцать пять.
И здравого смысла в его голове ровно столько же.
- Может и да. А может и нет. Сперва кое-что проверим, не люблю время попусту тратить.
Киран притягивает блондина к себе за шею и целует в губы. Долго. Проникновенно. Ласкаясь с ним языком, изучая неожиданно мягкий, податливый рот. Глаз он не закрывает, хотя в какой-то момент хочется, и всё это время смотрит на Артура, как же поразительно похож, не точная копия, нет, но мимика, жесты. Киран зарывается пальцами в светловолосую шевелюру, надавливает подушечками пальцев, ещё больше контроля, интересно, ему нравится контроль?
Отрываясь, он пытается отдышаться. Он пьян, дьявольски пьян, и дело совсем не в пиве.
Двадцать пять? Да что там, все восемнадцать.
Глаза у него смеются.
В клубе по-прежнему слишком шумно, и тоже приходится кричать, чтобы его услышали.
- Как думаешь, это было "да"?
Парень оказывается смешливым и зыбучим, как песок, в который один раз наступил и больше не выбрался. Почему он таким кажется, Артур не знает, знает, что тонет, что спастись уже не получится, да и к черту спасение, тонуть тоже сладко, складно, нужно.
Он смотрит на него не отрываясь, на тонкие запястья, на невозможные скулы, на глаза, особенно на глаза, такие яркие, такие искрящиеся и сам тянется за поцелуем, сам слизывает смех с губ, сам дышит им, пропитывается этим безумием.
Он сошел с ума, но это так приятно. Шел в бар расслабиться, не спал пару суток, пожары участились и их всех загоняли по тревоге. Но вместо того, чтобы уйти, чтобы забыть, он всматривается в глаза, тянется к телу, как будто это что-то необходимое, нужное, древнее и давно забытое.
На руке скрипит старый браслет, нет, не сломается, старый браслет, который скрывает и меч и ножны не может сломаться, потому что выкован драконами, потому что подарен ему, потому что он может только добровольно отказаться от подарка драконов. Так ему пояснили, в один из дней его возвращения, с тех пор он всегда с ним. Он находит его в каждой жизни, он находит его на себе, у себя, в ближайшей лавке и получает, как погремушку, как украшение, как подарок.
А сейчас он находит кого-то, кого ему нужно изучить, нужно, до такой степени, что Артур целует не думая, целует, прижимая к себе крепко, так хочется, так хочется большего.
- Поехали отсюда, а? Давай же. – Артур тянет парня за собой, странное имя Киран впивается в голову и не дает о себе забыть.
Должно было быть все иначе, он должен был выпить бокал пива, посмотреть футбольный матч, выпить еще один бокал и свалить домой спать. Спать ему нужно было, а не тащить в дом парня, чтобы однозначно провести ночь хорошо, но не так как надо. А если завтра на вызов? А если завтра что-то снова случится? А если чертов город никогда не успокоится и сгорит дотла?
Он не думает ни о чем, заталкивает парня в такси и вот они уже дома, у него дома, потому что ближе, потому что тут две комнаты и кухня и одна из комнат свалка вещей, которые он должен был выкинуть тысячу лет назад, но не выкинул. На стене покосившаяся картина, на ней замок, Камелот, как зовет его Артур, но на самом деле это не он, даже не репродукция, просто камни.
Но успокаивает.
Он прижимает парня к двери, стягивая с него куртку, и целуя, вылизывая его рот, старательно, страстно, нежно, да, как угодно. Парень таков, что оторваться невозможно, Артур добирается до его узких джинс и тянет за петли, тянет за собой.
- Пойдем, там удобнее. – Где там он не знает, спотыкается об диван, плюхается на него и роняет парня сверху, такого гибкого, такого нужного сейчас. – Красивый.
Артур почему-то во время секса никак не может заткнуться. Хочется говорить, говорить, говорить, много всего говорить, но вместо этого его снова целуют и стягивают что там на нем, футболку, форменку он оставил в машине, ну хоть это радует.
Стягивают с него футболку, прижимаются ближе, распаляет на раз два, тут даже думать не хочется, только трогать, гладить, ласкать и трахаться. Больше всего хочется услышать, как парень будет стонать под ним, изгибаться, просить большего.
Артура ведет от одной картинки в голове.
Он бы попробовал его на вкус прямо на пути домой, такой уж он был, нетерпеливый, временами излишне пылкий, но такси едет слишком быстро, потому Кирану только и остаётся, что внаглую скользнуть ладонью по чужому бедру, очерчивая его внутренню сторону, и немного выше, да, ему чертовски интересно знать, что и кто ждёт его дальше. О, он в предвкушении.
Дома - темно, но даже в полумраке лунного света из окон Киран замечает необжитое помещение, свалку вещей, какие-то коробки. Здесь не живут, здесь существуют, временно, всё ожидая, что что-то изменится, что-то наконец-то станет лучше. Он чувствует себя здесь почти как дома. И на удивление комфортно с незнакомцем, высоким, светловолосым пожарником - кажется, Кирану удалось распознать куртку-спецовку - со смешным именем. Артур. Ну надо же. Не иначе родители поиздевались над собственным сыном, завидев светлые волосенки и ясно-голубые глаза. А оно возьми да и вырасти... В настоящего Артура.
