[epi]FROM HELL 2003
Lilian Voss, Christopher Cobb
Пять веков с тех пор, как дверь ада захлопнулась, прошло, а Лилит наконец нашла способ спасти оттуда друга.[/epi]
Отредактировано Lilian Voss (2018-10-25 06:53:27)
Godless |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
[epi]FROM HELL 2003
Lilian Voss, Christopher Cobb
Пять веков с тех пор, как дверь ада захлопнулась, прошло, а Лилит наконец нашла способ спасти оттуда друга.[/epi]
Отредактировано Lilian Voss (2018-10-25 06:53:27)
Пол был залит кровью.
Пентаграмму, которую так старательно выводил ритуалист состоящими из редчайших ингредиентов чернилами, видно теперь почти не было - испещрённые тонкими узорами мраморные плиты практически полностью покрылись багровой глянцевой гладью, которая подбиралась к эпицентру узора.
Молочный козлёнок на руках у Лилит тихо заблеял, и она стала успокаивать его тихим шепотом и поглаживаниями шеи и мягких ушек. Её эмпатия распространялась не только на людей, потому при должном желании демонесса могла быть идеальным манком, для любой жертвы, под её влиянием невозможно заподозрить неладное... Потому здесь не паниковал никто. Несколько магов-ритуалистов, помогавших ей с осуществлением задуманного, сидели на своих местах, речитатив формулы заклинания раздавался приглушенно, но размеренно и отчётливо, жертвы, все принесенные в угоду открытия врат ада на какую-то жалкую сотую часть дюйма жертвы лежали на полу , раскинув руки и ноги, выражения их бледных лиц были исполнены блаженного спокойствия. Никому из них не было по-настоящему больно, никто не замечал боли.
И всё же чужие протяжные вздохи, звук хлюпающей крови и запах, металлический запах, вьедающийся в ноздри и оседающий в глотке, тревожили милое созданье на руках у Лилит.
- Тихо, мой славный малыш, - прошептала Лилит, осторожно опускаясь на колени, и не переставая прижимать к себе свою живую ношу, с необычайной нежностью, как ребёнка.
Облачённая в белое, похожее на тогу, длинное платье, босая и светловолосая, она бы походила на ангела, если бы вокруг не было столько трупов, и если бы она не пачкала настолько безразлично свои ступни, колени, и белоснежную органзу о липкую бурую кровь.
Кроме ритуалистов, Лилит, и бедного козлёнка, здесь был только один живой человек.
Он лежал по центру помещения, по центру колдовского символа, расчерченного на добрый десяток футов в диаметре, и он был совершенно без сознания. Его ввели в магический транс, и человек спал беспробудным сном, его личность также спала, превратив тело в беззащитный сосуд.
И Лилит собиралась этим воспользоваться.
Она прислушивалась к тихому пению колдунов, к мёртвому языку, наизусть зная каждое слово, словно мысленно отсчитывала, сколько осталось до конца, сколько осталось до момента, когда всё наконец закончится, и она достигнет цели.
Тогда, пять веков назад, они не сразу поняли, что произошло. Не каждый из них вообще пытался вернуться в пекло, один из самых недружелюбных потусторонних миров.. Но очень быстро Лилит обнаружила пропажу. Когда дверь захлопнулась, не все оказались снаружи, далеко не все вели беззаботную жизнь среди людей. Один из демонов, один из лучших, Зиминиар, остался по ту сторону.. И Лилит не хотела представлять, что ему пришлось пережить за всё это время в геенне огненной.
Она искала способ выпустить его из плена очень давно.
Она прибегала к старым формулам призыва, на которые обязан был откликнуться этот демон, но все они остались без ответа, ни один не попал по адресу. Это было страшно, жутко, а потому Лилит продолжала искать, пока не напала на след одного ритуального камня, который мог стать временным вместилищем для любой сущности. И этот камень, ярко-алый, сверкающий подобно рубину, обрамлённый золотом и подвешенный на тонкую цепь, лежал на груди погруженного в транс человека, служа проводником между ним и демоном, которого Лилит собиралась вытащить из пекла.
Кровь стекалась к центру комнаты, всё ближе, тонкими ручейками заплывая под распластанного на полу мужчину.
Лилит мягко улыбнулась, рассматривая черты его лица, это был тренированный, красивый мужчина, Зиминиару понравится эта оболочка, непременно, он даже чем-то похож на него прежнего... Демонесса прикрыла глаза, прислушиваясь к голосам ритуалистов, что заканчивали своё мрачное пение.
