В кафе было неоправданно сонно на первый взгляд. а ведь время уже близилось к обеду, так что не выходило приурочить эту сонливость к раннему утреннему часу. Местечко было не из дешевых, но готовили тут умопомрачительно, поэтому Ньярл здесь часто пасся, не обращая внимание на то, что прожирает тут чуть ли не целые гонорары за свои картины. Красиво жить не запретишь.
Официантки обычно тут летали как пчелки, а сейчас ползали, как сонные мухи. Все зевали, прикрывая рта ладонями, встряхивали головами, щурили сонные глаза. Это что еще за сонное царство такое?

Он же ворвался как маленький локальный ураган. Одетый в кислотно-зеленую футболку и синие кожаные штаны, да в свои любимые сапоги на высокой подошве, он распихал всех и промчался к витринам, влипая в них носом и думая, чего ему хочется сейчас. Хотелось ему всего, но выбор упал на синнабоны и он взял сразу три штуки, хотя редко кто осиливал даже одну сладчайшую булочку с горячим растопленным шоколадом и корицей внутри. Они выглядели липко и очень сладко, такими и были на самом деле и являлись любимым блюдом Ньярла здесь.
Он ухватил поднос с булочками и здоровым бокалом сладкого кофе со сливками и сиропом и полетел... Нет, не полетел. Остановился и замер.

Было тут что-то знакомое такое... Неуловимое, такое прозрачное. Взгляд скользнул по присутствующим и остановился на единственном не-зевающем человеке. Так-так... Кажется,что-то знакомое. Кажется, он уже где-то встречал эту энергетику.
Ага! Память услужливо нарисовала ему духа, который любил кутить в чужих снах. И которому однажды не посчастливилось столкнуться с Ньярлатотепом, который тоже любил сны. Кажется, тогда он еще спал. Кажется, сны - было единственным местом, куда он мог проникнуть. И даже спящий, он играючи развоплотил этого мальчишку, чтобы ему было неповадно.

На лице Ньярлатотепа растеклась гадкая ухмылка. Он направился прямо к этому пареньку и опустился рядом, напротив за его столик. Поднос гулко стукнул о поверхность стола, когда Эдвин поставил его. Он понял, что мальчишка заметил его, такое ведь не забывается. Ох уж эти дети, что пытались играться с миром снов, не подозревая, что эти миры принадлежат созданиям куда более древним и могущественным, чем они могут себе представить. Иные жили на границе между снами и реальностью, это был их мир, они двойственны - и там, и здесь.

Всюду.

Эдвин МакЛафлин уселся за столик и сцепил пальцы друг с другом, переплетая, точно лапки белых, тонких пауков. Он улыбался, смотря на своего старого нового знакомого. Новый облик, а энергетика та же. Всё - то же, что и когда-то, когда они встретились во сне. На него не действует сонливость песка, рассыпанного вокруг, он бодр и свеж, а его разум наглухо закрыт ото всех, кто хотел бы к нему прикоснуться. И это акт милосердия ко всем несчастным, которые могли и не знать, что их поджидает в глубинах безумия этого создания.

- Сонный нынче денек, - со смехом звучит его голос. На лице широкая улыбка, с ироничным прищуром. Да, сонный. Только не для него. Он явно издевается, явно провоцирует.
Опустив голову, отламывает липкий кусочек синнабона и отправляет в рот, запивая сладким-сладким кофе, и от этого вида могли бы заболеть, заныть зубы.
Очень сладко.
Как раз для него.

Ему не нравилось, что песок скрипел на зубах и портил этот идеально сладкий десерт. Уже за это можно было выпустить свой гнев на волю, но нет, он пока подождет. Этого недостаточно, чтобы Ньярлатотеп взбесился.
Но этого мальчишку он помнит хорошо. И его сны... И его идеи, и его небо над головой. И то, как он разлетелся мелкой пылью, когда столкнулся с разумом спящего Иного.
Интересно.
Интересно, о чем он сейчас думает, но Эдвин не спешит проникать в его мысли и читать, что там происходит. Не спешит, нет. Пусть будет так, пусть будет интереснее. Пусть будет...
Он молчит и смотрит, а потом отламывает ложкой еще кусочек булочки, липкой, сладкой, потопленной в сиропе и жидком шоколаде. Это - блаженство. Даже несмотря на песок.

