Это был Дублин, но он не был похож на себя. Не было летнего яркого солнца, не было зелени, не было ничего. Все вокруг было затянуто какой-то мглой. Запах смерти вился между домами, касался людей, смешивался с ощущением безумия, одержимостью, что была написана на лицах простых прохожих. И вороны, везде были вороны, клевали трупы, каркали в небе, раскидывали свои крылья, чернотой нанося еще больше страха и ужаса. Смерть поселилась в Дублин, смерть и страх, и больше ничего. Такого Тамара в жизни своей не видела, не чувствовала еще ни разу, будто конец света стоит на подходе. Она шла по улицам, босиком, с распущенными волосами, а ноги утопали в реках крови, оставляя алые разводы на белой коже, будто бы намекая, что конец близко.
Вот он, за порогом. И смерть уже стучится в дверь.
Ворон садится прямо перед нею на дерево, смотрит внимательно, будто все понимает. Изучает, наклоняя голову, и в его немигающем глазу Тамара видит неизбежность смерти, того, чего не избежать. Мало вещей могут напугать ее, но от этого у нее мороз по коже. Она срывается с места, бежит, не узнавая улиц этого города, бежит туда, куда тянется алая дорожка крови, чужой, людской, чудовищей. Падает, разбивая колени о булыжную мостовую, капли крови капают на лицо. Тамара удивленно поднимает голову, похоже, что пришло время кровавых слез, небо не видно, все затянули собой крылья воронов. А где-то там звон стали, крики. Тамара поднимается, хромает, но бежит.
Вихрь. Чужеродный, пропитанный древним существованием, вихрь кружит людей с мечами, те яркими звездочками блестят на фоне тьмы, которая поглощает все вокруг. И хохот. Хохот никому из них не принадлежит. Или это карканье воронов? Чертовы птицы, настолько отвратительные, настолько нелюбимы, но сейчас их так много, и они все кружат над местом битвы, которая искажает все вокруг…

…это не сон. Дурная реальность, искаженное видение заставляет Тамару корчится на полу ванной. Она медленно приходит в себя, прижимается щекой к прохладному кафелю пола, пытается понять, что это значит. В висках набатом стучится боль, мешает дышать, мешает встать, но Тамара заставляет себя собраться, удерживает детали видения в сознании. Не понимает, что видела, но понимает, что увиденное должно случится. И с этим надо что-то делать.
Она тратит еще двадцать минут для того, чтобы все же встать с пола и забраться под душ. Струи холодной воды окутывают Тамару, постепенно прогоняя головную боль, возвращая сознание в норму, теперь, по крайней мере, она дрожит не от видения, а от холодного душа. Теперь нужно понять, кому сообщить это странное видение, как сообщить, и не стоит ли ей самой убраться из города. Что-то грядет, и долгие годы Тамары предпочитала исчезнуть из тех мест, которые оказывались под ударом, но сейчас кажется, что это не выход. Возможно, то, что тут начнется, затронет не одну столицу Ирландии, но весь мир.

Если так задуматься, то у Тамары есть выбор, кого осчастливить этой новостью, начиная с архангелов, заканчивая Морин, но выбор падает на Люцифера. Что ж, если грядет тьма, то пусть Князь тьмы с этим и разбирается. Она звонит, просит о встречи, неудачно шутит, говорит, что знает место, где продается очень вкусный кофе. После видения ей отчаянно хочется туда, к солнцу, и она садится на самом видном месте в парке на скамейке с двумя стаканчиками кофе. Подставляет лучам лицо, но глаза оставляет скрытыми за темными очками, чтобы никто не видел страха, который там все еще остается. Смех, пение птиц, шелест листьев, лай собак, крики детей – все это такое настоящее, живое, как и лебеди на пруду, которым Тамара бросает хлеб. Ничего живого не было в ее видении.
- Доброе утро, - она тянет улыбку, адресованную подошедшему Люциферу. – Ты мастерски появляешься из ниоткуда, но запаха серы я не чувствую. Или это заблуждение?
Тамара протягивает ему кофе, дает время на то, чтобы Хэмилтон успел сделать глоток и насладиться, напиток и правда очень вкусный.

