Люцифер знал, был предупрежден, готовился и оказался не готов, впрочем, как и всегда. К безумным богам нельзя быть готовым, нельзя подготовиться к тому, что она почти обрушит ментальные щиты, которые были установлены у него тысячи лет назад. Нельзя подготовиться к тому, что она разорвет реальность, раздерет ее на куски и все существа как единое целое содрогнуться.

Но можно быть готовым к тому, чтобы собрать круг сильнейших из них и попробовать решить эту проблему. Он никогда не убивал бога, время, кажется пришло. Телепортация далась с трудом, клуб Лилит его пристанище, его место комфорта, его истинный дом, его жена, которая не жена, родившая ему сына. Его Лилит, он пришел сюда не зря, здесь было место свободы, место тишины, здесь они могли собираться не боясь ничего, даже того, что у них крылья, клыки и когти.

Ее клуб впитал в себя многие силы существ, впитал в себя все, что только мог, поэтому Люцифер выбрал его, чтобы собрать всех. Сначала он позвонил брату, Белиал, дорогой Белиал. Он конечно же почувствовал, он конечно же был в курсе, он конечно же согласился на это безумие.

- Мы должны убить эту сучку, мой дорогой. – Проговорил Люцифер в окончании разговора и беспрепятственно нашел Лилит. Посреди клуба, бледную прекрасную статую, с Алыми крыльями за спиной.

- Ты сиятельная как всегда, дорогая, но сегодня особенно. – Каждая деталь, каждая черта подчеркивала ее статус, и кнут, о да, ее великолепный кнут был при ней, почувствовала, тоже почувствовала, а может и знала. У них свои пути, свои заслуги. – Я мечтал о хаосе, дорогая, но не о таком хаосе, не о боге, который свихнется, не о богине, которая ринется рушить то, что я строил. Ты ведь со мной, Лил? Ты ведь всегда со мной?

Он спрашивал для проформы, зная ответ наперед, ему нужно было только уточнение, ему нужно было только чтобы она кивнула и все. Он поверит ей сразу, без слов. Между ними не нужно слов. Люцифер задумался, Белиал, Лилит, он сам, нужен кто-то еще, ах да, специалист, им нужен специалист по рунам и северным сказкам.

- Йормунгард, приветствую тебя друг мой, записывай адрес, у нас намечается веселое приключение, мы попытаемся спасти город, а может и мир. В хорошей компании, обещаю тебе. – Люцифер звонил улыбаясь, зная что на той стороне, бледный и хрупкий мальчик скорей всего скалится.

Уничтожить мир должен был он, много тысяч лет назад, но не срослось. Уничтожить мир должен был Люцифер, но он слишком любил жить, чтобы заниматься подобной ерундой. Уничтожить мир должны были многие, но вот он стоял, на месте, вымощенные дороги, башни из стекла и стали, машины, люди. Мир был на месте.

И богам не было места в этом мире.

- Лил, нам понадобиться комнатка потише, и фолианты, все твои фолианты, которые ты собирала долгие годы, остальное принесут с собой приглашенные гости. Белиала ты должна помнить, наглый, обаятельный лжец, никогда не узнаешь говорит он правду или шутит. И Йорм. Йорм красивый, тебе понравится, натурально белый, до синевы, гладкий, и двигается как змея. Точно понравится. Так вот нам нужно место и найти что-то, что остановит эту тварь. Как бы мне не хотелось этого признавать, но я пока не готов делиться Дублином ни с кем, даже с богом, даже с древним богом. Увы и ах.

Они прошли в затемненное помещение, в котором тут же разгорелся свет, чуть приглушенный торшерами, уютно и тихо, самое то, чтобы работать неспешно, выискивая то, что нужно.

- Всегда у тебя находятся закутки где я еще не был, либо ты достраиваешь клуб в тайне от меня, либо я всегда бываю в одних и тех же помещениях, как хитро с твоей стороны.

Белиал сидел на крыше университета, наблюдая за тем, что происходит внизу. Хаос пожирал Дублин, и разрушение города была лишь вопросом времени. Ему не нравилась эта атмосфера безумия, но разве его кто спрашивал? Бел не сомневался, что скоро найдутся те, кто не согласится с ним, во все времена найдутся те, кто хочет воспользоваться хаосом. Не будь опасность так реальна, он и сам не преминул бы воспользоваться ситуацией. Но по своему опыту Белиал знал, что играть с богами - сложное дело, чуть зазеваешься, будешь убит или заточен. Поэтому он предпочел не соваться в пекло неподготовленным.