- Артур, - тихо стонет Киран в чужое ухо, легко прикусывая зубами мочку, пока его шею вылизывают, с нажимом, прикусывая нежную кожу, оставляя едва заметные пока что следы. Какая, чёрт возьми наглость. Как, дьявол разбери, хорошо!.. Пальцы у Кирана дрожат, он скользит ими по чужому телу, скользит по крепкому торсу, оглаживает сквозь ткань майки грудь и живот, нащупывает пряжку ремня и расправляется с ней до постыдного быстро, почти мгновенно.
Тянет пояс брюк вниз - вместе с бельем, помогая своему новому знакомому раздеться.
Нагота его возбуждает ещё больше.
И Киран спешит, будто сказка, волшебное забытье, вдруг закончится так же внезапно, как началось.
Словно всё это окажется чьей-то жестокой шуткой.
Помогая Артуру избавиться от одежды, он и сам кое-как выпутывается из собственных брюк, кое-как - потому что параллельно целует блондина, жадно изучает его губами, прикусывает мягкий рот, скользит языком по шее, оставляет алый след на ключицах, опускаясь ниже..
На диван они валятся вдвоём, почти обнажённые, Каин жалеет, что выключен свет, но, вообще-то, плевать.
Сегодня день, который стоит отметить красным в календаре - ощущение голода от проклятия пересилил другой, куда более приятный голод.
Киран не успевает заметить, как оказывается вжатым в узкую койку дивана, чёрт, как же неудобно, как же мало места, почему это заводит ещё больше?.. Он облизывает собственные пальцы и скользит ими по животу партнёра вниз, хоть какая-то, но смазка; направляет его, приподнимая бёдра, подстёгивает; на лице - оскал возбуждения, чёрт, ему давно не хотелось никого так. Ему (почти) никогда не хотелось лечь так под кого-то из смертных.
Каин, вообще-то, не помнит, когда ему в последний раз не так, как сегодня - до одури, до закушенной до крови губы - хотелось трахаться, он не помнит, когда в последний раз его в принципе терзало плотское желание, отличающееся от гастрономического голода. Он списывает всё на проклятие, чёртово проклятие Яхве, без него дышится, без него хочется жить.
Без него можно дышать.
Каин дышит, глотает раскрытым ртом воздух, и тихо, надрывно стонет от нарочито неторопливого почему-то темпа, что за неуместная нежность с таким, как он?.. Он крепко сжимает пальцами чужие ягодицы и тянется вперёд, подстраиваясь под темп, под порывистые толчки, тесно обнимая ногами любовника за талию.
Он почти тает под ним, отвечая на каждое из движений то ли стоном, то ли всхлипом.
Ему слишком хорошо, до влаги, выступившей в уголках глаз.
Он тяжело, прерывисто дышит в чужую шею - на поцелуи сил не осталось; стонет всё громче, сжимая пальцами чужие плечи, оглаживая спину, в какой-то момент надавливая на загорелую кожу коротко остриженными ногтями - но всё равно, следы останутся. Каин орёт его имя, без стыда и совести орёт ему на ухо, запрокидывает голову назад, подставляя бледную шею под поцелуи, под жаркое дыхание, под укусы, сегодня он согласен на всё, даже если ему перегрызут глотку, он умрёт счастливым, дьявольски счастливым.
- Артур!.. - Каин забывается, забывается в чужих объятиях полностью, слишком похоже на прошлое, слишком болезненны воспоминания, таких, как он, больше нет и не будет. Ведь не будет?.. Плевать. Каин обнимает любовника обеими руками, крепко прижимает к себе, скользит ладонями по напряженной мускулистой спине - нарочито ласково, почти бережно... Оглаживает следы собственных царапин, смазывая выступившую кровь.. Поднимается к шее, снова зарывается в светлые волосы. Такие же светлые, как у него. Очередной толчок, ещё один, Каин стонет громче, орёт, выгибается, подставляется под чужую, ставшую вдруг жесткой - но оттого только лучше - ласку - и совершенно растворяется в пространстве и времени в момент кульминации удовольствия, наступившей, наверное, слишком быстро для него. Чертово пиво. Он вздрагивает в чужих руках, объятиях, не перестаёт дрожать, пока это не заканчивается. - Артур!.. Мой король!.. - хриплый, едва слышный выдох, ищущий взгляд, пальцы, крепко сомкнутые на чужой шее, оглаживающие линию челюсти, скулы, ласково касающиеся век... Как похож!.. Как жаль, что всё это - несбыточная сказка.
Отредактировано Mordred (2018-07-11 00:09:11)
Что-то есть в этом всем, что-то притягательное, что-то выходящее за рамки обычного траха на одну ночь. Артур не понимает, чем его так цепляет мальчишка, тем что тонкий, тем что напоминает давно позабытого, тем что напоминает о старой ране, которой больше не было на этом теле.
Что-то есть в том, как они лихорадочно сдирают с друг друга одежду, как цепляются руками, скользят, старясь запомнить, изучить чуть больше, стараясь впитать в себя ощущения: шелковистость кожи, влажность рук, спертое дыхание, еле слышные хрипы.
