Конференц-зал в центре Дублина, в котором они сегодня собрались, на контрасте казался Рафаилу излишне лощёным и роскошным. После экспедиции Ирландия вообще казалась райской и благополучной страной, в которой им, архангелам, делать особо нечего. И всё же он явился на благотворительный вечер и даже надел костюм, когда-то купленный как раз для таких случаев Уриилом, тот всегда заботился об их репутации и даже пытался привить Рафаилу некоторый вкус к одежде. Наглаженные брюки и пиджак, ослепительно белая рубашка, галстук, всё ещё напоминающий удавку и туфли, кажущиеся узкими и неудобными после привычных разношенных берцов. Зато он выглядел, как все здесь, и, как и других волонтёров, его отличал покрывающий кожу плотный бронзовый загар.

Ораторы рассыпались в пустых речах, благодарностях, а Рафаил думал, что их добрая половина, если не больше, понятия не имеет, о чём говорит. И всё же никуда не уходил, это была дань коллегам, и ему хотелось услышать о дальнейших планах. Даже для него эти несколько лет оказались своего рода откровением. До этого целитель редко бывал настолько глубоко в Африке - другой народ, не честные христиане, и даже не мусульмане, но эта граница изначально казалась Рафаилу слишком размытой, а теперь некому было его одёрнуть, остановить. Когда-то изнывающие от эпидемий и войн европейские страны стали чем-то вроде оазиса благополучия на земле, по сравнению со странами третьего мира, где люди по-прежнему могли умереть от голода. Рафаилу казалось, все они здесь теряют время, но у братьев были свои взгляды на это, своё назначение и своя борьба.

Увидев же на сцене организатора экспедиции, Рафаил опешил. Он не мог ничего сделать, и, скрестив руки за спиной, лишь стоял и слушал, как Люцифер распинался о благотворительности и о том добре и благополучии, которое они могут обеспечить бедным, слушал и не понимал, когда всё успело так измениться. Сын зари тоже был его братом, но одним из тех, кто оказался по другую сторону баррикад, нарушая отцовские заветы. Не так давно, в сороковых, Рафаил умолял его остановиться, и не только потому, что жалко было людей: скорее он боялся, что брата вновь настигнет кара, и мольбы эти остались безрезультатны. А теперь что? Безо всяких увещеваний Люцифер вдруг берётся за благое дело, помогать людям, спасать их, лечить, налаживать медицину и экономику в забытых богами странах, неужели понял наконец, как ещё можно просвещать человечество? Рафаил бы так хотел, чтоб это было чудом, но не верил в это.

- Вот уж кого я не ожидал увидеть здесь - это тебя.

Он удержался от того, чтоб сделать шаг назад, Люцифер - или теперь звать его Льюисом? - хотя бы в повадках мало изменился, и понятие личного пространства для него, кажется, до сих пор не существовало.

- Хорошо ли я провёл время? - понизив голос так, чтоб их не слышали окружающие, Рафаил повторил вопрос с некоторой ноткой удивления, если его собеседник хоть немного интересовался происходящим в экспедиции, он знал некоторые вещи, например, как им пришлось удирать через почти непроходимые джунгли от агрессивно настроенного и вооруженного местного племени, например, что некоторые из волонтёров даже не вернулись домой, одного укусила зелёная мамба, а ещё двое сгорели от лихорадки за пару суток. Но всё это было пустяком по сравнению с тем, как там жили люди, у Рафаила не проходило ощущение, что он оставил за спиной непочатый край работы, и вместе с этим, руки его не были полностью развязаны: не его люди, не его земля, не его паства. Впрочем, имело ли всё это значение теперь?.. - Пожалуй, лучше, чем прошлые пару десятков лет. Но полно обо мне, брат, скажи лучше, какую ты игру затеял в этот раз? Ни за что не поверю, что всё это для тебя - больше, чем розыгрыш и недобрая шутка, - Рафаил сжал ладонью его плечо, словно, удержав его на месте, он точно получит честный ответ. Тысячи лет прошли, а Рафаил по-прежнему был неисправимым оптимистом и верил в лучшее, не только в людях.