И, подняв с каменного пола кинжал, одним непрерывным движением, словно взмахом кисти, перерезала козлёнку горло.
Последняя жертва, самое невинное в этом зале существо..
Кровь хлынула вниз ручьём, на колени Лилит, на тело, которое она подготовила для того, кто когда-то был ей другом.
Рубин на его груди ярко вспыхнул алыми искрами.
Финальный аккорд.
С тех пор как пространства и миры были разъединены в Аду царила анархия. Исчезновение Люцифера, запертого вне своего дома породило очень много вопросов и еще больше проблем. А в некоторых, особенно ретивых, это породило еще и жажду власти. Зиминиар был среди тех, кто плевать хотел на трон, он хотел только оставаться на своей северной территории, как можно дальше от центральных областей и заниматься экспериментами.
Ему удалось научиться превращать ледяные скульптуры в големов, которые были подчинены его власти и его магии. Он играл с ними, забавляясь разрушал и перестраивал, создавая под час чудовищные формы просто ради забавы. Некоторые големы в виде пауков заполонили снежные пустоши и убивали тех, кто блуждал по этим белым пространствам, пачкая свои лапы в крови. Оставалось только наблюдать за всем этим и руководить своей юной, могущественной армией.
Он не хотел власти, он не хотел чтобы разрушалась предыдущая структура, его устраивал Люцифер, который был безумен, но по своему прекрасеню Ему не хватало только королевы в его владениях, с тех пор как мира разошлись по разные стороны она больше не появлялась здесь, босые ноги не касались холодного пола, иней не расступался под ее ногами, и белый подол платья не тащился за ней по полу. Здесь было слишком пусто.
Миниар ее искал, провел несколько суток в попытке исправить то, что сделал отец, но все оказалось бесполезно. Все оказалось тщетно. Наверное, он скучал, раз замерев стоял на балконе, вглядываясь в белые просторы, на которых резвились его создания, на которых бушевала его магия. Холодная, неприступная, скованная его волей, его магия.
Зов был слабый, тонкий звон скорее, где-то на переферии сознания. Стеклянные колокольчики и чья-то теплая рука, фантомно касалась тела. Вот и все что он мог почувствовать, если тянулся к ней. Если искал Лилит. И только сегодня он смог уловить больше, только сегодня он смог нащупать их прежнюю, когда сильную, связь.
Она звала его, взывала, тащила, выдирая из его жизни. Миниар не хотел, он отчаянно не хотел расставаться со своими владениями, с самим собой. Он ненавидел мир людей, предпочитая мучить грешников в аду, а не подталкивать их к падению в грех. Он ненавидел все, что было связано с этими хрупкими, сомнительно нужными телами. Он пытался оттолкнуть ее, пытался сказать ей нет, пытался помешать ее рукам, которые тянули его из Ада в другое место.
Он рванулся в сторону, физически пытаясь отойти от этого, отстранится, закрыться. Он попытался отгородиться магией, стеной из льда, он попытался сказать ей: «нет, вернись лучше ты», он не хотел просыпаться в другом месте.
И он открыл глаза, разглядывая чужой потолок, беспомощный, слабый, истертый, забытый. Он открыл глаза, не в своем кабинете, не на балконе, где видно его владения. Это даже не был потолок, который он бы мог опознать. Ни один из дворцов ада, он знал, не пах так металлом, не пропитался кровью настолько. Ни один из дворцов ада не был настолько изощренно испорчен.
Он открыл глаза и потянулся, потянулся вперед, поднял руку, скользя ее по полу, в поисках опоры. Он поднял руку и замер, рассматривая ее. Его тело должно было быть другим, он должен был быть другим, он должен был быть демоном Ада. Демоном, не имеющим человеческой внешности, не имеющим рук без когтей.
- Что ты наделала? – Тонкий, дрожащий голос, вот что было ему ответом. – Что ты на делала, Лилит?
Лилит замерла в ожидании, всматриваясь в чужое лицо, чужие веки, прежде неподвижные, словно человек на полу спал или и вовсе был мёртв. В трансе его дыхание настолько замедлено, что было почти незаметно, как вздымается грудь, и Лилит внимательно прислушивалась к нему, присматривалась, пыталась уловить хоть какие-то знаки, символы, изменения... Сколько раз она пыталась провернуть этот ритуал и вытащить его из пекла? Сколько раз пачкалась с ног до головы чужой кровью, тратя на это массу времени и ресурсов, чтобы узнать, что снова не вышло, ещё один способ призыва оказался неактуальным и больше не работал?
