[epi]Я СКАЗАЛ: "УСПОКОЙСЯ И РОТ ЗАКРОЙ" 06.08.18
Deborah Crawford, Lewis Hamilton
Краткая инструкция, как не стоит реагировать на новости, что твой шеф - сам Люцифер, которым тебя запугивали всё твоё не самое счастливое детство, отрочество и даже немножечко юность. [/epi]
[06.08.2018] Я сказал: "Успокойся и рот закрой"
Сообщений 1 страница 9 из 9
Поделиться12018-09-19 19:20:38
Поделиться22018-09-20 13:09:26
Прошло много времени с тех, как он в последний раз бывал в монастыре. На самом деле, даже слишком много времени. Святые места потеряли былую святость и потеряли тот настрой, что когда-то витал в самой атмосфере этих мест. Ушла святость, ушли молитвы, истовые, плачущие, зовущие и упрашивающие, закончилось время богов. А вот здания все еще оставались. Правда, теперь они в больше степени несли функцию приютов, нежели какой-то иной вариант.
Впрочем, настоятельница все еще пылала былыми временами, правда было ей уже далеко за шестьдесят и Люцифер сомневался, что она столько набожна, сколь кажется таковою. Он пришел сюда, чтобы забрать девушку домой. Одну из дочерей этого места, одну из тех, кому не следовало быть и воспитываться здесь.
Он потратил много денег и кучу времени, чтобы достать информацию обо всех детях, которые проявляли свои демонические способности. Он следил и поддерживал тех из них, кто не мог справится с собой и сходил с ума. Он участвовал в жизни каждого из них, либо опосредованно, общаясь исключительно с родителями тех самых детей, либо он находил иные способы помочь им.
И за последние лет сто он не сталкивался со случаями, когда демоны были воспитаны в христианской религии, точнее, в той интерпретации ее, которая была доступна людям. Само по себе то, что девушка во всем этом выжила, было нормальным, что демон не мог жить в этом, тоже было нормальным. Но разум человека иногда был не способен быстро изменяться, и Люцифер боялся застать ее невменяемой.
- Спасибо мать настоятельница, дальше я сам. – Он вежливо спровадил старушку и зашел в келью или как там назывались эти пыточные помещения, которые должны были представлять собой жилые комнаты? – Добрый день, дорогая, я надеюсь твое восприятие не слишком изменилось с тех пор, как ты более или менее вспомнила себя?
Перед ним была Наамах, или Наама, как называть. Правда, виделись они в последний раз давно, так давно, что уже и легенд с тех времен не осталось. Зато остались некоторые наметки, намеки, полушепотки, которые могли рассказать об истинном предназначении этого человека, или иного другого. Так, например, вера людей в то, что при рождении Люцифера свершаются великие катастрофы, оправдывала себя на все двести процентов. У каждого демона была своя специфика и свои предзнаменования.
- Мы давно не виделись. – Говорить очевидные вещи даже вошло в привычку, уж насколько Люцифер был сам себе на уме, тем не менее, предпочитал озвучивать и прописные истины, чтобы не расстраивать тех, кто не умел читать между строк. – Надеюсь мне все еще не требуется представление? Или, уже требуется? Мать настоятельница этого заведения заверила меня, что с твоим разумом все в порядке и ты можешь покинуть это место, когда захочешь. Я пришел забрать тебя домой.
Понятие дом было растяжимым и довольно уместным, если говорить о том логове, которое использовал Люцифер для жизни и для гостей. Там уже была подготовлена комната, сосланы все лишние лица и даже на кухне была еда, несмотря на то, что сам он никогда не готовил. А еще у него был план и этот план включал в себя знакомство Лилит с сестрой. Интересно, как она воспримет происходящее, ведь не только он утратил связь с Наамой, но и Лилит, для кого-то это было болезненней, чем все остальное вместе взятое.
Поделиться32018-09-20 21:41:47
Сбежать в монастырь Дебора посчитала отличной идеей. Постыдной, унижающей, но что могло вернуть покой лучше, чем знакомые с раннего детства стены? Сухие ладони сестер, тихий перестук четок и звучание молитвы - это было привычным, отдавало постоянством, которого ей в последнее время не хватало. Заявление о неоплачиваемом отпуске легло на стол начальства легко – Дебора даже не думала корить себя в тот момент, лишь сжала запястья чуть сильнее, чем требовалось, что вчерашние порезы грозили закровить вновь; рюкзак с самыми основными вещами был запакован еще быстрее, а болеутоляющие таблетки закинуты в передний карман. Все, чтобы сбежать от преследовавшего сумасшествия. Одержимым только и остается, что запереть себя в клетке - так, вроде как, говорят.