Рафаил был рад видеть собрата, очень рад, действительно, но практически трепетная радость от встречи и от его странной заботы сходила на нет, сменяясь волнами раздражения. Из всех архангелов Рафаил считал себя наименее предвзятым и параноидальным, может даже справедливо, но и для него поведение Люцифера выглядело подозрительно. Вместо того, чтобы получить ответ на свой вопрос, Рафаил стал объектом интереса фотокамер - их как по мановению руки окружила стайка репортёров, то и дело щёлкая объективами, вспышками слепя глаза. А Люцифер всё нашептывал, нашептывал, как надо себя вести, какое лицо следует сделать для людей, как бы получше соврать.

- Я рад видеть собрата, - голос Рафаил понижает ещё больше, переговариваться так, чтоб их не слышали, всё сложнее. Впрочем, улыбку камере он подарил скорее рефлекторно, так же рефлекторно приобняв "коллегу" за плечо, с одной лишь тонкостью - на бледной коже после таких братских объятий останутся отметины. И не напрасно, впервой ли Рафаилу морочили голову? - Не то что рад, я счастлив, но собрат мне врёт, как я могу радоваться этому? Ты и благотворительность - вещи несовместимые, я скорее поверю в то, что ты в своих целях растишь что-то вроде полка послушных камикадзе. Надеюсь, это не так, Люц, всей душой надеюсь.

От очередной вспышки Рафаил даже зажмурился, а потом услышал, что кроме фотографий, его награждают ещё и кучей вопросов.

- Как давно вы знакомы с Льисом Хэмилтоном? Где вы познакомились? Вы только что говорили об экспедиции, мы услышали слово "камикадзе"... Мы хотим услышать историю!

"Святые потроха."

Целитель вздохнул, устало как-то, смиряясь со своим неумением контролировать себя на публике, куда ему было до Гавриила, с его исключительными талантами руководить толпой. Раф отпустил Льюиса и нашел взглядом того самого репортёра, с исключительным слухом и наглостью уровня "царь". И решил перевести тему с сомнительного знакомства на произошедшее в Африке. Тем более, у него действительно была история, которую он хотел поведать.

- Хотите услышать всю историю? Что же, включайте диктофоны. Всё началось, когда мы решили свернуть к побережью Намибии. Шел третий год экспедиции и мы решили передохнуть на лазурном побережье, знаете ли, ходят слухи, там совершенно потрясающие пляжи, и так оно и есть. Нас предупреждали, что мы можем столкнуться с браконьерами, и, хотя большей частью экспедиция состояла из цивильных, с нами была охрана и нам доводилось переживать такие стычки и прежде. Но мы даже не догадывались, что судьба столкнёт нас с работорговцами...

Рафаил говорил долго, по своим меркам, рассказывал историю о детях, которых им чудом удалось спасти, но спасти номинально, из-за непроходящего кризиса в стране их ожидает сомнительное будущее. Тогда как в стране ежегодно тысячи семей не дожидаются своей очереди на усыновление. Одновременно с рассказом он умерил пыл журналистов, накрыв конференц-зал плотным полотном умиротворённого спокойствия. В какой-то момент в зале даже замолчали, стал слышен звон бокалов и тихие шаги, и даже нервозный официант, уронивший до этого поднос с бокалами, расслабился и начал улыбаться, разнося закуски.

Не просто так Рафаил взялся рассказывать притчу, уподобившись видавшему и чудеса, и горе путешественнику на площади. И не просто так он разбазаривал свою силу на этих людей, прежде охваченных тревогой и дурными мыслями, целитель догадывался с чьей лёгкой подачи. Их с сыном Зари навыки в какой-то мере были прямо противоположными. Он помрачал умы, вселял сомнения, Рафаил же, напротив, исцелял душевную смуту и за руку приводил к внутренней гармонии. Разница была лишь в том, что не все смертные готовы были принять его помощь. Но сегодня целитель щедрой рукой расплескал по залу спокойствие и умиротворение, и вместе с людьми, ощущая, как здесь у всех и каждого хоть на миг установилось хрупкое душевное равновесие, он успокоился и сам. На задний план отошли все сомнения, тревога, подозрения по отношению к собрату.

Отсутствие Яхве никому из них не принесло радости. И в голове Рафаила всё чаще роились мысли, преступно далёкие от заветов Отца. А что, если он уже не вернётся? В том, что бдить его заповеди стоит, Рафаил не сомневался - они были человечными и в общем-то правильными, добрыми, гуманными, но как быть с остальными установленными им ограничениями?