В этот раз всё было по-другому. Лилит поняла это сразу, потому что в комнате вдруг стало холодно. Она не сдержала улыбки, и тихого смеха, наблюдая за тем, как шевелятся его руки, как приоткрываются глаза. Светлые прежде, глаза человека, на какое-то мгновение белизна глазного яблока словно подёрнулась туманом, оплывая чёрной дымкой, превращая обычного человека - в опасного демона.
Её даже пробрала дрожь: стены покрылись бледно-голубым инеем, это было красиво, колючие снежные узоры, очень красиво, Лилит поняла, что от холода начинает дрожать. Чужие молитвы стихли, и колдуны, что помогали ей в проведении ритуала, замерли на своих местах с нетерпением ожидая результата, и неудивительно - если он будет положительным, Лилит заплатит в два раза больше. На самом деле, она была готова заплатить ещё больше, чтобы вытащить из пекла одного из самых верных и дорогих ей демонов.
И сейчас, понимая, что всё получилось, что он наконец-то здесь, настоящий, Лилит улыбалась, улыбалась, сдерживая рвущийся из груди надрывный смех.
Ещё тёплое, уже почти неподвижное тело козлёнка она отложила куда-то в сторону, наклоняясь над Миниаром и со странной, свойственной лишь ей извращённой нежностью рассматривала его, потянулась рукой к его руке, которой он словно пытался поймать что-то в воздухе.
Она пачкала его кровью, впрочем, на это ей было плевать, успех окрылял, успех опъянял, это было безумно, нереально, невозможно, что у неё наконец-то и правда вышло вытащить кого-то из Ада. Ведь до этого момента не было даже никакой уверенности, что это измерение до сих пор существовало.
Лилит сжала кисть его руки, пока что такую слабую, огладила, переплела пальцы со своими накрепко, словно пытаясь удержать его в этом мире, чтобы он никуда не делся, не смел исчезать снова без следа на пять сотен лет.
- Это ты, - Лилит шептала. Едва слышно, хриплым от волнения голосом. - Это действительно ты. Я узнала бы тебя в любом теле.. Я так давно искала способ тебя вытащить, мой дорогой. Так давно искала способ тебя спасти. И наконец-то получилось. Я смогла. Я избавила тебя от бесконечных мучений в аду, мой драгоценный друг.. Наконец-то.
Она, наверное, выглядела сейчас сумасшедшей.
Но лишь потому, что до конца так и не верила в успех своей затеи.
Былой мир терял свои очертания, больше не было снега, больше не было холода, который пронизывал каждый уголок его замка, его дома. Больше не было трона в пустом зале, покрытом инеем. Больше не чувствовалась связь с его творениями, больше не было эйфории убийств, мучений, боли и лап в крови. Он больше не видел тех, кого создал, он больше не мог воззвать к ним, управлять ими, создавать их.
Она отрезала его от его собственного дома. Вырвала из него все, что его тянуло назад, вызвала сюда, к человечеству, вытащила, оставив умирать, оставив его слабым, никчемным, мертвым.
Миниар был в ярости, она душила, она раздирала его изнутри, горькая, жгучая, бешенная по напору своему – ярость. Он с трудом сел, старательно управляя чудовищным телом, неуклюжим, слабым, хрупким. Он сел и воззрился на нее, стараясь успокоиться, стараясь взять себя в руки.
- Это я. – Голос подводил, срывался, был слишком тонок для того, кто был его обладателем. Миниар ненавидел весь мир и Лилит в первую очередь, потому что не хотел пробуждаться здесь, потому что ему не нужно было покидать дом, он не должен был его покидать, он должен был оставаться там и ждать, когда отец вернет все, как было ранее. Или не ждать!
- Зачем ты вытащила меня? Лилит! – Она была красива, даже несмотря на то, что была человеком, она была красива, изящна, тонка, строгие черты лица, большие глаза. Очень красива.
Он не удержался, тоска давала о себе знать, он не удержался и провел рукой по ее лицу, впитывая ее образ, запоминая линии, очертания, стараясь запомнить такие родные и так давно позабытые черты лица. Белое в красном, и разводы крови на ее лице – все смотрелось настолько органично, все смотрелось так, как должно было быть.