Дребезжащий на кочках автобус, толпы снующих туда-сюда пассажиров, вонь от топлива, забивающая нос – Деборе это казалось каким-то правильным. Родным, наверное. И если бы не раскалывающаяся голова, странные недо-видения, возникающие, стоило только смежить веки, она, может быть, была бы даже счастлива. Впрочем, если бы не это – она бы и не подумала вернуться к сестрам, пускай они и заменили ей семью. Монастырь – то, что она хотела оставить в прошлом. Монастырь – то место, куда была
вынуждена вернуться вновь, проходя в очередной раз пыльную дорогу, которую когда-то мечтала оставить за плечами.
Сестры встретили её ласково, как и подобает настоящим прислужницам божьим: перекрестили и поцеловали в лоб, тут же отводя к общему столу. Ей были рады, как родной, и, если бы не жесткое воспитание – они бы наперебой принялись спрашивать о жизни за пределами церкви. Дебора знала, на сколько им любопытно, все же старые подруги остались при монастыре, побоявшись уйти от привычной жизни. Она была единственной, кто ушел. Она была единственной, кто посмел вернуться.
- Мы всегда рады гостям, - сказала старшая сестра, стоило ей доесть. Ее не стали забирать на вечернюю службу, лишь отвели обратно, в ее старую комнатушку, где она жила долгие годы, давая время привыкнуть вновь. Тишина старой комнаты давила на уши, как и удушливый запах пыли и плесени, к которому она никогда не могла привыкнуть. Дебора закуталась в теплую кофту, которую захватила с собой, одновременно наслаждаясь уютом от любимой вещи и тут же страдая от желания выбросить ее на свалку. Голову разрывало: часть ее была рада тому, что она вернулась в место, где росла, хоть она и никогда не считала монастырь настоящим домом; другая, та, которую она ненавидела и боялась, шипела и бесновалась, мечтая исчезнуть из священного места.
«Эта» - личность, непонятное проклятье, чертов демон, которыми пугали сестры в детстве, появился недавно. Сводил с ума. В голове постоянно возникали картинки, незнакомые люди и голоса-голоса-голоса. Места, где Дебора не была никогда в жизни. Люди, которых никогда не видела. Бессчетное количество мужчин, которых не знала. Она ненавидела оставаться наедине с собой – боялась появления непонятных видений. Ненавидела выходить в люди – каждый поход в магазин превращался в ком противоречивых желаний.
Кажется, Дебора потихоньку сходила с ума. Она не знала, сколько просидела так в одиночестве, ковыряя ногтями подзажившие раны на руках. Кажется, сестры пару раз заходили к ней – она не видела, погруженная в собственное отчаянье. Тишина монастыря, его вечный покой, не помогали – давили лишь сильнее, и она уже жалела, что вернулась.
Возможно, было бы лучше все же пойти к врачу. Возможно, она просто больна. Она бы просидела так вечность, в попытках пожалеть себя и тут же разобраться с тем, что происходит. Демонов ведь не существует, она была уверена в этом еще с тех пор, как попала в монастырь по воле родителей. Понимала, но не принимала. Молилась, но не верила. И зачем вообще приехала, если бардак в голове становился только сильнее?
Когда скрипнула дверь ее комнатушки, Дебора даже не подняла глаза. Разговаривать не хотелось, как и видеть полные участия лица сестер. Хотелось как в детстве – спрятаться под подушку, и чтобы весь мир был где-то далеко. Не здесь. Не рядом.
Но. Голос был незнакомый – мужской, вообще-то, а с мужчинами у Деборы после жизни в монастыре как-то не ладилось, - и она недоуменно подняла глаза. Сделала она это зря. Голову тут же скрутило болью, Дебора невольно зажмурилась, сдерживая желание помассировать виски. Картинки в голове вновь закружились, словно водоворот: лицо этого мужчины мелькало постоянно, словно она видела его раньше, в каких-то непонятных местах, незнакомом окружении, и она не могла даже понять, что видит. Гость что-то говорил, но она не слышала, оглушенная хороводом в своей голове.