Мир менялся, за последнюю сотню лет изменился совершенно до неузнаваемости и Рафаил не знал, не понимал доподлинно, и, главное, не ощущал сердцем, каково их место в этом дивном новом мире. Их всех. Люцифера в том числе. Он никогда не ненавидел его за предательство, да и предательством-то это не считал, а теперь и подавно избегал этой темы и суждений. Дело Рафаила не махать мечом и не выносить приговоры, а исцелять тела и души. От болезненных чувств, ненависти, злости, от сомнений в том числе. Поэтому он и отправился в Африку. Чужой материк и новые впечатления излечили его от обиды, кто бы мог подумать, что его сердце способно таить в себе это жгучее, ядовитое чувство.

И вот теперь Рафаил почти удивлён, что Люцифер не одёрнул его раньше. Это было своего рода шуткой над собратом, который всегда любил оставаться в центре внимания, ведь целитель своими действиями почти испортил ему праздник.

- Подписывайтесь на мой инстаграм, там масса таких историй, не оставайтесь равнодушными! - Рафаил помахал репортёрам рукой, впрочем, позволяя Льюису утащить себя от притихшей толпы. А их всё фотографировали, щёлкали затворами объективов, Рафаил уже почти не сомневался, что завтра страницы желтой прессы будут смаковать подробности личной жизни "миллионера и мецената", досадно, но ничего не поделать. Снова заговорил он уже обращаясь лишь к Люциферу, когда они удалились от репортёров. - Нехорошо, - усмехнулся Рафаил, - это собирать волонтёров в этой богадельне и стращать их пуще прежнего, они и так натерпелись, несмотря на моё соседство. А я просто вернул всё, как было, уважь меня и не разрушай их короткую минуту счастья. Полно, брат, дуться на тебя - почти как обижаться на ребёнка за то, что в очередной раз сломал любимую игрушку, разве его отучишь пробовать всё на зуб? - Рафаил хмыкнул, качая головой, в чём-то его сравнение было справедливым, вот только создание напротив - совсем не ребёнок и давно уже знает, чего хочет, и зачем это делает. Рафаил подцепил с подноса проходящего мимо официанта шампанское, приподнял бокал в руке, как для тоста, кажется, эта старая человеческая традиция называется "выпить за встречу". - Я лишь надеялся, что пройдёт время, и ты перестанешь пробовать на зуб и меня. Скажи, я глупец и мои надежды тщетны?

- Лжец, я же знаю, каков ты лжец, но для меня не мог соврать хотя бы раз? Хотя бы сегодня?.. - качает головой Рафаил, хотя и сам знает ответ. Люцифер будет врать позже - тогда, когда очередной поезд будет нестись в пропасть, а Рафаил будет спрашивать его, по какому маршруту. Вот тогда он в полной мере продемонстрирует своё актёрское мастерство, а сегодня ему нравится быть вопиюще честным и резать правдой похлеще остро наточенного ножа. Впрочем, ничего удивительного, взаимодействие с сыном Зари всегда на грани чего-то, и чаще всего - на грани его, Рафаила, спокойствия и нервов. - Всего пять лет, брат, небольшой срок даже по человеческим меркам, и ты забыл мою манеру речи, - он снова усмехается, снова почти безмятежен, запас терпения, которым он обзавёлся во время экспедиции, сейчас кажется безграничным, хоть и сразу ясно, что на самом деле это не так.

Рафаил практически замирает на месте от ласкового прикосновения, слишком интимно при публике. И с неудовольствием отмечает, что где-то рядом снова щёлкают фотоаппараты - газетчики сегодня поживятся на славу. Одного он точно не знает - брат делает это на камеру или собственного удовольствия ради. Впрочем, скорее и то и другое. Они были достаточно близки последнее время, и Рафаил сейчас не мог не заметить, что его отсутствие не пошло на пользу Льюису. Борода его откровенно старила, а ещё эти тёмные круги под глазами. Даже сущность архидемона не освобождала человеческую оболочку от необходимости отдыха и сна. И в своё время Рафаил не смог оттолкнуть его, когда он пришёл за помощью. Это оказалось невероятно просто, обойти какую-то часть его моральных принципов и устоев, банальная просьба о помощи, об исцелении, обезоруживала Рафаила, он не мог отказать ангелу, пусть даже и бывшему. Ещё одно их сходство, и, вместе с тем, отличие... Рафаил, успокаивая людей, делился собственными спокойствием и безмятежностью. Люц же, кажется, семена тревоги и сомнения собирал тоже из своей души, каково же ему было нести их в себе всё это время в одиночестве?..