Миниар не знал кто он, не знал где он, не знал, что она сотворила с ним и чем пожертвовала и ему было плевать. Морозные узоры расползались от них во все стороны, охватывая застывающую кровь, разукрашивая ее узорами сомнительной красоты. Миниар не контролировал этот процесс, он не мог его контролировать, он пытался остановиться, пытался приказать самому себе нет. Но у этого тела не было блоков, не было ничего, оно было бесполезным придатком для него, оно было…
- Ты не меняешься, ничего вокруг тебя не меняется, кровь и белое, все как ты любишь. – ОН улыбался, бледной тенью себя улыбался, а холод вокруг них расползался, захватывая в свои владения комнату. Миниар больше не пытался прощупать собственные границы, он просто ждал ответов.
Зачем? Почему именно он? Он не верил в ее любовь, как она не должна была верить в его. Они были вместе так долго, что пора было признать, они друг друга ценили, но среди демонов не было приверженцев верности или исследователей такого понятия как «любовь». Никто из них не был совершенен, никто из них не мог быть совершенным.
Возможно, она мстила за что-то? Возможно она пыталась его убить? А может быть он ей был нужен зачем-то? Оставалось понять – зачем?
Холодно, холод морозными иглами пронизывает до самых костей, пропитывает кожу, заставляя зябко ёжиться, вздрагивать, дрожать запястьями рук, плотнее сжимать пересохшие губы, пытаться сохранить хотя бы остатки, хотя бы крохи тепла.
Он вернулся.
Лилит теперь была в этом уверена, счастливая, радостная, безумно улыбающаяся Лилит. Он вернулся!..
Она не задумывалась над тем, почему именно он. Почему из всех братьев и сестёр, оставшихся по ту сторону, она вылезла из собственной кожи, да что там, была готова снять её с себя безо всяких сожалений для того, чтобы именно но был тут. Доверие, дружба, пожалуй, это можно было назвать поводом, сомнительным весьма поводом, как для взаимоотношений между демонами. Лилит сейчас не могла быть уверена ни в чём, ни в том, что когда-то между ними было, ни в том, чем это было для него. Ни в том, что она не ошиблась, вытащив его из преисподней.
Он выглядел таким растерянным.
Таким расстроенным, опустошенным, он выглядел так, будто он в ужасе, будто он по-настоящему паникует...
Будто она ошиблась.
Лилит теснее сжала пальцами чужую руку, было бы лучше, было бы хотя бы немного теплее, если бы не липкая скользкая кровь. Он ведь рад?.. Должен быть рад, что его спасли, вытащили из ада, избавили наконец от вечного одиночества в потустороннем измерении, созданном специально для проклятых.
Ведь правда?..
Лилит не привыкла сомневаться в своих поступках.
Но сейчас ей кажется, что она никогда не была так близка к катастрофичной ошибке.
- Это ты, - вторит Лилит его голосу тихим своим, ласково касаясь чужой руки, что прильнула к её щеке. Прижимая к себе. Вкрадчивый, полный нежности жест, непозволительной нежности для неё, для той, что прослыла среди своих, как бессердечная, безжалостная стерва, не способная испытывать что-либо из добрых чувств - будь то признательность, благодарность. Или любовь. Лилит оглаживает чужие пальцы своими, жмётся к прохладной ладони тёплой щекой, здесь стало ещё холоднее, но она даже инстинктивно не пытается отстраниться от мужчины, что был живым средоточием холода в этом зале.
Она слишком долго его ждала.
Слишком долго не видела его глаз. Не ощущала такое ласковое прикосновение его рук, пусть у него были огрубевшие, привыкшие к оружию, и вечно холодные пальцы...
Лилит правда скучала, слишком долго скучала для того, чтобы сейчас замечать недостатки.
Чтобы бояться морозного узора на стенах и пара, который вырывается из её рта, когда она прерывисто и часто дышит..
Она ведь знала, кого вытаскивала из преисподней. Лучше всех знала этого демона, и помнила, как он умел превращать в хрупкий, способный от одного прикосновения расколоться лёд чужие сердца. Да что там. Чужие тела целиком. Он был идеальной машиной для убийств - когда-то.
Он был самым верным чудовищем из тех, кого Лилит удалось приласкать.
Приучить к себе.
Выкормить с рук.