- Ты не рад встретить старого знакомого? - он оскаливает, на его зубах сироп и пыль, скрипящая противно и вредно, нарушая идиллию десерта. Ох уж этот песок, ох уж этот песочный парень. Он ничему не научился в ту прошлую их встречу, в первую и ставшую последней для него на тот момент. Даже спящий Иной был опасен.

- А я вот рад, - он смеется и отпивает кофе. От такого обилия сладкого может что-то слипнуться, ну да ничего. У него то не слипнется, это точно. Он продолжает отламывать булочку, продолжает запивать сладчайшим кофе. Жаль, что он не умеет вызывать ветер, иначе разогнал бы тут весь этот сонный песок, сонливость вокруг как-то удручала.
- Собирай, что тут намусорил, - он кивает головой в пространство, намекая на сонную пыль, - А то кондитеры еле работают, не хочу, чтобы они испортили мой пирожок с брусникой, который я жду.

В самом деле. Пирожок это важно, это очень важно. И его нельзя испортить, нет-нет. Так что Ньярлатотеп строго смотрит на песочного.

- Иначе... Ты знаешь,ч то я могу с тобой сделать.

Они не во сне, тут он ничего не сделает, не развоплотит, но... Кто сказал, что он не сможет проникнуть в сон чуть позже? Сможет, еще как.

- И пусть там поторопятся. Хочу брусники, у меня ягодное настроение.

Иной хрипло смеется и щурит глаза. У него ягодное настроение и желание брусничного пирожка как можно скорее. Так что поднапрягись, песочник, собери обратно свою пыль и дай людям работать, иначе...
Иначе могло быть довольно грустно всё.

Эдвин складывает руки перед собой и опирается на них, смотрит в глаза пристально и долго, не моргая, словно гипнотизирующая жаба.
А потом разражается веселым смехом.

- Не делай такое лицо, парень. Я не собираюсь причинять тебе вред. Сейчас, по крайней мере. Но если мне принесут пирожок с песком - то пеняй на себя.
Теперь всё решает пирожок.

А, ну да. Мальчишка полез в сон даже сам не знал - кого. Это так мило, они все такие наивные, эти юные сноходцы, они думают, что на вершине мира, но не знают элементарных правил по пребыванию во снах. Хотя, конечно, Ньярл тоже никаких правил не соблюдал, он просто лазил и всё, но его разум был плотно прикрыт, а вот их всех... Очень легко схватить за попку и просто распылить, чтобы не осталось ничего. Ну или почти ничего. Этому повезло в тот момент. Повезло, что он песочный, а песок имеет свойство собираться вновь, лишь ветерок подует и сметет горстку. И вот уже есть начало для того, чтобы собраться, вернуться и продолжать творить всякое.
Интересный мальчонка. Эдвин даже расхотел его сразу с лету пугать чем-то. Он откинулся на спинку стула и с любопытством посмотрел в чужие глаза, словно что-то там могло ему многое рассказать. А может так и было.

Ньярл улыбается в ответ. Его забавляет этот мальчонка, который распушился, словно воробышек после дождя и замер, как кролик перед удавом. Его явно не радует эта встреча, забавно... Вон как смотрит исподлобья.

- Сделай лицо попроще, Песочек, - Эдвин подмигивает ему и покачивает носком ботинка, закинув ногу на ногу. Поза у него расслабленная, он не закрывается, не прячется, он открыт к диалогу.
- Ты даже не проверял, в чей сон ты залез?
Он смеется коротко и качает головой слегка. Наивный мальчик...
- Хочешь узнать моё имя? Оно тебе вряд ли многое скажет. Я - всего лишь миф в это неспокойное время. Меня давно похоронили, но... Как видишь, я здесь. Ах! Вот и мой пирожок.

Он принимает тарелку с брусничной корзинкой и отламывает кусочек, отправляя в рот. Кондитеры здесь, да и во многих других кофейнях - знают этого посетителя и знают, что он всегда оставляет кругленькую сумму. За это его крайне любили и всегда из кожи вон лезли, чтобы угодить. И корзинка вышла на славу - пышная, мягкая, сладкая, и сладость оттенялась кисленькой брусникой, вареньем и свежей, присыпанной сверху. Прелесть! Да и песок на зубах не хрустит, прекрасно.