Он даже не замечает, как они переходят от ласк, к сексу, как он скользит зубами вдоль чужой шеи, прикусывает кожу, оставляя на ней еле видные следы, он не замечает, все получается само собой, как будто так нужно было, как будто это и было нужно. Он двигается внутри чужого тела, цепляет губами чужие вдохи, удерживает бедра… Он как будто снова дома, во дворце, на своей постели, со своим любовником, все как прежде, все как было тогда, он прикусывает ногу чуть выше колена, оставляя метку, он двигается, задыхаясь, сбиваясь с ритма, желая продлить всю эту сказку.
Он там, где он должен быть, и хриплое, чужое, полузабытое «Артур», почти тем же голосом, бьет куда-то под грудь, под солнечное сплетение и сбивает дыхание.
Артур сбивается, ловит губами чужое-свое имя, кончает, даже не замечая, как сказка разрушается, оставляя голую реальность и в этой реальности отчетливо слышится «мой король». Любовная лихорадка заканчивается, дальше начинается жизнь, в которой нужно что-то сделать, что-то сказать, но вместо этого он молча смотрит на распростертое тело, которое только что целовал, гладил, ласкал и думает, много думает, быстро думает, как стратег думает.
Что это? Шутка? Правда? Сказка стала реальностью? Пора доставать меч?
Он поднимается с дивана, натягивает трусы, что первое под руку подвернулось. Выглядит все это до безумия смешно. До безумия дико, как и вся его жизнь.
- Если это была шутка, то это была поганая шутка, меня еще в школе ею достали. – Говорит он спокойным тоном, продолжая натягивать джинсы. Его не смущает, что любовник голый, он красивый, изгибы тела такие, что к ним хочется еще раз прикоснуться, провести ладонью по животу, огладить выступающие косточки, поцеловать, оставляя еще один след на нем.
Его не хочется выпускать из рук, из комнаты, из квартиры. И в тоже время «мой король» бьет так сильно, так больно, что Артур трет солнечное сплетение и не придумав ничего лучше, предлагает кофе.
Он так и не понял, шутка то было или сказа становиться явью. Он отворачивается в тот момент, когда ярко мелькает метка, на чужом теле, он на замечает ничего, погруженный в себя, весь взбудораженный, он даже турку ставит на огонь пустую, как будто это что-то ему даст.
- Черный или со сливками?
Не так он хотел провести вечер, не так он хотел провести ночь, можно было бы продолжать, лежать, но уже в постели, прикасаться, изучать друг друга. Артур был очень тактильным, он бы запомнил это тело руками, как слепой запоминает предметы. Но вместо этого он варит кофе, стоя босой на кухне и думает о том, что может в жизни пора что-то изменить.
Может тогда они прекратят подшучивать над его происхождением. Но откуда он узнал фамилию?
Этот вопрос тоже не давал ему покоя.
- Тебе кто-то подсказал, да? Мы знакомы, я вытаскивал тебя из пожара и тебе кто-то из ребят сказал, так?
Вариантов ведь не так много в самом деле.
Вариантов не много, нет, вариант, на самом деле, один.
Те же глаза, те же руки, тот же голос, трахается, как король. Кирану хочется повторять его имя - едва слышным шепотом, утянуть за руку - обратно на узкий диван, на себя, чувствовать, как сбивается дыхание от тяжести чужого тела, радоваться, ликовать внутри себя - он живой! Настоящий!.. Он дождался.
Киран удивляется собственной слепоте, или неверию, вот же как выходит, он слишком долго ждал и потерял веру, что он вернется? Смешно. Смешно, что теперь он тоже лихорадочно думает, что делать, как сказать, а, может, не говорить? В голове уже крутится предательская мыслишка, это будет так просто, так сладко. Прятать метку - у него получится, в так - закосить под дурачка, под студента или репортёра с нестабильным графиком работы, видеться - по ночам, не выпускать его из постели, он ведь не догадается сам, правда?.. Киран слишком похож на обычного человека.
И никогда больше не называть его своим королём.
Киран слишком хорошо видел, как его передёрнуло, как побелели скулы.
Никогда не рассказать всю правду...
- Просто похож, - усмехается Киран, скользя по нему взглядом, чёрт, зачем он сразу одевается, куда уходит? Кофе?.. - Чёрный. Вместо сливок можно что-то покрепче.
Натянув джинсы и растянутую майку, Киран, перед тем, как пройти в кухню, заходит в ванную, умывается холодной водой, приглаживая растрёпанные волосы. Странно, что он его до сих пор не узнал, впрочем, тогда он выглядел по-другому, весил больше, пожалуй, за счёт мышечной массы, в которой теперь потребности нет, а ещё длинные волосы, борода. Где Артур прячет свой меч - он догадывается, точно так же сам он носит спрятанный кинжал. На какой-то момент он призывает его и держит в руках, осторожно, безо всякой нежности, так можно держать ядовитую змею. Этим оружием он убил Артура, убил с подачи Яхве тысячу лет назад, и что теперь? Винить во всём давно потерянного бога, оправдывать свой крысиный выбор? Отмахиваться таким очевидным - если бы это не сделал я, сделал бы кто-нибудь другой? В войне против Яхве не выигрывал никто, можно было лишь оттянуть катастрофу, возведя себя в ранг великомученика.