Она не боялась его - даже сейчас. Ничуть. Лишь опасалась собственных ошибок.
- Не говори, что ты не рад. Ты удивлён, раздосадован, возможно, даже зол, не уверена, что в таком состоянии кто-либо способен испытывать ярость, - порывисто говорит Лилит, отпускает чужие холодные руки и ласково обхватывает ими шею, ведя ладонями вверх, зарываясь пальцами в волосы. Утыкается лбом в чужой лоб, носом - в чужую щеку. Неотрывно смотрит в глаза. - Ты можешь считать, что именно сейчас попал в подлинный ад, я знаю, но ты наконец-то здесь. С нами. Ты больше не один, мой дорогой, больше не один, и никогда не будешь, я так долго искала способ, так долго ждала... Теперь ты с нами, - Лилит снова улыбается, на мгновение даже прикрывая глаза. Ей не мешает сейчас ничего, ни кажущийся теперь горьким запах крови, ни свидетели их трогательного воссоединения, демонессе и правда плевать. - Теперь ты снова со мной. И ты вернёшь силы, очень скоро, я обещаю.
Не было вечности страшнее, чем вечность среди людей. Он не хотел ее, не хотел эту жизнь, не хотел обрекать себя на возвращение в эти хрупкие тела, на цикл жизни, который будет состоять из одного и того же. Он не хотел находиться здесь, не тянулся к ней, не пытался воззвать, не пытался найти и вернуть.
Он обрек себя на холод, который крутился к в его королевстве, он сминал души грешников, заставлял их молить об освобождении, пытал и питался их страданиями. Он жил в полную силу, управлял в полную силу, он радовался как никто, он опускался все ниже и ниже, забытый, забывший, что привело их в Ад, что стало причиной их переселения, что стало первопричиной их новой жизни.
Он скучал по Лилит, по ее белым одеждам, по ее речам, голосу, рукам. Да, скучал. Он хотел бы видеть ее среди снежных пик, белое на белом, сливающееся с вечностью, слишком прекрасное зрелище, чтобы забыть его. Он хотел бы видеть ее дома, там, где им место, там, где они живы, где они цельные, где не нужно скрывать силы, где не нужно пытаться быть человеком.
Он мечтал ее видеть именно там.
И мороз расползался вокруг, охватывая все новое и новое пространство. Мороз, искорки белого, скользящие по полу, делающие его холоднее льда. Искорки холода, которые окутывают, которые окружают, которые не дают сделать вдох, которые пробираются внутрь, чтобы сделать очередную статую. Чтобы теплое сделать холодным, а гибкое – хрупким.
- Я. – Он кивает, хотя движения больше похожи на подергивание куклы за ниточки, рваные, чуждые ему, ненужные. Но он двигается, гладит чужую, теплую, гладкую щеку, касается виска, отводя волосы от ее лица.
Он скучал, он так долго скучал без нее, что отвык от золотистых волос, от тонких рук, от проникновенного взгляда. Отвык и забыл, какая она, мать демонов, Лилит, дьяволица, способная уничтожить мир, стереть его в порошок, сокрушить, оставив только осколки в тех местах, где этот мир мог рушиться.
Зиминиар даже не заметил, как люди, до того живые, дышащие, двигающиеся люди, в один момент разлетелись на осколки. Замерзли, оказались слишком хрупкими для голубоватых искорок, оказались неспособными сопротивляться ему, оказались никчемными. Его сила вырвалась в один момент на свободу, буйная, голодная, счастливая. Его сила, с который он жил, неделим был и ею же упивался, та его часть, которая ликовала, получив возможность мучить живых, его часть, которая не могла остановиться, не могла позволить себе прекратить чужие мучения.
Он замер, изучая, наконец-то изучаю помещение, в котором проснулся.
- Я разочарован, дома было хорошо, дорогая, там все было хорошо. Зачем? – Он не отрываясь изучает стены, изукрашенные орнаментом, пол, на котором растекаются лужи крови от уже мертвых, изувеченных тел.
Он изучает помещение, примериваясь, чтобы встать, примериваясь продолжить движения. Он изучает помещение, Лилит в нем, останки некогда живых и упускает момент, когда его сила стихает, когда все погружается в серый, безликий цвет, неспособный передать буйство красок, которое его окружает.
Он теряет возможность использовать собственную силу, теряет возможность быть собой. Что-то ускользает от него. Что-то важное.