Ньярл неторопливо поедает своё лакомство, запивая сладким кофе и смотрит на парня.
-Я знаю, как тебя зовут, - его губы вновь расплываются в улыбке и он наклоняет голову набок, - Меня зовут Эдвин. Эдвин МакЛафлин.
Он мог бы вспомнить репортажи о безумном художнике, и его перфомансы. Но ведь он явно не это имя ожидал услышать, верно? Это имя человеческое, оно не представляет большого интереса.
Гораздо интереснее - то, что хранилось глубже, то, коим он был наречен при своем рождении. забавно, но Ньярл не помнил, кто дал ему имя. Был ли это Отец, или же своё имя он получил уже будучи на земле, от людей, что были склонны вешать ярлычки на всё подряд. Так странно. Он никогда не задумывался об этом.

- Но ты другое имя хочешь услышать, да?
Он улыбается игриво и достает пачку сигарет. Официантка тут же приносит пепельницу и ставит на столик. Здесь нельзя курить, но тому, кто делает чуть ли не дневную выручку за один заход - можно всё. Они тут едва только на коленях перед ним не ползают.

- Ньярлатотеп.

Эдвин приподнимает бровь. Ему интересно, слышал ли что-то о нем этот товарищ. Насколько он стар? Застал ли он время, когда процветали культы этого странного создания из иных миров...

Губы Ньярла дернулись в ухмылке. Этот мальчишка ему не верил! Не верил, что перед ним сидит тот самый Бог, чье имя было проклятием и благословением для смертных. Его имя шептали в страхе, его описывали сумрачно, как Человека Без Лица, как Черного Фараона, как Ползучий Хаос. Его боялись, его уважали... Где, где же все это? Почему те времена ушли? Почему он пропал когда-то очень давно, и почему он снова здесь, но при этом лишен своих божественных сил. Которые, конечно, были не божественны, лишь иномирны и казались для этого мира чем-то невероятным. Он не был богом, но себя таковым считал, еще как. Он хотел вернуть, вернуть всё, вновь быть великим.
Сделаем Ньярлатотепа великим снова.
Да.

Он мелодично рассмеялся на это упрямое неверие. Пусть, пусть он не верит! Это же так забавно, когда тебя недооценивают.
И он тянется как змея, чтобы взять еще один пирожок с тарелки, надкусывает сладкую корзинку, отчего по губам стекает каплей брусничный сок, окрашивая губы и зубы в розоватый, словно кровь, тягучая и сладкая кровь.

- Ты мне не веришь, мальчик, - он звучит насмешливо, - Зря.

И всё вокруг плавится, рушится, всё вокруг исчезает, оставляя лишь черноту, тьму, великую тьму, под которой нет ничего, лишь пустота. Здесь сверкают звезды, здесь тянется Млечный путь, здесь лишь он и его следы, лшь он и его взгляд, лишь он и его голос. Звучала иноземная, иномирная музыка сфер, странная и неопределимая, но её не с чем было сравнить. Быть может, с хрустальной китовьей песней, быть может со звоном похоронного колокола из стекла, быть может...

На месте Ньярлатотепа высится высокая, черная фигура. Целиком черная, дымная, смутная, а на месте его лица - белая маска с грустной улыбкой, в которой запечатлены боль и радость всех миров. Это был один из его ложных обликов, под которыми он показывался людям. Под которым он - он ведь вспомнил - показывался этому вздорному мальчику, что мнит о себе слишком много.

Маска замирает напротив его лица, а в глазницах её лишь черный дым. И улыбка продолжает скалиться в полутьме, и белое пятно маячит как проклятое, нависая со всех сторон - второй, третий, четвертый, сотни их. Обманок, и настоящий лишь один, тот что напротив.
Он замирает и улыбается, замирает и смотрит пустыми глазницами. Замирает и тянется туманными щупальцами, сотканными из великого ничто.

- всё еще не веришь мне?

Может, он немного красуется. Просто шутит, просто играет. Заигрывает с Песочным Человеком, в какую-то свою, одному ему понятную, игру. Кокетливо и тягуче, и жарко, и обжигающе холодно. И музыка, музыка сфер всё еще звенит вокруг. Как было когда-то очень давно, когда эта музыка разорвала его, разорвала в клочья, пустив пылью во множество сторон.
Человек Без Лица смотрит пронзительно и пусто.
Черные щупальца обвивают Дариуша, лишь на несколько секунд, заставляя принять его истинный облик и распыляя частицами - и чувства все те же самые. Еще чуть, еще немного - и его нес танет, даже здесь, даже в реальности, не во сне.