- Не уверены, что тут дело в твоих братьях, я вообще не очень понимаю, что это будет.
Люцифер ворчлив, наверное, встал не с той ноги или Тамара рано позвонила. Сама она терпеть не могла подобные пробуждения, но если вспомнить, голос у него был достаточно бодрым.
Впрочем, какая разница, он уже тут, она тут, пора говорит. Но Тамара пытается подобрать слова, чтобы звучали как-то более-менее, а не создавали впечатления безумия, которое она и сама все еще чувствует привкусом на губах.
- Все возможно, чем чаще встречаешься с представителями Ада, тем меньше обращаешь внимания на серу, главное, чтобы ковер не портила.

Она рассматривает носки туфель. Знает на них каждую царапинку и все равно рассматривает. Делает глоток, изучает лебедей, тут все такое яркое и красивое, словно контраст с ее собственным видением.
С чего же начать? Знаешь, я тут видела пиздец, не ты ли его причина? Хотя нет, точно знаю, не ты, там было что-то другое, что-то еще более древнее, хотя кто знает, сколько вообще кому лет, тут уж запутаться можно.
- Это он, наверное, но это и правда не ты.
Теперь уже и кофе горчит, а остается больше половины стакана. Насладиться не успела, все испортили собственные мысли, вот чертовщина какая-то. Тамара качает головой.
- Обычно я мало кому рассказываю, то у меня случаются видения. Стихийные, непредсказуемые, ими почти невозможно управлять, я пыталась. Иногда, конечно, выходит, но очень редко и совсем не то. Утром сегодня случилось новое. В Дублине что-то произойдет. Я видела город, он был в объятиях смерти, и это не метафора, Льюис. Это, действительно, смерть. Не в том виде, в котором можно ожидать, не всадник, не ангелы смерти, если таковые у Небесном воинстве имеются. Жители города сходили с ума, ведомые чем-то древним, безумными, бесконтрольным. И главное, везде были вороны, много ворон, от их черных крыльев некуда было деться.

Тамара выбрасывает стаканчик в урну. Кофе уже не спасти. День, похоже, тоже. Словно солнце теряет яркость, стоит вспомнить о том, что она видела. Хочется выкинуть видение из головы, но оно урывками просачивается снова наружу. Рука тянется к сумке, к припрятанной пачке сигарет, но Тамара все еще не закуривает.
- Я не знаю, что это. Увы, видения не дают полного расклада, более того, не дают предугадать исхода, но там все было плохо. Это мрак, это тьма, нечто такое, чего я не видела ни разу, а я видела достаточно. Но даже мне было страшно в видении.
Сигарета крошится в тонких пальцах, обоняние улавливает запах табака, тонкий запах, не раздражающий, но и не успокаивающий. Лучше бы закурила, но зажигалки нет, она уже успела проверить сумку.
- Так что это и правда апокалипсис местного значения, в котором ничего не останется от Дублина. А потом он станет чем-то большим. Это только начало. – Последние слова звучат зловеще, попадая в миг тишины. А потом все вокруг снова вспыхивает обычным звуковым сопровождением летнего дня.

- И смерть. И безумие. И что-то еще. Не пойму только, что именно.
Тамара ненавидит видения. Даже не за то, что она долгое время чувствует их послевкусие, но за то, что невозможно с ними разобраться. Что это лишь обрывки, которые не дают точной картины, которые приходится трактовать по-своему, зачастую неправильно, ошибочно, от того целостность картины нарушается, трудно собрать все в единое целое.
Но она не может этого не видеть. А когда видит, не может молчать.
Поэтому она тут, на одной скамейке с принцем Ада, не знает, что ответить на его вопросы, чтобы хоть как-то конкретизировать картинку будущего.
- Вороны. Очень много ворон. Кажется, их тут больше, чем в реальности, они на каждом шагу. А еще это, кажется, женщина. Не знаю, почему, но кажется, что это она. Божество? Существо? Не знаю, Льюис. Я бы хотела дать тебе больше, но в моем сознании это лишь обрывки, ничего конкретного.

Она тянется вновь за образами, которые хранит ее сознание - не вытряхнуть, будет помнить до конца жизни. Тянется, чтобы снова ступить на улицы Дублина в своем видении, почувствовать запах гари, услышать и увидеть чужое безумие, и снова вороны над головой крыльями машут.
Кого сопровождают вороны? Один? Нет, не он.
Кто еще?
Тамара злится на собственное незнание, злится, но не в состоянии найти ответы.
- Времени и правда нет, максимум пара-тройка дней. Это еще оптимальный вариант.
Женщина стучит ногтями по скамейке, что-то даже похоже на ритм. Это успокаивает, но не помогает, просто ритм, который дает какие-то посылы мозгу, чтобы не беситься и не орать.