- Кто Вы? – Дебора буквально заставила себя прохрипеть этот вопрос, все еще не в силах даже поднять глаза, - я Вас вижу впервые. И, - она усилием воли заставила себя поднять слезящиеся глаза, - о каком доме Вы вообще говорите?
Плохое предчувствие, почему-то возникшее, наверное, не предвещало ничего хорошего.
Поделиться42018-09-23 10:57:21
Во всем происходящем был только один плюс, он успел, пусть и почти в самый последний момент, но успел найти ее. В чужих глазах не было ни узнавания, ни ненависти, только испуг и какой-то совсем детский вопрос, который не следовало задавать Люциферу, или следовало? Или все происходило вовремя и как должно?
Он замер напротив девушки. Ее он запомнил другой, но это совершенно не мешало теперь видеть в этом испуганном ребенке ту, которая должна была возродится раньше, быстрее и могущественней. Он видел не хрупкое тело, безумные глаза и волосы, уложенные, казалось бы, в прическу, нет. Он видел обман, искушение, сомнительные предложения и жаркий шепот, которым так любила раньше пользоваться демоница.
Все ломалось.
- О том доме, где тебе самое место. Не здесь, - он обвел рукой комнатку, - ты должна быть.
Дома их ждали долгие разговоры, попытки найти друг в друге прошлое, воскресить его, заставить дышать. Снова оказаться у той самой пропасти, которая вела в ад, снова заставлять друг друга помнить об этом, об изгнании, о сестрах, о братьях, о большой семье, которая не приспособлена уживаться на одной территории. Дома их ждали скандалы, возможно убийства, интриги и подстрекательства. Скучал ли он по этому? Нет.
Но и разбираться с воспитанием, с христианскими догмами он тоже не пожелал бы. Слишком извращена подача информации, слишком много лжи, которая будет пугать, ломать психику, изводить чувством вины и отчаяния. Люцифер ненавидел библию, которая преподносила только ту часть про отца, где он был всемилостив, могущественен и любим.
- Меня зовут Льюис, возможно, но совершенно не обязательно, ты помнишь и знаешь меня под другими именами, это нормально, не бойся себя. Все гораздо интереснее, чем тебе рассказывали монахини этого места. И все гораздо сложнее, чем черное и белое. – Он развел руками.
Люц не был силен в софистике и философии, предпочитая изучать экономику, политику, пиар-технологии. Тем не менее, он второй раз в жизни сталкивался с тем, что не мог назвать своего имени. Не мог ей сказать кто он, потому что если она не бросится от него из окна, то, возможно, бросится на него самого, а ему бы очень не хотелось в самом деле сталкиваться с этим всем на собственной шкуре.
Он бы предпочел, чтобы кто-то другой сказал этой девушке кто она. Чтобы кто-то еще мог рассказать ей насколько она величественна и прекрасна. Насколько она могущественна и насколько очаровательна. Несмотря на то, что выглядит теперь, скорее, как запуганный ребенок, не способный к осознанным действиям. Он старательно пытался не ошибиться в собственных выводах, подозревая, что и тут сам себя обманывает.
- Я готов ответить на все твои вопросы, если таковые имеются. – Тонкий момент, когда нужно было оставаться вежливым и ласковым, а не пытаться давить информацией, которая того и гляди польется потоком. – Так что, можешь спрашивать. Я знаю, что у тебя скопилось много всего в голове, это неизбежно, когда все происходит так поздно. Сколько тебе лет теперь? Как тебя зовут сейчас?