Конечно, это ложь. Это лишь искусная иллюзия, но такая реальная.
И щупальца мигом пропадают, а Черный Фараон снова сидит напротив и надкусывает брусничную корзинку. Всё исчезло, никто вокруг ничего не видел. Было ли это лишь в голове? Был ли это искусный обман? Что это?

- Лучше мне верить, малыш. Ты такой хорошенький, - он тянется через стол и с заботой любимой бабули треплет парня за щеку, а потом вновь откидывается на спинку стула.

- Вкусные тут корзинки с брусникой. Хочешь? Я угощаю.

Он приподнимает бровь, но вопрос риторический. Всё равно угостит, даже если нет. Подзывает официантку, делает заказ и потягивается с лукавой улыбкой. Вскоре на стол тарелка с тремя корзинками, которые он щедрым жестом предлагает взять.

- У меня много имен, Дариуш. Много обличий и много проявлений. И боги этого мира передо мной... Лишь дети. Поэтому я и не ушел. Поэтому я здесь. Этот мир не имеет надо мной власти,я  не отсюда. Даже ты - лишь младенец для меня. маленький и хорошенький, которые возится в манеже и стучит погремушкой, высыпая из нее песок из песочницы. Как и все они. Как все вы. Ты хотел увидеть того, кто убил тебя. Это я. Поверю, во сны спящих богов забираться... очень глупо.

Он улыбается вновь. На его губах, словно кровь - брусничный сок.
Хозяин положения.
Надменный, возможно, но не такой жуткий, как могло быть ожидаемо. Страх - это не он. Он хаос. А хаос бывает разный.
Всегда разный.

- Может быть.
Ньярлатотеп вновь смеется. Его забавляет предложенное определение, он ведь и правда много времени проводил в кондитерских, выбирая себе сладости. Сладости - то, что ему очень нравилось в этом мире. Может, только благодаря этому, он до сих пор оставался здесь, а не удрал куда-то... Хотя он и не мог пока что. Вход домой закрыт плотно, он мог лишь приоткрыть лазейку ненадолго, но... Это всё мелочи, такие мелочи.

- Знаешь, малыш, сладкие штучки этого мира - то немногое, что пока что спасает этот самый мир от уничтожения. Ну и тут просто интересно. Мне нравится. Знаешь... Расслабляет. Как поездка на Бали. Здесь интересно. Пойми, я не закован в рамки, в которые закованы ваши боги. Я никому и ничем не обязан. В меня верят те, кто стремится к свободе и самовыражению. Потому что это и есть хаос. Бесконечные изменения и беспорядочность. Этого здесь с лихвой. Мне нравится.

Он улыбается и берет очередную корзинку. Вкусные они здесь, очень даже. Надкусывает и смотрит на своего собеседника. Он еще очень юн по меркам Ньярлатотепа, но интересный мальчик. Симпатичный, к тому же. А он питал слабость к симпатичным мальчишкам. Может, поэтому улыбался ему так кокетливо и так мило, и до сих пор не распылил снова.

- Ты пришел ко мне просто не в тот момент, Дариуш Рингер.

Да, не в тот. Сон Бога был навязанный, созданный искусственно, и это его бесило. Его бесило, что его усыпили против воли, бесило, что он беспомощен и может лишь видеть свои сны, больше ничего. И тут вдруг кто-то врывается в то единственное, что осталось у него... Нет, это беспредел, полнейший. Разумеется, он разозлился. Разумеется, он обрушил свой гнев, выместил его хоть как-то, хоть на ком-то.
Мальчишке из песка просто не повезло попасться под горячую руку.

- Я спал... И ты пришел ко мне. Понимаешь, тот сон был... Не очень приятный. Меня ослабили, меня усыпили. Больше этого не повторится. А ты вторгся. Понимаешь? Вторгся в то единственное, что у меня осталось. Сейчас ты так не сможешь. Хоть я сплю, хоть не сплю. Можешь попробовать, но я не ручаюсь за твою сохранность. Лучше не надо пробовать. Обезопась себя, держись подальше от моей головы. И от моих снов.

Там хаос, чистый хаос. Ньярл знал, что Песочнику попадет по заднице, если он попытается. И даже неосознанно попадет. Мысли, внутренний мин, сны - всё это истинный хаос, в который может поверить и принять лишь безумец. Но любого другого этот хаос разорвет изнутри, словно вспышка, водородная бомба, фейерверк и гигантский бенгальский огонь.