- Гипноз? Мое оружие против меня же? - Тамара усмехается. Качает головой. Ей кажется, что Хэмилтон что-то знает. Что-то такое, за что он цепляется, поэтому не удивлен. А потом до нее доходит. Надо же... - Убийства. Они были ритуальными? Вели к чему-то. Ты ждал этого прихода?
Хотя какая разница, ждал он или нет, по их душу явятся. Какая жалость, что Тамара не умеет забирать в свои видения посторонних, не владеет телепатией, не может спроецировать на чужое сознание увиденное. Было бы все проще при таком раскладе, Люцифер все смог бы высмотреть сам, чтобы зацепиться.
- Что-то древнее, что-то... питающееся от этой земли. - Что? Вот только что? - Определенная сила, возникшая здесь. Что-то свойственное этому месту. Сильное, безумное, одичавшее. Кажется, это самое подходящее слово. Она впитывала в себя страхи людей, она будто бы призывала их всех к себе. Не знаю я, что еще сказать.

Тамара вскакивает, но не для того, чтобы уйти, она просто делает несколько шагов перед Люцифером, пытается сосредоточиться.
Потом оборачивается:
- Тут не хоронили никакую древность? Я не знаю... что-то, что могли прикопать друиды? Кто их мог пугать так, чтобы они похоронили его на своем заднем дворе, забыли и забили, а теперь это выползло наружу? Ничего другого я сейчас не могу придумать, я не сильна в истории Ирландии и в ее особенностях. И неужели вы с этими убийствами ничего не выяснили, какой это был ритуал?

Тамара качает головой.
- Все. Все, что могла, я тебе уже сказала.
У нее начинает болеть голова, накатывать тошнота от бесконечных попыток понять что-то еще, что поможет Люциферу. Но никакого результата. Ей нечего добавить к тому, что она уже сказала. Разве что попробовать вечером выцарапать у мироздания еще одно видение, но в содержательности оного Тамара искренне сомневается.
- Сильна.
И слово похоже на стон.

А потом Люцифер говорит то, что заставляет женщину распахнуть глаза. Посмотреть на него, посмотреть на небо, такое голубое и ясное, что кажется - ничего не должно произойти такого, чтобы мир рухнул. Не верится, что через несколько дней произойдет то, что изменит так многое. Может, стоит позаботиться о чем-то, поговорить, попрощаться, не, что за глупость, Тамара, ты же не параноишь, не паникуешь, пока, по крайней мере, никакого повода.
- Божество. Богиня. Нужно поднять книги, мне кажется, у нас достаточно информации для поисков, может, кто-то знает, помнит, видел. Я постараюсь добиться от... собственных видений дополнительной информации, чтобы было больше фактов, если получится... как только получится, я тебе позвоню.

Отменит на сегодня все сеансы, запрется дома, будет изводить себя бесплодными попытками, которые, может, дадут результат, вдруг так карта ляжет. Тамара ненавидит такие периоды, похожие на наркотическое опьянение, впрочем, наркотики самое то для такого дела, придется напрячь свои связи, чтобы лежать на полу в ванной, сходить с ума от собственных картинок в голове, от передозировки практически на грани клинической смерти. А в ванной потому, что пол холодный, это единственное место в квартире, где холодный пол и ей будет не так паршиво, как обычно. Она сможет там отлежаться, надо только телефон держать рядом, чтобы позвонить в скорую, если что-то пойдет не так.

Тамара берет свою сумку.
- Спасибо за кофе, полагаю, тебе пора и мне пора, как только что-то еще увижу, наберу. - Она касается едва руки Люцифера, благодаря за то, что поверил, хотя верить в такие вещи всегда не просто, особенно, когда не ждешь, но кости брошены, игра начата, отсчет пошел. Тамара кивает, даже не улыбается, у нее нет сил на улыбку. Разворачивается и уходит с гордо поднятой головой ровной походкой, хотя ее все еще тошнит, ее мучает головная боль. Но это мелочи, потом будет еще хуже.