Вкус шампанского Рафаил пробует, едва пригубив, и тоже избавляется от бокала, а Люцифер заговаривает и наконец произносит что-то важное, значимое. Стоило ли сомневаться, что он нашел очередную яму, которую можно вырыть, чтобы закопать в ней себя?..

- Ты знаешь лучше меня: отчасти я уехал от скуки, и это было хорошее путешествие, я понял: нам есть ещё куда применить свои таланты и возможности, - но мирские дела никогда не стояли для них на первом месте. Но вот сейчас тон голоса и выражение лица Люца ему не нравятся: словно тот уже сделал ставки и теперь ждёт, когда все сыграют задуманные роли. Рафаил уже видел такое, не один раз, и всякий раз это заканчивалось не очень. Он снова унимает не успевшую подняться в груди тревогу. - Что ты сделал? Нет, я требую честного ответа и знаю что не услышу его, - тихий смешок, - скажи, чего мне ждать? Обрисуй масштабы представления, чтобы я был заранее готов и оделся по случаю, - Рафаил щурится, - ведь не напрасно ты исхудал и выглядишь так, будто работал без  продыху все пять лет.

Лучшее применение? Рафаилу остаётся только промолчать из вежливости, знает, видел он и масштабы Люцифера, и масштабы Отца, в чём-то эти двое похожи, например бы в безжалостности по отношению к роду человеческому. В средние века с подачи целителя пандемии косили целые города грешников, хотя и не только он был виноват в распространении заразы, она вполне себе ходила и естественным путём. Михаилу пришлось испачкать руки по локоть в крови, Рафаил же марал свои в чужих внутренностях и испражнениях, но оба одинаково были убийцами. Рафаилу не нравилось такое "большее", не те деяния, которыми он стал бы гордиться.

О предметах своей гордости Рафаилу среди собратьев вообще лучше было молчать. Из стеснения он прятал их ото всех, прокручивая заново в памяти наедине с собой - смех ребёнка, улыбку матери, благодарный взгляд старика... Такие мелочи, из которых состояла жизнь, из которых складывалось простое человеческое счастье. Ощущения, для них, ангелов, недоступные ввиду истории и продолжительности жизни. И всё же что-то для Рафаила всё ещё было впервые. Например, собственническое "мой целитель" в устах падшего. Рафаил опешил и замолчал, он  ведь и думал о том, чтоб хотя бы изредка возвращаться, для него это не стоило ничего. Но он улетел из Ирландии авиарейсом и вернулся точно так же, редко пересекая с помощью крыльев расстояние большее, чем пара километров. Ему нужен был этот отпуск.

Вечер и правда затянулся, и услышав предложение Льюиса, целитель молча сопровождает его в сторону выхода. Он долго обдумывал, как вести себя по возвращению, и стоит ли снова позволять брату приблизиться, но логика куда более слабая его сторона, чем снова плещущие через край эмоции.

Домой едут в машине, на пассажирских сиденьях просторного салона авто. Рафаил вроде бы много знает о современном мире, но мерседес от бмв до сих пор отличить не в состоянии. Однако машины у Люца, как обычно, высшего класса, и водитель ведёт так гладко, что движение практически не чувствуется. Они могли бы переместиться с помощью крыльев, но Рафаилу нужна эта дорога, эта темнота салона авто, эти двадцать минут на подумать.

В какой-то момент он отключается от сомнений и позволяет себе просто чувствовать. Наконец-то они одни, без лишних людей, лишних глаз, щелчков фотокамер. Он обнимает Люцифера одной рукой, привлекая к себе, и запускает пятерню в волосы, прочесывая пальцами вихрастую макушку. Рафаил буквально тонет в ощущениях - такой знакомый запах духов, тихий голос, и наконец-то успевшее стать родным тепло под боком, всё это он понимает только сейчас, насколько скучал, насколько не хватало. Он прикрывает глаза, наклоняя голову, прижимаясь губами к светлым волосам. И снова молча корил себя за привязчивость. Не единожды целитель серьёзно увлекался теми, кого лечил, больше всего времени требовалось на душевное исцеление, а не на физическое, но рано или поздно и оно происходило. И тогда в нём отпадала всякая нужда. И здесь история тоже повторится, Рафаил был уверен, просто ещё не наступило время.