- Может, я несколько погорячился, малыш, - Ньярл снял ложечкой верхушку из взбитых сливок с корзиночки и отправил в рот, облизнулся и облизнул ложку.
- Я знаю, ты не рад, но пойми и меня? Ты полез туда, куда не стоило лезть. А что касается того, кто я сейчас... Просто бог. Который не ушел с другими. Правила этого мира на меня не действуют. Может быть, все ваши боги уже танцуют в звездных пустошах под музыку моего Отца. Кто знает?

Он улыбнулся и развел руками, смотря на Дариуша.

Ньярлатотеп продолжал поглощать пирожные. Любил он их, очень. Снимал ложечкой сладкий крем,а  потом жевал основу и ягодный наполнитель. Официантка вежливо и подобострастно подносила ему новые тарелочки и беззвучно уносила грязные, сервис был на высоте. Ему можно всё, он опять сделает дневную выручку за один свой заход. Поэтому его тут и любили, очень любили.

- Ох, малыш, - он улыбнулся, наклонив голову набок, - Боги этого мира всегда были такие. Они состоят из порядка и законов, даже те, что именуют себя богами хаоса. Так смешно! Они говорят,ч то они - чистый хаос, но... Всё те же правила, всё те же законы, всё те же туда не ходи и это не трогай. Они все и близко не представляют... Ну сам понимаешь. Я же не ограничиваю своих прихожан. Они сами выдумывают себе запреты, которые я им не давал. Сами придумывают правила, которые я не говорил. Понимаешь, люди таковы - им нужны эти запреты. Иначе они разбредаются как овцы и не знают, что им делать. Думаю, что ты это понимаешь и осознаешь. В тот же момент... Истинный хаос говорит им - творите всё, что хотите.

Ньярл никогда не давал ограничений от своего имени. Лишь в играх, когда он придумывал новых аватаров и новые культы, потом сталкивая их с собой же, тогда да. Были какие-то нелепые законы, вроде "в четверг все должны есть яблочный пирог". Он игрался с этим, как ребенок. Он и был вечным ребенком, такова его природа. Он не воспринимал ничего серьезно, он просто жил и развлекался, как может.

- Ладно уж. Ушли и хрен с ними, - он махнул рукой, - Лучше расскажи мне о себе. А то в первую нашу встречу я тебя не особенно рассмотрел... Я был слишком зол.

Невидимые щупальца поднялись из-за его спины, незримо и невесомо оплетая Дариуша. Он просто аккуратно касался, осторожно заглядывал в самую душу, выискивая интересности. В конце концов, это создание имеет какую-никакую, но власть над сновидениями, а это уже интересно. Как и Ньярл. Он умеет всё то же самое,он общается с людьми через сон. И когда он спал, то общался именно так, аккуратно и невидимо, заползая в сны.

От песочника он чувствовал интерес и любопытство, на это сменилась обида, которая - ну конечно же - была. Особенно в  первые мгновения осознания, кто перед ним. Пусть он говорил, что не в обиде, но на самом деле да. Ну кому понравится, что его распылили? Никому. Ньярлатотепу вот не нравилось, что его отправили спать. Ну да ладно. Он рассматривал и изучал своего оппонента с явным интересом. Отказался от брусничной корзинки! Как так вообще можно было?

А Ньярл лопал уже пятую вот. И куда в него только влезало - непонятно. Но влезало. Он аккуратно съедал крем,а  потом жевал основу и ягодки. Кислое со сладким, ням-ням.

- Не стесняйся, малыш. Я тебе ничего не сделаю, зачем бы мне? Сейчас ты не вторгаешься в мой сон. И это хорошо. Вон, парень задремал, может покажешь на нем, что умеешь? - он кивнул в сторону задремавшего за столом паренька, что клевал носом над кружкой с кофе.

Взгляд Ньярла упал на парня, который дремал над кружкой кофе. Он весь превратился во внимание, наблюдая за ним. Ах, игра на глубинных страхах... Интересно. Судя по всему, этот парнишка боялся больше всего именно асфиксии. Когда не можешь дышать, задыхаешься, хватаешь ртом воздух, но ловишь лишь липкую воду с кофейным ароматом и привкусом... Он судорожно дернулся, рванулся, хлопая ртом, как рыба, выброшенная на берег, выгнулся, и от него во все стороны разошлись волны панического страха. Неплохо, неплохо. Ньярлатотеп тоже мог питаться эмоциями, и тоже припал к этому маленькому источнику, поймав губами глоток ужаса, что облепил несчастного пацана. Так же сладко, как брусничная корзинка с глотком вкусного кофе.