Было и кое-что другое, беспокоившее его. Ритуалы призвали бога, а значит пропажа богов не обозначает их смерть ни в коем случае. Значит их можно найти, заставить притащиться в этот мир, а заодно подобрать ключики к раю, преисподней, а может и еще к какому миру, доселе неизвестному. Понимание, что кто-то другой нашел способ, подобрал нужное хитросплетение ритуалов, в то время как Бел уткнулся в тупик изрядно раздражало.

В кармане зазвонил телефон. Демон ожидал что рано или поздно кто-то захочет его помощи - потому что действительно верит в эту помощь или потому что нет выбора - неважно. Он был слишком сильной фигурой, чтобы игнорировать. Ответив на звонок, Бел услышал в трубке голом Люцифера и улыбнулся. Этот расклад устраивал его куда больше прочих.

- Я согласен, - произнес Бел, хотя они оба прекрасно понимали что говорить это вслух было чистой формальностью. Он не отказывал в помощи брату. К тому же, появление в городе бога было прямым следствием того, что ни Люц, ни Белиал не справились со своей задачей. Не разобрались и не остановили ритуалы, хотя вообще-то демона лжи позвали в Дублин именно для этого. Стоит ли говорить, что Бел терпеть ненавидел оставаться в дураках?

Демон усмехнулся, услышав последние слова Люцифера, но вслух не комментировать не стал, хотя язык чесался спросить много ли убитых богов на счету Люца и насколько он хорош в этом. Боги были сильными существами, и чтобы убить хотя бы одного нужна сила ничуть не меньше. Это в теории, а на практике - не факт, что впринципе реально убить бога. Но прощупать почву ничуть не повредит. Если способ и вправду есть - это будет полезное знание.

За спиной демона раскрылись черные крылья. В лучах заходящего солнце блеснул обсидиановый отблеск на перьях. Бел поднялся на ноги, с усмешкой посмотрел вниз и сделал шаг с крыши. Ощущение полета было приятным, чертовски приятным, и после недолгого падения Белиал взмыл вверх, направляясь к клубу Лилит.

Демон спикировал вниз и приземлился на асфальт перед самым клубом. Полагая что полет поможет ему избежать участи ввязаться в хаос, Бел немного просчитался. Разумеется он не боялся - люди не были ему противниками, и какое ему дело до начинающихся беспорядков? Но ввязаться в этот хаос означало стать его частью, и заодно слегка задержаться, что было совсем некстати.

В глазах мужчины, приближавшегося к демону с куском арматуры наперевес не было ни капли разума - только безумие, настолько явное и яркое, что Бел поневоле нахмурился.

- Молниеносный отек легких, - произнес он, предоставляя несчастному человеческому организму самому выбрать причину внезапного приступа. Острая аллергическая реакция, сердечная недостаточность, молниеносно развивающееся воспаление или внезапно настигнувшее осложнение банального орви - да что угодно. Болезнь прилипала к человеку в тот момент, когда Белиал озвучивал её название, а болезней он знал больше чем любой медицинский справочник.

Мужчина двигавшийся к нему захрипел, тяжело и глухо закашлял, на автомате прижимая руку к горлу. По скромным подсчетам Бела у него оставалось около двух-трех минут жизни. И эти две-три минуты будут не самыми приятными. Удушье, слабость, головокружение, страх смерти и прочие радости жизни, но у демона не было выбора. Он не был уверен что боль остановит безумца, значит только смерть. Мужчина осел на землю, его кожа приобретала синюшно-серый оттенок, а хрипы, которыми сопровождался каждый вдох становились все более редкими. Безумие в глазах так и не угасло - до тех пор, пока в них оставалась хоть кроха жизни. Дождавшись, пока исчезнет и она, Белиал переступил через труп, выцепляя грешную душу и беспрепятственно двинулся ко входу.

А у ангелов явно поприбавится работы, - подумал демон, вновь вспоминая наполненные безумием глаза. Его самого это не волновало вообще, пока не преграждало ему дорогу, как пару минут назад.

Картина, представшая перед ним почти не внушала оптимизма - Люцифер и Лилит на фоллиантами, незнакомый парень, собирающий разбросанные у порога листы. Он внимательнее скользнул глазами по юноше, рассматривая его сквозь призму, и многозначительно хмыкнул, узрев змеиные кольца.