Расползающийся по залитому кровью полу иней завораживал, Лилит не могла оторвать взгляда от этой чарующей картины, стихия в его руках всегда была так быстра, так неумолима. Он умел с нею обращаться, подчинять себе, кого-то это могло пугать, но Лилит была не из пугливых, и чужая сила чаще вызывала в ней не страх, нет, но дикую смесь восторга и любопытства.
А вот по этому всему Лилит так скучала.
Она ведь ещё помнила времена, когда он замораживал сердца.
Но сегодня что-то шло не так. Лилит знала о тех сложностях, с которыми демону придётся столкнуться, чтобы адаптироваться в человеческом теле, чтобы вылепить из этого тела что-то похожее на прежнюю оболочку. С таким же потенциалом, с так прежде... Уйдёт, возможно, не один год. И ему точно понадобится её помощь. Но что такое год, или даже десять, в сравнении с вечностью, которую он наконец получит на свободе?..
Лилит смотрела на него так восторженно, так увлеченно!.. Ему, наверное, и правда придётся несладко - движения были такими искусственными, такими отрывистыми и неумелыми, словно он младенец, пытающийся научиться ходить, но ведь он смог и встать, и пошевелиться, речевой аппарат был тоже в норме.. Лилит боялась других сложностей, что он, например, совсем не сможет первое время даже говорить. Но Зиминиару этого всего, похоже, было мало.
Демонесса прислушалась к нему, пытаясь прочесть, что именно он испытывает сейчас, какой спектр чувств, насколько дискомфортно ему новое тело. И опешила. "Мы подберём другое, милый, если это тебе не по вкусу, подберём другое!.." - Лилит прикусила язык, она не ожидала такой реакции, правда, не ожидала такого ужаса, не окрашенного даже нотками радости, ни капли радости или восторга, что ей удалось его вытащить, только ужас и разочарование!..
А потом её захлестнуло волной чужой боли.
И это был уже не Зиминиар. Это были люди, которые помогали ему пробудиться. Ритуалисты, колдуны, которым она заплатила за помощь... Демон заморозил их заживо, превратив кожные покровы в жгучую ледяную тюрьму.
Лилит отшатнулась. Поменялась в лице - ей больше не хотелось улыбаться.
Она не думала сейчас о том, как это навредит её репутации, и станет ли кто-то после такого провала иметь с нею дело, это, право, было не так важно.
Но вот её дорогой друг, демон, которого она так старательно пыталась вытащить из ада, был совсем не рад его покинуть. И это не был результат шока или помешательства. Он был, похоже, на удивление в норме.. И оскорбительно не рад их встрече.
- Разочарован? - парирует Лилит, щуря глаза. - Я лгала, предавала и проливала кровь для того, чтобы вытащить тебя из созданной нашим врагом клетки. Я годами думала о том, как можно кого-либо из неё вытащить, и из всех утерянных выбрала именно тебя, мой дорогой названный брат, а ты - РАЗОЧАРОВАН?.. И спрашиваешь - зачем?..
Боковым зрением на снова подмечает его неловкость в обращении с руками, с телом, он даже стоит сейчас, как сломанная кукла, Лилит знает, что на восстановление контроля над телом понадобится всего несколько дней, но сейчас ей это уже не кажется милым. Она с трудом сдерживается от того, чтобы залепить ему пощечину.
Она хочет помочь.
Оживить его рецепторы, пустив по ним что-то вроде электрошока.
Такой быстрый способ заставить Зиминиара ощутить каждое нервное окончание. И вернуть над ним контроль, скорее всего. Лилит так уже делала, и почти всякий раз это было успешно.
А ещё ей очень хочется прекратить превращение зала в ледяную тюрьму, потому что кажется, что ещё немного, и она станет главное ледяной статуей здесь. В планах Лилит не было прямо сейчас отправляться на новый круг перерождения.
Она щурится, вызывая в памяти воспоминания.
Эмпатическое влияние такого рода не может быть односторонним, и нельзя заставить кого-то чувствовать неизвестные тебе грани эмоций или ощущений. Потому Лилит цепляется за воспоминания, одни из самых болезненных воспоминания за её долгую нечеловеческую жизнь.
Обжигающие прикосновения пламени.
Огонь, с садистской нежностью лижущий ей пятки. Лодыжки. Бёдра. Кончики пальцев...
Поднимающийся выше.
Слизывающий с неё к чертям кожу.