Грудь больно сдавило где-то в районе сердца от паршивых воспоминаний. Об убийстве брата он сожалел меньше, тот был просто пастух, но Артур... Он достаточно обманывал его и водил вокруг пальца в прошлых жизнях, теперь - только честность.
Кинжал скрывается, будто его и не было. Киран направляется в кухню, где его любовник стоит у плиты. Передвигаясь нарочито шумно, так, чтоб точно было слышно шаги. Так, чтобы не было излишнего эффекта неожиданности. Он хочет обнять его со спины, коснувшись губами шеи, того самого места, где растут светлые и мягкие, похожие на пух волосы.
- Никто мне не подсказывал. Ты сразу показался мне похожим на человека, очень дорогого мне. Человека, которого я никогда больше не надеялся встретить. И либо я сошел с ума, что очень вероятно за все эти годы, - руки Кирана скользят по чужим рукам, оглаживают ладони, переплетают пальцы со своими, сжимают. Он легко прикусывает зубами чужой загривок.
Ворует крохи ласки, последние, такие болезненные, потому что дальше пути назад не будет. Артур не такой человек, он не предатель, он честный, и он не простит его предательство. Потому Киран пользуется последними мгновениями близости, шумно втягивая носом его запах, греясь о его ладони, всё это, тепло, запах кожи, кружит голову похлеще любого виски.
Последний шаг в пропасть.
Так просто.
- ...Либо это действительно ты, Артур, - он разворачивает руку, показывая внутреннюю сторону предплечья. Пульсирующую метку, от которой осталась лишь половина.
Сердце замирает.
Каин не дышит.
Ради прощения он готов отправиться даже на новый круг перерождения, но тогда на убившего его падёт тень проклятия.
- Я бы предложил тебе ударить меня, - едва слышный шепот. Глаза закрыты, Киран всё ещё пытается заново запомнить его запах, ощущение тепла, мягкой горячей кожи, тела к телу - это было настолько привычно, насколько теперь и недостижимо. - Ножом, тем же ножом - в сердце, я его сохранил. Но это убьёт и тебя тоже. Ноль шансов на взаимность, мой светлоглазый король.
Черный так черный, думает Артур, помешивая варево на плите. Кофе он варит отвратительно, но кого это волнует, когда ночь на дворе и заниматься больше нечем. Может ему послышалось? Он не спал двое суток, вызов мог поступить в любое время, в любой час, может стоит выставить парня и забыть обо всем этом?
Забыть «мой король» сказанное так, как будто это было правдой. Как будто были покои, как будто были слуги, и с утра протрубит рог на охоту пойдет Ланселот, а он останется в постели, потому что получил легкое ранение в плечо.
До самого рассвета следующего дня.
В нем так много воспоминаний, так много любви к тем, кого уже нет, так много ненависти к тем, кого уже нет, что иногда он не знает, как живет дальше. Зачем он живет дальше? Зачем он проснулся на этот раз? Он даже не пошел в военные, чтобы не попасть под первую же пулю. Зачем он жил? Зачем и чему служил?
Какое провидение выдернуло его из вечного сна? Он ведь не существо. Он ведь король, он спит покуда не нужна его природа, он спит.
Он должен спать.
Киран подходит со спины, жмется, так правильно жмется, так выверено и верно, как будто это было миллион раз, как будто он видел это миллион раз, прикусывает загривок оставляя след, от чего Артур вздрагивает. Все так привычно, все как будто было вчера.
Он прикасается к его рукам, переплетает пальцы, и говорит, но лучше бы молчал. Говорит и не затыкается.
- Нет.
«Молчи. Просто исчезни на утро. Молчи», - думает Артур и сжимает чужие руки чуть сильнее.
Но шансов нет не так ли, никаких шансов, никаких поблажек, не в этой жизни не для этого человека. Артур вздрагивает и отстраняется. Он знает эту метку, он знает этого человека, у него все сводит внутри от того, насколько хорошо он знает этого человека. От того, насколько болит до сих пор – удивительно.
- Прошло много лет, Мордред. Ты сменил имя, но не ее. – Артур не усмехается, он вообще не двигается, стараясь дышать ровнее. Он не может справиться с гневом, он не может справиться с тем, что его предали, что его предали так подло, так резко, так громко, на поле боя, когда они могли бы победить.
Когда они должны были победить.
Он хватается за бок, который когда-то был проколот и хрипло выдыхает.
- Я не убийца и не предатель, я все еще я. – Артур держится за слова отца, за справедливость, за корону, которой у него нет. Артур держится из последних сил. Он знает какие хрупкие кости у Мордреда, как легко пойдет кровь от одного удара, он знает его кожу на вкус.
Он даже знает, как он хрипит, когда кончает. Он слишком многое знает об этом человеке, чтобы убить его.
- Чего ты хочешь на этот раз? Войны нет, убивать больше не нужно, предавать тоже, магия тебе доступна в прежней форме, чего ты хочешь на этот раз? Что тебе нужно от меня?
