Он обещал Гидеону навестить Молли, как только придёт в себя, но отлично понимал, что это не произойдёт ни сегодня, ни завтра, ни даже в ближайший месяц. А может быть и вовсе уже никогда. Как вообще понять, что он в порядке? Когда он последний раз в самом деле был хоть в каком-то порядке? Разве что ещё до плена, в котором осознал насколько он на самом деле беспомощен, или до спасения мальчишки, так похожего на его племянников, в лесу, когда чуть не распрощался с собственной жизнью снова, готовый к тому, чтобы пожертвовать собой ради чего-то большего, ради кого-то другого, а может быть и вовсе до того, как с головой окунулся в несправедливость магического мира, до того как столкнулся с деятельностью пожирателей, до того как стал каждую ночь окунаться в липкие кошмары, где он был бессилен. Наверное, он был в порядке, когда не мечтал об анонимности и официальном разрешении использовать опасную боевую магию, способную нанести реальный вред или убить, когда не пропадал на работе, вынуждая более сведущ коллег тренироваться с ним и в рукопашном бою и в фехтовании на рапирах, когда ещё возвращался домой не только для того, чтобы поспать, когда брату не приходилось врать, чтобы поговорить с ним. Или тогда, когда он не стремился отойти как можно дальше от родных, лишь бы не видеть беспокойства в их глазах, лишь бы не подставлять их одним своим существованием и работой, не подразумевающей даже жалкой маски. Ведь каждая собака, встреченная им на операциях, хоть как-то знакомая с перечнем чистокровных семей, запросто узнавала в нём того самого Пруэтта, служащего в аврорате, с яростью загнанного в угол хищника, защищающего тех, кто не был в состоянии спастись самостоятельно.

Как-то не так он всё же себе представлял будни аврора, не о том мечтал в детстве, не о том болтал с Фрэнком, громко смеясь в их общей спальне в башне Гриффиндора. И в голову ему раньше не приходило, что он когда-нибудь будет аппарировать в дом к Молли, его славной, любимой и любящей сестре, с ощущением, что он только что сделал шаг на эшафот. Никогда прежде. Но вот он здесь щурится от солнца, разглядывая такую странную и такую знакомую Нору и не решается пойти и постучать в дверь дома, где его всегда ждут. Потому что он не верит, что не обязан быть в порядке. Не верит, что стоит беспокоить сестру своим бегающим взглядом, что стоит ей рассказывать, как его паранойя взяла вверх над разумом и он просто отказался от любимой женщины в попытке её уберечь - ведь быть живой и одинокой гораздо лучше, чем мёртвой невестой аврора Пруэтта. Не уверен, что его тоска, боль и где-то даже отчаяние - это то, что стоит привносить в дом сестры. Таи, скрывайся и молчи. Всегда. И если перед Гидеоном он всё же вывернул душу, с трудом сдержавшись от глухих рыданий, сковывающих грудь, то исповедоваться сестре откровенно боялся. Она ведь будет беспокоится. Переживать. А он не хочет, не хочет, чтобы о нём переживали. Он их всех защитит, укроет, спасёт. Он должен, он обязан. И в первую очередь он хотел бы их уберечь от себя и треволнений за свою персону, грудью бросающуюся на амбразуры, потому что иначе просто не мог. Потому что его жизнь ничего не значит, если это поможет им победить, если это спасёт женщин, детей и мирных жителей. Вот только никто не понимал его. И он, в общем-то, был даже рад, что не понимали. Так, наверное, даже лучше.

Пруэтт отрешённо потёр уставшие от недосыпа и ночных бдений на благо ордена глаза и всё же сдвинулся с места, шагая неслышно по мягкой почве в сторону хорошо знакомого дома, в котором ему всегда было тепло, в котором жило счастье. Шёл медленно, но упрямо, не разрешив себе сбежать в очередной раз и спрятаться за работой. Сестра не заслужила его отсутствия в жизни или непонятной холодности. Его отношение к Моллс за годы жизни порознь осталось прежним, просто изменился он сам. И взгляд его, и улыбка перестала быть до одури искренней и жизнерадостной. Жалко, конечно, но уж как получилось. Сестра поймёт, она всегда понимала. Отругает, конечно, чаем напоит, обнимет, потреплет по голове и станет легче. Должно стать. Ведь это же его старшая заботливая нежно любимая сестра. Ведь он идёт в дом к Молли, которая была синонимом сочетанию "душевное тепло". Губы Пруэтта едва тронула тёплая улыбка и это, в общем-то, уже не мало. Хороший знак.

Фабс гулко постучал в дверь, скромно надеясь, что Уизли всё же не держат её распахнутой. Они с Гидом, конечно, навели шороху по поводу защиты семьи Уизли, постарались на славу, пока Молли была занята, и даже попросили помощи у Дамблдора, но ему всё равно было страшновато. Всё ещё казалось, что всего этого недостаточно, что нужно больше скрытности, больше замков на дверях, больше слоёв защитных заклинаний вокруг.
Аврор Пруэтт был готов умереть за семью, за родных, за семью. Но совершенно не был готов потерять кого-то из них и учился жить с этим постоянным чувством тревоги внутри, всё ещё бегло проглядывая некрологи в конце Пророка. Всё же наступило страшное время, но они обязаны его пережить, сплотившись. Вот только почему так сильно хочется сбежать, спрятаться и отстраниться? Почему кажется, что так он скорее всех убережёт?
Фабиан окинул взглядом двор дома, подмечая мелкие детали, подтверждающие, что жизнь здесь бьёт ключом, и снова уставился на дверь, прислушиваясь к шорохам за ней и честно пытаясь выглядеть в разы лучше, чем он себя в самом деле ощущал. Он ведь не на казнь пришёл, в конце-то концов, а в гости к Молли и её сорванцам. Он пришёл домой.

[nick]Fabian Prewett[/nick][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0017/a3/c5/9-1485111649.png[/icon][status]what are we fighting for?[/status]