- Здравствуй, - произнес он, обращаясь ко Змею. - Я Белиал, брат Люцифера, - раз уж им теперь вместе разгребать навалившееся дерьмо, было бы неплохо хотя бы познакомиться. - Рад видеть тебя в добром здравии, дорогой брат, - взгляд метнулся к Люциферу. - Неспокойные нынче времена настали. Даже не могу припомнить когда мне в последний раз пытались пробить голову арматурой, - демон неодобрительно покачал головой прежде чем повернуть голову к Лилит, - Сколько лет, сколько зим. А ты все хорошеешь и хорошеешь, - Белиал улыбнулся. Лилит была кем была, и Лилит родила его брату сына - этого было вполне достаточно, чтобы Белиал положительно относился к ней. - Итак, - он взял в руки один из фолиантов. - У вас есть план?

Отредактировано Anthony Moran (2018-08-02 02:39:18)

Он звал только тех, кто мог помочь. Он звал тех, кто был искусен, сведущ, кто был начитан и знал, что делать. У него был слабенький план, который дополнит Лилит, как та самая, что взрастила, уничтожила и стела бога. Она дополнит его крохотную надежду на выживание, Йорм заполнит ее кровью, а Белиала не даст и всем впасть в экзальтацию.

Люцифер любил Белиала, за его ранимость, за его мозги и прагматичность. Особенно за прагматичность, которую тот так или иначе выдавал в себе всегда.

- Приветствую тебя, брат, проходи. Приветствую и тебя, друг, рад что ты смог к нам присоединиться. Лилит, моя дорогая Лилит, ты божественно прекрасна, и мы будем рады, если ты выдашь нам краткий курс молодого борца с богами.

Люцифер знал где собирать и кого собирать. Чего у него было не отнять, так это чутья, чутья на неприятности и на то, что ему придется их решать. Хорошо, что в этот раз без белокрылых и без излишнего трепа. Лилит была кратка, как никогда, не рассыпалась в любезностях, не пыталась скрыть страх, не пыталась выдать в себе закоренелого борца с подобным, Люцифер любил каждый ее жест, как любил скептицизм Белиала, и хрупкость Йорма.

Он сегодня был полон любви, потому что именно она придавала ему сил. Именно она становилась ему опорой, проводником, искрой, и прочим. Именно любовь вела его по дорогам, по тропкам жизней, меду неприятностями, между смертями. Его божественная искра, которую подарил ему отец.

Любовь, которая скрепит все это разрозненное. Скрепит, сцепит намертво, сделав Лилит безвозмездно жертвой.

- Мне жаль, малышка. – Он касается ее лица, обводит кончиками пальцев ее скулы. – Мне так жаль.

Проводники – это те, кто умирают первыми. Это те, кто, не справляясь с потоком слов и сил, умирают, отдавая силы оставшимся в круге. Проводники видят больше, видят все, но у них не бывает глаз, потому что все что они видят, они, видя внутри себя. Люциферу больно от осознания, что он жертвует важное, что он жертвует мать своего сына, что он должен это сделать, ему больно. Он не готов, но у него не так много выбора.

Кинжал в руках такой тяжёлый, не потому что металл не такой, не потому что он так сделан, нет, баланс идеальный, руны на нем тоже, все подготовлено, все так, как должно быть, но он не хочет, внутри он не хочет.

Не хочет этим металлом прикасаться к идеальным чертам Лилит, не хочет портить идеальную картинку, не хочет делать ничего, что могло бы ей повредить. А придется.

- Я никогда не смогу с этим быть. – Он шепчет, целуя ее в макушку. – Тебе придется потом быть тем, кто излечивает.

Он сжимает рукоять сильнее.

- Ну что? Все готовы? Все на местах? Белиал, как тебе фолиант, классная штука не так ли? – Он должен это выдержать, должен это выдержать и провести до самого конца. Он Люцифер, Сатана, Тьма, которая ниспослана Богом на землю.

Он должен. Но это будет не легко.

- Раз так, тогда приступаем.

Лилит стоит на коленях, в красном, вся красная, кроме кожи. Кожа бела как снег, потому что всегда такая, потому что она идеально белая, даже под солнцем, потому что она прекрасна этим контрастом. Он знает, что причинит ей невыносимую боль, он знает, что она будет кричать, будет просить, но он уже не сможет остановиться.

- Мне нужна чаша. – Он тянется за той, что стоит на краю стола, глубока тарелка, куда он поместит глаза. – Это будет так больно, родная, терпи.