Артур срывается, и только когда он срывается, проглядывает золотой дракон на груди, вытатуированный на одном из обрядов. Знак Пендрагонов, знак истинного рода, знак которому поклонялись и будут поклоняться те, кто знает истинную силу короля королей.
- Что ты задумал на этот раз? Втереться в доверие? Пожить полгода и сбежать? Что, Мордред? Мне интересно.
Артур всё понимает.
Всё вспоминает.
И Мордреду становится его... жалко? Чёрта с два. Такие, как Артур, недостойны этого неприятного, унизительного чувства. Скорее сам Киран чуть сжимается от страха, от ожидания, что будет дальше? Его не простят. Не так просто. Он готов вспороть себе грудную клетку кинжалом, вытащить оттуда сердце и протянуть его, ещё бьющееся, на ладони. Умереть, чтобы потом возродиться чистым, без груза этой вины.
Без?..
- Её я сменить не в силах - она причина всего, первопричина моих поступков, почему всё так закончилось тогда, - оброняет Киран, прячет взгляд куда-то в пол но и там находит стопы Артура, ровные, чуть длинные стопы с таким же ровным рядом аккуратных пальцев, он всегда был идеален, полностью, до конца. Это порода. Это что-то, чего у него никогда не было.
Легко уловимый жест - он касается места, куда была нанесена рана. Мордред готов истерично хохотать, смеяться, вместо этого лишь замирает на месте, глядя взглядом больной, побитой собаки.
Ему надо бы вспомнить о самоуважении. Развернуться и уйти, раз его посылают, раз ему не рады - через минуту после того, как они так по-звериному трахались на дешевом диване.
Ему следовало бы..
Самоуважение закончилось ещё где-то на жуткой зависимости от Яхве. Теперь Каин больше не его марионетка, но с Артуром всё по-другому. Представьте себе чудо, в которое не веришь, но неистово ждёшь его. Десятки. Сотни. Тысячу лет.. И вот он прямо перед тобой, человек, которому ты по приказу самого жуткого из божеств проткнул кинжалом печень.
В тот момент, когда он считал, что ты защищаешь его спину.
Предательство? Пожалуй. Но всё же это не был удар в спину. Мордред тогда смотрел в глаза, запоминая последние мгновения. Прислушивался к шепоту бледнеюших губ. Мягко удерживал обмякающее тело в руках, укладывая на сырую, промозглую, холодную землю.
Он не заботился так о брате.
Он не пекся так о Христе.
Артур действительно был особенным.
Но не знал о нём ничего: лишь видел драконью форму несколько раз. А вот прелести биографии, из-за которой его уже можно сторониться за километр и не подпускать к себе... Всё это Артуру было неизвестно.
Киран не уверен, что сейчас время, место начинать второе и настоящее знакомство.
Он не знает, как сказать, что Камелота больше нет, Яхве больше нет, и он хочет просто остаться рядом. Верной собачонкой. Влюбленным мальчишкой, как когда-то.
Что он хочет вернуть ему его замок.
Вернуть былое величие и власть - кто заслужил её, если не он?..
Артур больше не подпустит его к себе на расстояние вытянутой руки. В лучшем случае.
Киран сникает плечами. Губы его украшает тусклая улыбка, в глазах - боль.
Тысячу лет он ждал именно этого.
Страха, отвращения, недоверия. Того, что его оттолкнут.
Парадоксальным было то, что он заслужил - это всё - сполна. И готов был сносить. Тоже сполна.
Поток недоверия, подозрения, вопросов, Киран прерывает - возгласом, почти вскриком.
- Я любил тебя! - Киран замолкает на секунду, тяжело дыша. - И сделать это было больнее всего. Можешь мне не верить. Никого больше нет, из тех, кто нагнетал обстановку. Нет Яхве, волею которого я сделал то, в чём до сих пор себя виню. Но есть ты. Неожиданно возродившийся, знаешь, я не верил, что это возможно. Или ты думаешь, что там, в баре, и вот сейчас, это было притворством? Всё было по-настоящему, Артур. И до этого - тоже всё.
Он хмыкает, прикрывает глаза, снова приближается к любовнику. Осторожно, словно его вот-вот ударят. Берёт за руку. И прижимает пальцы к тёплым губам. Легко бодает их кончиком носа.
Он почти готов заплакать, но глаза, чёрт бы их побрал, слишком сушит.
- Но ты многого обо не знаешь. Я готов рассказать тебе всё. Знать бы, что тебе это хоть капельку интересно, - он отпускает чужую руку, делает шаг назад, упираясь в кухонную стойку.
"Я любил тебя".
"Я люблю тебя до сих пор".
- Нет, Артур, я не надеюсь на твоё доверие, я проклят и доверие твоё потерял. Я всё прекрасно помню. Надеюсь, ты тоже.
Отредактировано Ciaran O'Flaherty (2018-07-13 22:51:03)
Он слишком долго не жил, вдруг понимает Артур. Он просыпался, воевал, умирал и спал дальше. Он слишком долго не жил и теперь растерялся. Что делать, что говорить, как быть дальше. А что будет дальше? Будет ли оно, это страшное дальше.
Он слишком долго не жил.