Поделиться52018-09-24 00:05:37
Дебора никогда не верила ни в Бога, ни в религию. Зачем верить в то, что не существует? Зачем молиться тому, кто никогда не поможет? Ей хотелось мыслить рационально и правильно, не думать о том, что ее судьбой может управлять кто-то свыше, что от кого-то зависит ее «загробная» жизнь – ей бы эту, запутанную, полную боли и лишений, прожить нормально, четко следуя собственным принципам; научиться выживать в одиночестве. Ей бы не сойти с ума. Она предпочитала не думать о Боге. Не вспоминать о страшилках сестер, которые они рассказывали вместо сказок на ночь: не будешь праведным – демоны захватят твою душу. Какие демоны – хотелось спросить ей. Нужны ли миру демоны, если существуют они – люди? И если демонов Дебора уже переросла, то до нормального общения, пожалуй, еще даже не выросла. В религию она никогда не верила, зато была уверена в собственной адекватности, воспитании, которое, пускай и было жестко-консервативным, но позволяло ей держаться на плаву в этом мире. Теперь же получалось, что все, к чему она привыкла, все ее устои ломались, словно сухие ветки трухлявых деревьев, под натиском собственного сумасшествия, которое лишило ее возможности просто идти вперед.
- Дом? У меня никогда не было дома и настоящей семьи, - она немного растерянно посмотрела на мужчину и сильнее притянула колени к груди, словно защищаясь. Ее беспокоил этот мужчина, беспокоило, что часть ее словно ликовала от того, что она видит знакомое лицо – хотя с чего бы ей вообще знать его, если она видит его впервые? С другой, она ощущала опасность. Она словно исходила от него, и дело было даже не в том, как он пытался выглядеть – спокойная поза, уверенный взгляд почему-то совершенно не вселяли ей доверия. Ощущение двойственности пугало, это не было для нее нормальным: она достаточно давно работала над тем, чтобы учиться понимать, что из себя представляет собеседник – элементарное правило выживание даже в монастыре, когда якобы добрая сестра может избить палкой за пролитый стакан воды. Как справиться с ураганом мыслей в собственной голове, если причин для этого хаоса, по идее, и быть не могло?
Заставив себя вдохнуть и выдохнуть, Дебора внимательнее посмотрела на Льюиса – так, кажется, его зовут, хотя она почему-то была уверена, что он что-то недоговаривает. И, снова, это ощущение, совершенно непонятное, пугало. Пугало, что голова раскалывалась, пугали непонятные видения и собственное, непонятно с чего начавшееся раздвоение личности, если она могла, конечно, это так назвать.
- У меня…, - она вынуждала себя говорить буквально через силу: мужчину хотелось выпроводить, хотя бы для того, чтобы выпить болеутоляющее, кажется, уже пятое за день. Может, идея о том, чтобы лечь в больницу, была и не на столько плохой? – не так, спрошу иначе. Не совсем понимаю, что Вы от меня хотите? И что происходит? Со мной все нормально, - тут она немного лукавила, конечно, но какое его дело, если подумать, - и меня зовут Дебора, хотя мне все еще не понятно, зачем Вы пришли именно ко мне. Сестры лучше бы помогли разобраться с Вашими вопросами, если вы прихожанин.
Она, наконец, заставила себя посмотреть в чужие глаза, пытаясь сделать максимально отстраненный, незаинтересованный вид.
Стоило надеяться, что это все же поможет.
Поделиться62018-10-01 23:26:28
Всегда оставался шанс что она будет нормальной, что она будет вменяемой и что они смогут найти общий язык. Люцифер привык верить в лучшее, даже когда план однозначно требовал корректировок и смены курса. То, что девочка не была воспитана в их лучших традиция унижений и оскорблений давало ей шанс на то, чтобы реабилитироваться, выжить и попытаться доказать всему миру, что она способна на большее, чем это жалкое место.
Место, от которого он содрогался. Распятый сын Яхве, сомнительные молитвы, истязания плоти, мучения и все для чего? Для кого? Зачем? Прощения не будет, бог их не услышит, а архангелам давно нет дела до того, кто и что просит у их отца. Люц хмыкнул и принялся рассматривать комнату, стараясь себя хоть чем-то развлечь.
- У тебя есть дом, дорогая, то что ты его помнишь смутно – временно, скоро, совсем скоро ты обретешь всю себя, и мы с радостью напомним тебе кто ты. Дом – это там, где твое место, где тебя ждут. – Люцифер улыбался, наслаждаясь каждой минутой этой встречи, пусть нежданной, пусть негаданной, но встречей. Улыбался и пытался не хохотать, представляя радость Лилит от встречи с той, кого она и не ждала уже видеть.