Он прижимает самый кончик кинжала к ее глазу, видит испуг, видит, как она закусывает губу, как панически закрывает глаза. Но он не дает, раскрывает глаз второй рукой и осторожно ведет острым лезвием по окружности. Он знает, что внутри много мышц, что внутри самое сложное, и он делает все ювелирно, но на живую.

И лучше бы резал себя. Как больно смотреть на ее пустую глазницу, как больно смотреть на лицо, по которому стекают потоки крови, оседая на красном халате.

- Еще чуть-чуть маленькая, потерпи. Белиал, ты нашел? Читаешь? – Люцифер не может отвести от нее глаз, она сегодня и жертва и самое ценное, она не должна умереть, это все, что он знает. Она не должна умереть, но он аккуратно прислоняет уже окровавленный металл ко второму глазу и ведет им, впиваясь под кожу, разрезая внутренние мышцы, делая ее слепой.

Ему больно, ему страшно, на нем кровь демонессы, которую он обожает, за которую он готов убивать и, если ничего не получится, если все сорвется, если все покатится в ад, он начнет убивать, каждого, каждого кто был здесь и не сделал ничего.

И каждого кто был там и ничего не сделал.

- Если ничего не выйдет, Лил, я это так просто не оставлю. – Он обнимает ее лицо, заглядывая в пустые глазницы и тихо шепчет. – Я выжгу весь мир, чтобы уничтожить эту тварь, вместе со всеми, кто в нем есть, только бы ты была цела. Выживи, дорогая.

Ее глаза пусты, она больше не смотрит на него, его руки в крови, он сам тоже немного в ней же, ритуал начался.
Белиал начал читать.

Когда в голове только зазвучал шепот его темного прошлого, а сам он счел себя безумцем, этот голос поначалу был тихим. Шелестом песка, зовом ветра. Иногда он налетал, нарастая до оглушающего гула, от которого невозможно закрыться, и отступал обратно, прячась где-то в глубине сознания, чтобы Риган его не слышал, но чувствовал. Ее голос был иным. Если бы Ангра-Манью попытался объяснить простыми словами, на это было похоже первое ощущение Морриган, он бы сравнил ее появление с чертовски реалистичным кошмаром. Неправильным, но он не ощущал этого. Словно, пока он спал, в него пробрался чужой вредоносный код, подменяя его собственные желания – своими. Запустилась простая программа, чьей единственной целью было помешать причинить любой вред обладательнице голоса, чьи команды слышал Ариман в своем рассудке.

В другой жизни его невозможно было заставить что-то сделать. Почти. В какой-то момент существования он вел себя как ручной дворовый пес, преданно заглядывающий в глаза женщины с крыльями.
Пока и это не пропало как затейливая и проклятая фата-моргана.
Измененное сознание воспринимало присутствие Морриган правильным. Ведь ему всего лишь нужно было делать привычные вещи: разрушать, искажать, уничтожать. Особняком от этого стояло сладкое «убить». Не то чтобы Ариману нужно было разрешение, но Морриган показала ему, кого он сможет убить, если пойдет за ней. В сознании так назойливо маячил образ демоницы с крыльями, что хотелось вскрыть его собственными руками.

Обещания дева войны не были просто словами – Ангра-Манью чувствовал, что та дала ему сил. Сквозь затуманенный чужой волей рассудок пятнами сукровицы проступала злость – он больше всего жаждал вернуть себе утраченные силы, но пока ни одна его попытка с момента осознания себя не увенчалась успехом. Он оставался раздражающе слаб, пока чужая сила не коснулась его и не добавила внушению еще больше убедительности.
Вчерашние сомнения – стоит ли в этот раз искать могущества только для того, чтобы в очередной раз попытаться уничтожить мир – казались смешными. Принесенной ветром в уставший разум пылью.

А голос так и зовет. Громко, Ангра-Манью уже не сопротивляется. Он верит, принимает его за свой, и ошибается как никогда в своей жизни, пока чужой голос вьется в рассудке, как клубок червей. Говорит, что делать, и куда идти.
К ним, Мани. Иди. К ней.
В устах Морриган его имя звучит иначе, чем, когда его произносит Лилит. Холодно, как лед. Пусто, как стекло. А в голосе Лилит всегда или страсть, или насмешка. В ее равнодушие Ангра-Манью не верил.