Последние тридцать пять лет, школа, пожарная команда, спасение людей, он не решился пойти в Сирию, хотя душа рвалась в бой, он не решился на другие акции, хотя должен был быть именно там, в бою, среди воинов, среди таких как он. Он оставался в Дублине, присматривал за престарелой матерью и рисковал жизнью на пожарищах. Может быть так он проживет дольше?
Его только сейчас коснулась эта мысль. Кольнула изнутри.
Может он проживет хоть что-то.
Он все еще держится за бок, все еще прикасается к ровной коже, где когда-то был кинжал. Прикасается и вспоминает, тихие всхлипы, прощание, прости, которые слышал, когда умирал. Тихие всхлипы, которые рвали сердце и хотелось остаться.
Он не умел ненавидеть, в этом была его трагедия. Он не умел ненавидеть, он умел только прощать. Потому и был Великим королем, потому что был величайшим из идиотов.
- Что она значит? Что значит твоя метка, Мордред? Что ты снова должен меня убить? Что ты снова должен дождаться момента и проткнуть меня? Так вот он момент, я не буду сопротивляться. – Артур разводит руки в стороны, разрешая все, хочешь убить, убивай, только не надо, не надо искать оправданий.
«Я любил тебя» - бьет наотмашь, бьет так сильно, что Артур вздрагивает. Вся эта дикая история смерти, оживления, смерти, вся эта боль, вся эта странная боль, которую он носил в себе все это время, «я любил тебя».
- Но и я тебя тоже. – Шепчет Артур почти уткнувшись в чужую макушку. – Я доверил тебе свою спину в бою, я верил в то, что мы победим, я был знаменем и та знаменосцем. Но ты предал меня. Предал, потому что что-то было важнее.
Артур не улыбается, не отбирает руку, не делает ничего. Просто стоит полуголый на собственной кухне. Кофе давно убежал и плита залита крупицами черной жижи, придется потом отмывать. Он не спал уже пятые сутки подряд, он не сможет уснуть, кажется вечность, потому что важно то что сейчас.
Доверие не доверие, до этого или к этому они приползут, может быть потом.
Важно понять.
- Я не могу понять одного, зачем тебе это? Зачем тебе это все, Мордред, Киран? Что случилось с тем, кто был одним из лучших моих рыцарей? Что сталось с тем, кого я любил? Что ты сделал с собой?
И задавать вопросы сейчас, кажется правильным, самым нужным, самым главным. Да к черту кофе, к черту все это. Главное понять.
Он так хотел понимания, чуть-чуть, хотя бы капельку, ему ведь по сути не долго жить, до первой войны, до первой победы, а потом знамя снова осядет, уляжется в свою могилу и будет спать, до новых свершений.
Артур Пендрагон постоянное непостоянство, вот что он теперь. И поэтому квартира не обжита, и поэтому как жить дальше он не знает и поэтому он готов умереть каждый день, даже вещи собраны на случай если.
Вот такие критерии
Артур стоит перед ним, открытый, готовый для удара.
Он выглядит так, словно уже принял клинок, уже умирает. И Мордред понимает, что ошибся. Он не готов рассказать всё. Ему немного страшно, нет, он в ужасе от того, что он сделал. От того, кто стоит сейчас перед ним, что он сделал со своим королём, со златокудрым голубоглазым королём в сверкающих доспехах, что побеждал в турнирах?.. Артур так и не смог пережить предательство. Никто из них не смог. Мордред - в обществе Артура он называет себя только так - вдруг осознаёт, что он не просто убил человека, убил короля. Убил живую легенду. Обрёк на существование, сколько раз Артур возрождался и жил так? В квартире, где даже не распакованы вещи? Сколько раз забывался в баре, чтобы снять кого-то на ночь, и ещё больше забыться?
Мордреду всё ещё не стыдно.
Но очень, очень страшно.
У него даже дрожат пальцы.
Он мечтал о возвращении короля, но не верил в него. И всё равно готовился, собирая прошлое по крупицам. Сейчас в его памяти воскресает один из замков, что были в его собственности уже очень давно. Много времени, много забот ушло на то, чтобы превратить его в почти точную копию Камелота. С просторными залами и стенами из грубо вытесанного камня, скрытыми гобеленами из такого же грубого полотна.
Сейчас там пыльно... Вокруг - заросшие кустарники, садовник не бывал там очень давно. Но Мордреду всё равно хочется взять своего короля за руку, и повести туда, наняв через мага портал, аккурат в замок, в его замок, привести к его трону на возвышении, напомнить о прошлом... Былое величие не так сложно вернуть. Знал бы Артур, что происходит в Дублине, и как сейчас нужны его лидерские таланты, его твёрдая рука. Но дело не в его неосведомлённости. Дело не в том, что он не знает.
Он не хочет.
Прикрыв глаза, уткнувшись лбом в чужой лоб, втягивая такой родной запах, Мордред вспоминает - шелест шагов в его покоях, лёгкий скрежет металла, когда приходилось снимать или надевать доспехи, круглый стол, длинные трапезные столы, что ломились от яств, золотую корону, которая шла по-особенному только Артуру...
Он уничтожил его.
Не просто убил, проткнув клинком, а уничтожил короля, как он, вашу мать, вообще мог?