Перспективы использования еще одной демонессы были, конечно, всегда можно было познакомить ее с Фелей, передав той парочку указаний. А лучше сделав встречу глубоко личной. Глядишь через какое-то время бедная несчастная девочка из монастыря и получит то, что заслуживала давно, признание, славу. И гусеница станет бабочкой вознесясь к небесам.
- Мы ждали, правда ждали тебя. – Он старательно проговаривает все, что у него в голове, проговаривает это вслух, стараясь уговорить девочку верить в это, стараясь поверить самостоятельно. Он пытается быть
Ему кажется важным дать ей понять, что она любима, что в их семье нелюбимых нет, они все потерянные, забытые тут, они все смешались с этим миром, запутались в нем, сплелись и уже больше не смогли бы позволить себе жить иначе.
Он смотрит в ее глаза, пытаясь найти там что-то, узнавание? Напряжение? Ненависть? Хоть что-то из прошлых времен, за что можно было потянуть, за что можно было бы ее зацепить, заставить пошевелиться, вытянуть руки, подняться с постели. Он искал в ней ту, которую они все когда-то утратили и не находил, от этого становилось больно.
- Что ты помнишь о себе? Что ты знаешь о себе? – Он подался вперед, пытаясь уловить на ее лице отголоски той, давней, безумной демоницы. Пытался уловить в ней что-то, найти, нащупать, жажду, желание, то неугасимое, что всегда в ней было.
Он пытался, но вместо пламени внутри была стена, которую не так-то просто было пробить. Люцифер со вздохом отстранился и покачал головой.
- Ты боишься, я понимаю, знаю о чем это. Ты боишься и не хочешь ничего знать, не так ли? Но ты не можешь оставаться в этих стенах, они для тебя слишком малы. – Люц покачал головой, старый добрый монастырь, что де они сотворили с ней?
Поделиться72018-10-04 12:35:35
Он что-то о ней знал. Это ощущение в Деборе появилось внезапно, казалось бы, без особой причины, но она была уверена – тот, кто назвал себя Льюисом, прекрасно понимал, что с ней происходит. Он разглядел в ней что-то, что было ему нужно, и не собирался отпускать, словно гончая, нашедшая цель. Но она искренне не могла понять, что может хотеть мужчина, который выглядит до безобразия богатым и довольным жизнью, от девчонки, прожившей всю жизнь в монастыре и, кажется, страдающая диссоциативном расстройством личности, что он мог в ней такого найти, что стоял, излучая обманчивую ауру доброты, при этом всматриваясь в ее глаза так внимательно, словно надеялся что-то там срочно отыскать. При этом не побоялся прийти в монастырь, пропахший запахом святости, околофанатичной набожностью, и разговаривал с ней так… ласково, словно она ему не чужая вовсе. Словно родной, действительно важный человек. Дебора этого не понимала. С ней так не бывает. Она – одиночка, у которой совершенно нет друзей, лишь случайные редкие встречи, которые могут обернуться болтовней по телефону на несколько часов, но это – единственное исключение, скорее подтверждающее правило. Она – одна. И не было тех, кому были интересны проблемы в ее голове.
- Кто может меня ждать, если у меня нет ни семьи, ни родни, родители от меня отказались и возможно уже мертвы? – Дебора запуталась. Она прекратила понимать, зачем он к ней пришел, чего от нее хотел, что желал вытащить из ее, разрывающейся от боли, головы. В ее сознании упорно формировалось какое-то слово, важное, относящееся непосредственно к этому мужчине, оно упорно крутилось на языке, но все ее нутро противилось ему. Ей казалось, что как только она произнесет это слово – как начнется что-то новое и страшное для нее. Как придется осознать, что бывшая жизнь закончится.
Дебора всегда была из тех, кто плохо адаптируется к новым условиям и долго адаптируется к изменениям. Возможно, в силу собственной отчужденности и неумения вливаться в коллектив. Возможно, потому что от социума у нее была лишь горстка религиозных фанатичек, да бывшие проститутки, пришедшие в монастырь в поиске крова, осознающие, что им нечего терять. Возможно, потому что за долгие годы она на столько привыкла заковывать себя в строгие рамки, что каждый шаг вперед давался ей через огромную работу над собой. Сейчас, ей, наверное, нужно было просто решиться, а дальше все как-нибудь само.