- Недурно, - он одобрительно кивнул. Похоже, здесь больше ничего интересного происходить не будет, почему бы не пойти прогуляться? Эту мысль он и озвучил песочнику.
- Пойдем прогуляемся по улице.
Жестом подозвав официантку, Ньярл вложил в книжечку пару крупных купюр и оставил на столе - сдачи не нужно. Поднявшись, он вытер губы салфеткой и скомкал, оставив на пустой тарелочке.
Он поднимается и поднимаются его щупальца, который обвивают  пару сидящих неподалеку девушек-подружек, щебечущих о чем-то своем. Раз - и они замолкают. Два - и смотрят друг на друга, не понимая, что с ними происходит. Три - и они поднимаются, залезают на стол и начинают раздеваться, бросая одежду вокруг и приковывая к себе изумленные взгляды. Небольшой виток безумия пронзил из насквозь, обвивая и заполняя собой.
Они вытягиваются, словно змейки, ощущая жар во всем теле, от которого невозможно избавиться. Они водят ладонями по своим телам, по телам друг дружки, начиная некий интимный концерт.
Где-то кричит официантка о том, чтобы они прекратили, мужская же часть всецело за продолжение банкета.
А Ньярлатотеп ухмыляется и движется по направлению к выходу, облизывая сладкие после пирожных губы.

- Дариуш? - он оборачивается на выходе, спокойный и умиротворенный, будто рядом вовсе не разворачивается самое натуральное лесби-стриптиз-шоу. Девочки зажигают, тронутые безумием веселящегося Бога, а он спокойно разворачивается и выходит, оставляя девчонок продолжать представление. Кажется, бармен неохотно звонит в полицию.

- Немножко веселья в этот сонный денек, - он смеется, звеня хрустальными колокольчиками, стеклянными бусинами на каменном полу. Для него это просто игра, маленькая игра для развлечения. Он может сводить с ума одним лишь прикосновением - ненадолго, но хватит, чтобы завтра об этом была заметка в ежедневной газете.

Он не такой, как песочник, он не питается одними лишь снами, ему нужно, чтобы всё происходило и в реальности, вот так интереснее, у всех на виду. Он тянется змейкой, поднимая руки, хрустит тонкими пальцами, улыбается так мило, словно ничего этакого и не делал.

- Жаль, что твои способности лишь во сне, - тянет Ньярлатотеп, - В реальности творить метаморфозы тоже интересно. Ну да ничего. ты молодец, мальчик, я всецело поощряю то, что ты делаешь. Мир бывает слишком скучен без толики безумства. Продолжай своё дело. Я благословляю.

Он смеется коротко и встряхивает головой, отчего вновь звенят бубенцы в волосах.

- Нас таких и так слишком мало, понимаешь? Ненавижу упорядочивание. Я люблю беспорядок, сам понимаешь... Твои действия вносят диссонанс в гармоничную картину мира и мне это нравится. Ты сам того не ведая, делаешь меня сильнее с каждым невыспавшимся человеком. Пожалуй, тебя стоит держать поближе, не находишь? Мы оба сильнее друг подле друга. Я предлагаю тебе... Договор. Союз, быть может... Оу, яблоки в карамели!

Он тут же прерывает разговор и несется к лотку с карамельными яблоками, на ходу доставая бумажник и отсчитывая нужную сумму. В его руке тут же появляется большое яблоко, облитое ярко-красной карамелью и посыпанное разноцветными сахарными шариками.

- М... Так о чем я? - раздается сочное "хрум" и Ньярл начинает жевать свою добычу, продолжая говорить с набитым ртом, - Мхм... Ах да. О нашем союзе. Как ты на это смотришь? Получишь в покровители меня. А всё, что тебе нужно будет делать - лишь продолжать своё развлечение с чужими снами. Чем больше, тем лучше.

Дело было выгодным со всех сторон. Ньярл просто был в прекрасном расположении духа после столько съеденного сладкого.

- Ну и сладкие подарки я приму с удовольствием, - он смеется и трясет головой, звеня бубенцами и смехом.
Соглашайся, песочек.