Мордред инстинктивно делает шаг назад.
Хватается за заточенный камень, висящий на шее, ещё одна причина всех бед, ещё одна метка проклятия, не такая заметная, но всё же.
- Хочешь правду, - вздыхает он. Ему кажется, что его выгонят после этого. Выгонят и не захотят видеть никогда, впрочем, что там, он это заслужил. - Я проклят. Эта метка - символ жуткого проклятия, обрекающего на вечный голод, и при твоём дворе я появился по воле создания, наложившего его. И единственного кто может его снять. Когда ты отказался... Когда ты не захотел следовать вере Яхве, он разгневался и решил, что твои дни сочтены. Я не оправдываюсь, Артур. Я рассказываю, как было. Я верил в две вещи - во-первых, что он наконец-то за годы долгой и верной службы снимет с меня метку. Во вторых, что, живя с нею, я рано или поздно сам убью тебя, причём не по своей воле!..
Мордред опять срывается на крик.
И едва удерживается от трансформации. На какое-то мгновение его очертания подёргиваются рябью. По коже будто проходит волна чёрных чешуек, а морда удлинняется, вместо овального лика являя взору жуткий звериный оскал.
Мордред тяжело дышит, хватая ртом воздух. Он признаёт вслух собственную ошибку и не просит за неё прощения. Убивать Артура не стоило. Стоило стоять бок о бок с ним, кто знает, как бы всё повернулось?..
Слишком поздно.
Он всё сломал. Собственными руками. Снова.
Мордред качает головой. Тянется рукой к плите, выключая конфорку. Кофе, сегодня, больше не будет. Да и ничего хорошего больше сегодня не будет. Кроме его скупой, убогой, унизительной исповеди.
- Я был неправ. Мне стоило сделать другой выбор. Я понял это спустя годы. Я понимаю это сейчас, стоя напротив, глядя в твои глаза. Но сделанного не воротишь, Артур. Я по-прежнему я. А ты по-прежнему ты. А не вот это вот всё. Не вещи в коробках, не необжитая хибара. Ты достоин большего.
Еще одна смерть, еще один сон, сколько их было, сколько их будет? Сколько раз он будет нужен, сколько раз он еще проснется. Кажется, во второй мировой ему виделся Ланс, но он даже не решился к нему подойти, потом он встречал Гвейна, живого и счастливого с женой и сыном, потом он не встречал никого. Боялся.
Добоялся.
Встретил того самого, от которого бежал. От которого даже Мерлин не уберег, от которого никакая судьба не спасла. Встретил и сам не заметил, как снова проникся, этой хрупкостью, этими глазами, этими волосами, кудрявящимися у затылка. Проникся, слушал его, а внутри все болело.
Как от того кинжала, как от того самого кинжала, когда он лежал на руках, харкал кровью, отдавал приказания, не проиграть, не проиграть эту битву, отстоять Камелот, отстоять королеву. Пусть не его, пусть него его королеву, но отстоять.
Он так не хотел умирать тогда. Он так не верил в собственную смерть, что, когда забвение пришло, оно стало отправной точкой. И через какое-то время Артур возненавидел его, со всей силой, со всей своей силой возненавидел точку забвения, которое было все короче и короче день ото дня. Или так только казалось?
Мордред тянется к нему, утыкается лоб в лоб, воспоминания настигают даже теперь, легкие шаги, кожаная обувь шелестит по каменным ступеням, Артур легко сбегает с них, вскакивает на коня, у них утренняя охота, и солнце только-только золотит крыши замка, а он уже проснулся, он уже готов к приключениям. Сонные рыцари подтягиваются к своему королю, и они стройной кавалькадой проносятся по сонному замку, мимо стражи напрямик в леса, где водятся кабаны, куропатки, олени.
Артур это так четко помнит, именно это утро, когда в волосах молодого еще Мордреда играло солнце и он заливисто хохотал над шутками Гвейна. Наверное, тогда было оно? Тогда оно и было, чувство, которое он потом не смог одолеть? Наверное, тогда оно и случилось? Да?
Он не знает.
Он столько раз перебирал в памяти эти воспоминания, дорогие его сердцу, дорогие его жизни, что так и не нашел той точки, когда он споткнулся и все пошло не так. Когда он доверился и все пропало. Он не нашел.
Ничего не нашел.
Только шелест сапог по камням и веселый задорный смех.
- Твой бог? Тот самый, что пришел к нам с огнем и мечом, заставил наших женщин стыдится себя и попытался заставить нас покорится? Тот самый бог, которым ты сейчас оправдываешь мое убийство? – Артур качает головой. – Это не важно, Мордред, пойми, это не важно, кто убил и почему убил. Уже не важно. Теперь это просто больно.
Артур морщится от собственной откровенности. Ему больно осознавать, что человек, который его предал, который убил его, все еще ценен, все еще дорог, все еще в сердце. Все еще на своем месте, никуда не делся и не ушел.
- Я достоин того, до чего дослужился. Я больше не король королей, моего королевства нет, как нет моих рыцарей. Есть только ты, но я прошу тебя, уходи. Уходи как можно дальше, не тереби душу, слишком все сильно, накатывает, как будто вернулся домой с тобой, а я не дома, не там, где хотел бы. Уходи Мордред. Твой выбор был для тебя правильным, раз он был твоим.