- Я знаю только то, что в моей голове творится какая-то ерунда. Знаю, что если пойду с этим к врачу – будущее для меня перечеркнуто. И я не могу понять, почему у меня стойкое ощущение, что Вы к этом причастны? – Дебора немного истерично шмыгнула носом, пытаясь сдержать подступающие слезы, усилием воли пытаясь взять себя в руки. Она уже слишком устала от всего, что происходит. Слишком устала постоянно принимать таблетки. Слишком устала пытаться разбираться в себе. Ей просто хотелось, чтобы это закончилось, - а еще я знаю, что Вас зовут не Льюис, а, - тут она запнулась, буквально заставляя себя произнести следующее слово, - Люцифер. Но я не понимаю, почему так уверена в этом. И что вообще это значит. Какой нормальный родитель даст своему ребенку имя олицетворения зла?
Дебора рассеянно потерла виски, пытаясь собраться с мыслями и дать себе пару секунд, чтобы успокоиться. В этой небольшой истерике радовало одно: голова перестала болеть. Словно это имя – единственное, чего от нее хотела ее вторая сумасшедшая половинка. И ей даже было не стыдно, что непроизвольный срыв случился при чужом человеке - сам, очевидно, виноват.
Поделиться82018-10-21 17:51:30
В их жизнях было слишком много, слишком много связанных общих воспоминаний, ускользающих от девочки, что цепляла руки за коленки и пыталась скрыться. В их жизнях было столь много всего, что это не укладывалось в голове, не складывалось даже в вечности, рожденные тысячи лет назад, созданные, запечатанные сами в себе, они снова и снова проходили свой путь. Разными дорогами они добирались к единой цели, к миру, в котором они все смогли бы жить.
К миру, которого они все хотели.
Люцифер изучал Дебору, как изучал бы новый свод законов, настороженно и с опаской, теряя какие-то детали по дороге, растрачивая себя на мелочи, которые сейчас были не важны. Он изучал ее, стараясь найти хоть какой-то знак, что все получится, что все, что было в них ранее, в ней все еще теплится.
Все еще где-то там должна быть Наама, красивая, обольстительная, опасная.
- Твоя семья гораздо больше, чем просто родители. Твоя семья мы все, кто ждал тебя, помнил и любил на протяжении долгих лет. Даже если ты не пускаешь себя в те потаенные уголки головы, где теплится знание о нас, даже если ты боишься, противишься, не хочешь ничего помнить и знать, ты уже здесь, родная. Ты уже среди нас, и ты нужна нам дома, не где-то в святом приходе, где мерзкие бабулечки занимаются отнюдь не богоугодными делами, нет. Ты нужна нам дома, идем же, это не страшно. Сделать шаг — это не страшно, страшно оставаться в темноте, когда рядом есть свет и тепло.
Он покачал головой, как же все оказалось запутанно, переплетено не в тех местах, не для того, что изначально необходимо, как же все оказалось лишним. Оставалось тянуть ее, оставалось просить ее принять верное решение, а может и подтолкнуть? Может и стоит подтолкнуть ее, потянуть за желание быть нужной, подарить любовь, привязать к себе? Люцифер не знал что будет вернее, потому и действовал на свой страх и риск.
- Нет, не я причастен к этом. Не я. – Он потянулся, всем что внутри, светлым, чистым, добрым, тем самым что папа когда-то дал ему, светом внутри потянулся к ней. Омыл ее сомнения, смял ее страх, вынудил ее дышать полной грудью, расцепить судорожно сжатые руки, выпустить воздух из легких.
Он вынудил ее жить полной жизнью, не бояться.
- Не я виноват в том, что вокруг тебя происходит, родная. – Он ласково коснулся макушки девушки, приглаживая вьющиеся вихры. – Но я могу помочь, я правда могу помочь тебе, как никто другой.
Он присел напротив кровати, заглядывая в ее глаза, испуганные, большие и безумно красивые. Он ждал ее реакции, ее слов, ее действий. Он просто ждал ее.
- Ты знаешь, что у зла нет имени, а то имя что дали ему люди, не настоящее. Ты знаешь кто я, но боишься признаться самой себе, в том, что ты права. Ты боишься меня и это правильно, по-твоему правильно. Но я могу помочь, это веская причина сказать мне да, правда? – Он улыбался, по-прежнему заглядывая в ее глаза, улыбался, потому что дальше оставалась самая сложная часть.