В пристанище Лилит много древних и сильных. Так говорит ему Морриган. Ее беззвучная улыбка как лезвие клинка, а он – всего лишь ее средство. Даже не необходимая жертва. Но эта мысль так слаба, что умирает под натиском воли девы войны. Впереди бегут тени, стелются не то щупальцами, не то гнилостными, черными язвами. И первым, что он увидит, станут темно-багровые провалы пустых глазниц Лилит и алые потеки крови – ее крови - на мертвенно бледном лице. Встрепенувшаяся досада быстро гаснет.
Тени бьются в невидимый кокон, не в силах проникнуть дальше. А там, внутри – древние, сильные божества. В другой раз Ангра-Манью задумался бы, стоит ли выступать против них настолько в открытую. В другой раз его могли бы привести к ним нечеловеческая, скопившаяся за тысячелетия звериная злость и неумение отступать. А сейчас он почти спокоен. Фальшиво, не по-настоящему, но не ощущает этого. Из-под незримого купола, где прячется Лилит, пахнет кровью и гневом, и оттуда же слышится запах глубокого, холодного моря. И Ариман пытается пробить иллюзорную, мешающую ему стену – дарованной ему силой, гиблыми тенями, с шипением снова и снова вгрызающимися в невидимый барьер.

Ему бы вспомнить, как все это началось – как чужой голос начал просачиваться в сознание. Медленно и болезненно, как будто острый коготь оставлял глубокие борозды, а темный бог принимал их за свои злость и гнев. Ему ведь и правда было на что и на кого злиться. Целый блядский мир.
Или свое отражение.
А голос девы войны не отступал – до тех пор, пока Морриган не перехватила управление над рассудком Аримана. Тогда чужое присутствие как будто бы затихло – но только потому, что Ангра-Манью крепко сидел на поводке чужой воли. Фактически это не было даже сделкой или договоренностью. Его призвали как джинна или духа и указали на враждебные сущности, а он пошел. Без тени сомнения, с бедой в сердце.

Сквозь алый покров ярости Ариман безотрывно смотрит на Лилит. На обещанную ему жертву. Это так просто – протянуть руки и коснуться ее тонкой шеи, заглянуть в черные провалы глазниц.
И позвать.
Темная.
Ночная.
Беззвучные слова угадываются по губам. Не то зовет, не то проклинает.

А потом смять позвонки в кровавое месиво, но сначала – пробить проклятый барьер, и Ангра-Манью остервенело рушит щит, безжалостно выдирая клочья собственной энергии и вкладывая их в руки Морриган, вечно голодной, ненасытной безумной богине. Это же тоже просто – пойти до самого конца, как он всегда делал, когда вдруг оказывался на самом краю. Наедине с пеплом собственных мыслей. Сгореть заживо вместо шага назад. Сгинуть в пустоту вместо того, чтобы прогнуться.

Лилит так близко, а между ними – голубоватая дымка прочнее любого материала в этом проклятом мире. Ее слова яд, настолько знакомый, что уже не ранит. Ариман жил им столько лет, что уже привык. Впитал в свою кровь. Она подходит еще ближе, и Ангра-Манью даже не слышит, но чувствует – словно захлестнувшую его алую хмарь как шелк вспарывает острым ножом. И него наконец долетают слова, обращенные только ему, не искаженные силой Морриган. Слова, которым он отчего-то верит. В темных глазах Ангра-Манью мелькает… растерянность? Злая, конечно же, он по-другому не может. Злость его топливо, его жизнь. День, когда он перестанет злиться или сражаться со всем миром, станет его последним. Но сейчас все будто перевернулась с ног на голову. Он медлит. Смотрит на синеватые всполохи защитного купола между ним и лицом Лилит.

И в голове алой волной вновь звучит голос проклятой богини. Требует повиновения. Убей их, убей ее, гудит в сознании, как в чреве просыпающегося вулкана, и Ариман вновь тянется к своей силе - чтобы зачерпнуть ее остатки, всю, если потребуется, и выбросить из своей головы пришлую дрянь. Морриган давит сильнее, и Ариман невольно жмурит глаза, сжимает виски ладонями. На несколько мгновений он полностью теряет контроль над происходящим. Война подобралась к нему слишком близко, грохочет в сознании, несет к неминуемому поражению.

Когда он откроет глаза, его ладонь коснется барьера. Рядом с лицом Лилит. Вокруг Ангра-Манью вьются тени, но ни одна из них больше не бьется в купол. Он отступит. Ему незачем подыхать на чужой войне – только потому, что он вдруг проснулся посреди сражения. Нужно… Нужно лишь сделать шаг назад.