- Мой бог, - горько усмехается Каин. Усмехается, соглашаясь, не отрицая ничего. Не отказываясь.
Его бог. Его надсмотрщик и его персональный - нет, не палач, а мучитель, заперший его наедине с мерзкой меткой на тысячелетия. Артур на собственной шкуре не знает, что такое - подобное давление, он бы понял.. может быть.. Мордреду кажется, он сейчас дурак. и ничего Артур бы не понял, так бы и остался собой, со всем грузом справедливости на широких плечах, который он несёт. Человек слова. Воин. Рыцарь. Король королей...
Мордред в основе своей - простой земледелец. Ремесленник. Кузнец. Он мог сколько угодно разгуливать в латах и умел фехтовать на уровне с рыцарями круглого стола, но он изначально был слеплен из другого теста. Пожалуй, слишком податливого, потому что иначе всё это, все эти ошибки, эти катастрофы, не случались бы с ним постоянно, правда?
Да и не случаются уже. Артур был последним, после чего Каин понял, что проклятие проклятием, а себя он всё же ценит больше. И имеет право не становиться марионеткой в чужих руках. Вот только было поздно.. Руки обагрены кровью, а тот единственный, кто помог ощутить самоценность, рядом с кем он чувствовал себя живым - умирает на его руках. Исчезает на сотни лет, а потом встречает его снова - для того, чтобы прогнать.
Вежливо. Негромко.
Так справедливо.
Мордреда мутит.
Он уже чувствует выстроившуюся между ними дистанцию, но уйти сейчас, сдаться сейчас, кажется ему таким болезненным решением, невозможным, он ведь послушает его, подчинится, уйдёт, и оставит здесь, в этой заваленной хламом квартире остатки своей души, которая у него ещё, оказывается, есть.
Потому что, оказывается, ещё может быть так больно.
Мордред решает отсрочить собственную казнь. Не торопиться. Он льнёт к Артуру, приближается к нему, берёт за руки, легко, невесомо касается пальцами внутренней стороны его ладоней, запястий; скользит ими вверх, больше не крепко, больше не сминая пальцами кожу, он не имеет на это право - снова; он прикасается к нему, как к драгоценной статуе, образу божества, которое так легко осквернить неосторожным жестом проклятого... И правда, он не должен находиться рядом.
- Мой бог, который заставил меня предать собственного сына, позволить его казнь, потому что так было надо, так укреплялась вера. Яхве. Раз уж мы заговорили о честности. Легенду о Каине помнишь? - он усмехается, вкрадчиво, даже немного мечтательно, его жизнь для кого-то легенда, сказка, надо же. В ней нет гордости, в ней нет героизма и она не имеет ничего общего с рассказами про рыцарей Круглого Стола. Но она по крайней мере настоящая. Мордред обхватывает пальцами шнур на шее, скользя по нему вниз, сжимая пальцами вытесанный из камня крохотный маятник-медальон, чуть красный на конце, до сих пор, отмеченный кровью первого братоубийства. Навсегда. - Моргауза - не моя настоящая мать, а это тот самый камень, Артур, это - груз моей вины. И я ничуть не пытаюсь от неё отделаться. Или перенести на кого-то другого, нет, милый король, я никогда этого не делал.
Мордред тихо выдыхает. Выпускает камешек из пальцев, которые от нажима уже начало жечь. Карты раскрыты. Козырей в руках не осталось.
Мордреда уже не мутит - лишь стягивает ледяной хваткой где-то в груди, отчего тяжело и совсем не хочется дышать.
- У меня было больше времени подумать, что было правильно, а что нет, ладно?.. - он качает головой. Наклоняется вперёд, касаясь губами чужих, ещё влажных губ, на одно лишь мгновение позволяя себе последнюю вольность - утыкаясь кончиком носа в чужую щеку и крепко прижавшись мягкими губами. Артур прав, слишком сильно, слишком крепко меж ними натянута нить связи, будто и не было всех этих лет... Мордред отрывается от него усилием воли, пошатываясь, посмеиваясь, как пьяный. Надо было его обмануть. Замазать метку камуфляжем. Воровать крохи его тепла. Вдыхать родной запах.. Наконец-то - родной. Воспоминания о Камелоте ранят больше всего, именно он в памяти навсегда остался домом. - Всё не так просто, так что твои мечты о том, что всё в прошлом, несбыточны, забудь, как сон. Я не хотел становиться твоим рыцарем, но стал. И другие рыцари твои есть. И сёстры. А теперь и ты показался... От судьбы не убежишь, мой король.
"И я не стану тебе препятствовать. Не проси.
И прощаться не стану."
Мордред разворачивается. Уходит, не оглядываясь, это оказывается невероятно сложно сделать. Тихо прикрывает за собой дверь и, оказавшись на улице, снова понимает, что он один.
Но теперь это почему-то так ранит!..
Холод сковывает его до самых пят.
Отредактировано Ciaran O'Flaherty (2018-07-26 23:22:39)
Вы здесь » Godless » closed episodes » [21.06.2018] You made me a believer