Дальше нужно было поймать Нааму, выловить ее в испуганной девочке, которая даже не может сосредоточится на том, что говорит.
Поделиться92018-12-03 01:00:21
В происходящем было что-то неправильное. Что-то неуловимо-фальшивое, словно кричащее об опасности. Предупреждающее, что не следует так слепо доверять этому человеку, как бы ни были добры его слова, которые она всегда мечтала услышать. Каждый брошенный ребенок, пускай этот факт уже и не трогало так сильно, как в подростковом возрасте, мечтает услышать, что у него где-то есть семья, которая его любит и ждет. Каждый брошенный ребенок жаждал услышать, что его любят не за что-то, а просто за сам факт его существования, чего не дали ему родные родители.
Каждый брошенный ребенок хочет знать, что хоть где-то у него есть дом.
И именно поэтому она не могла так просто довериться этим словам – обманчиво приятным. В жизни не бывает просто – простой факт, усвоенные после бесконечных часов, проведенных в темном чулане. За всеми этими анфиладами красивых слов где-то скрывалась очевидная истина, которую ей было не прощупать, не найти. Скрытая за вереницей приятных душе слов, эта истина терялась на общем фоне нереальности происходящего: какая-то забитая жизнью девчонка, привыкшая прозябать в монашеской келье, убивавшая свою молодость на бесполезной работе с таким же бесполезным начальником, и этот мужчина, смотревшийся, словно лишний, инородный мазок дорогой краски на расписанном древесным углем полотне. Было в нем что-то такое странное. Словно бы нечеловечное. Словно он выше, чем остальные, знает то, что недоступно простым людям.
Собственное истощение и, что странно, уже отступившая истерика, не давали мыслить логически - Дебора чувствовала себя слишком усталой, чтобы пытаться хоть в чем-то разобраться. Да и, к тому же, было в Льюисе что-то такое странное, знакомо-успокаивающее, приятно-позабытое, родное даже, что хотелось вспомнить и ощутить еще раз.
Разум, как недоверчивость и не умение общаться с людьми, твердили не верить. Оставить как есть, разбираться во всем самостоятельно - не в первый и не в последний раз такое, но внутри ей казалось, что согласие будет самым правильным, хоть и тяжелым решением. Если не поверить, то принять протянутую – впервые в ее жизни – руку помощи, которая сможет если не сдернуть пелену удушающего отчаянья, то хотя бы соскребнуть, направляя.
Сможет разрушить давящие стены сырой кельи, распахнуть двери опостылевшего монастыря, что давил собою все эти, пускай и спокойные годы, напоминая. Позволит дышать полной грудью, без оглядки на собственное прошлое и странную ненормальность.
Дебора, на самом-то деле, все еще не понимала, что с ней происходит. Плохо понимала, кто этот человек, пускай он и сказал, что собственные беспорядочные мысли верные; пускай подтвердил ту правду, которую она откидывала от себя месяцами – а кто поверит в существование падших ангелов, что снились по ночам? Пускай он намекал на ее ненормальность, но делал это иначе, словно они – не она - с этим справятся. Не как та пухлая психолог в своем занавешенном дипломами кабинете, раздраженно записавшая ее в пропащих пациентов, которым поможет разве что клиника, да мягкие белые стены.
Он обещал ей поддержку и это, пожалуй, главное.
Она позволила чужой руке коснуться своей головы, чего не делала уже множество лет, чувствуя странное умиротворение. Словно это прикосновение – единственное, чего она ждала долгие годы.
- Знаю, - тихо соглашаясь и рассматривая дырку в пледе, Дебора прикрыла глаза, решаясь поменять свою жизнь, расчерчивая ее на невнятное «до» и еще более непонятное «после», - я согласна. Мне правда нужна помощь, чтобы хотя бы разобраться, хотя, если честно, все еще не совсем понимаю, что происходит и чего конкретно Вы от меня ждете.
И она уверенно посмотрела в чужие глаза, отбрасывая хотя бы ненадолго душащие ее саму страхи.
В ней хотя бы появилась надежда, что сейчас-то ей смогут объяснить, что с ней происходит.
- Я хочу знать, кто я такая.
И прояснит те ужасные сны, что не отпускали ее практически каждую ночь.