Дочерна.
До обуглившейся плоти.
До белесых костей.
В какой-то мере это было даже эстетично, но Лилит всегда предпочитала, чтобы такой лаской одаривали других.
А сейчас она на какое-то мгновение снова горела, горела с каменной маской вместо лица, и заставила точно так же гореть и его. В глубине души лелея надежду, что он унизит себя криком, криком боли.
Всё же она злилась на него, злилась на разочарование, на то, что он не скучал, на то, что все старания, по его мнению, были тщетны. На то, что он не только не мог, но и не хотел, не собирался возвращаться к ним, даже если бы у него была возможность.
Но за кнутом всегда следует кое-что другое.
Лилит прекращает так же резко, как и до этого поджарила его. Три удара сердца на персональную огненную агонию.. И ощущение прожигающего насквозь пламени превращается в размеренное, сладостное - до дрожи в суставах - тепло.
Лилит снова отпускает.
- Полегчало? - она усмехается, глядя на него. И, пожалуй, больше не злится. Пока что. После такого он должен лучше почувствовать собственное тело. А ещё, человек в нём, если он выжил, точно отправился на какое-то время в отключку.
Контрастный душ из ощущений.
Может, лучше было бы выбрать таки пощечину?..
Отредактировано Lilian Voss (2018-10-25 10:36:44)
Вздорная девчонка, которая считала, что знает лучше. Вздорная, слишком свободная, слишком сильная девочка, которой место у ног Люцифера, у ног отца, но не здесь. Не среди людей, никаких людей. Зиминиар стоял покачиваясь, ища равновесия внутри себя, выискивая что-то, что позволит ему зацепиться за происходящее, что-то, что позволит ему не сходить с ума, не пытаться выдрать собственную жизнь из этого тела.
Он искал слова, которые точно передали бы его шок, его ужас, его отчаяние. Слова, которые донесли бы до нее, до безумной наивной и нахальной девочки, что она сломала его. Она сломала то, что он строил веками, тысячи лет он выстраивал свой мир, оттачивал свое мастерство, умел прикасаться не замораживая, умел замораживать не прикасаясь, умел заставлять замирать сердца одним взмахом руки.
И все рассыпалось…
Как тела смертных под ногами, рассыпалось в прах, обратившись ничем. Пустотой. Бессилием. Ненависть. Истончившийся мир дрожал, Зиминиар знал почему, ему не место было здесь. Он не должен был быть здесь. Он должен был существовать в другом мире, там, где ему место, там, где он был уместен, силен, могущественен и не был бы среди людей.
- Ты! – Он шипел в ярости. – Ты даже не поняла, что сотворила.
Он был в ярости, она сковывала тело, заставляя его содрогаться в конвульсиях, некрасивых, ожесточенных. Ярость забиралась внутрь, выдирая из него слова, выдирая из него силы, глуша последние остатки чужого разума в нем. Ярость взращивала внутри паренька нового монстра, монстра, который не должен был тут родиться. Которому не место было среди живых, которому не нужно было быть среди живых.
Ярость выращивала нового монстра, она впивалась внутри парня, когтями цеплялась, выдирая чужое, теперь уже чужое сознание. Ярость выскребала из головы отголоски чужих мыслей, чужих восторгов.
Он дрожал от еле сдерживаемого бешенства, крепко сцепил руки, зажмурился и дрожал, стоя напротив Лилит. О да, он знал ее гнев, он знал ее боль, он знал ее ужас. Он знал и тепло и отчаяние, он даже знал, что не стал бы говорить с ней, если бы мог молчать, если бы его сознание было полностью его. Если бы это было его тело, подконтрольное, изящное, его собственное.
Они так и замерли, оба недвижимые, оба скованные, оба молчаливые. Он не сразу понял, что боль не его, что боль это что-то, что пришло извне. Боль, поднимающаяся с ног, наверх, раздирающая, опаляющая. Боль от огня, чего в его жизни было не так много, боль от языков пламени что растапливали внутренний лед, боль от костра, что поедал заживо, выдирая из груди хриплый смех.
Он горел заживо в ледяной пещере, по которой плескалась его сила. Он горел заживо в месте, где сложно было даже дышать от холода. Он расплескивался, сплетался с пламенем и неудержимо смеялся, зажмурившись. Истинная свобода, то, чего ему так не хватало вот она, протяни руку, коснись, возьми ее.
- Иди к черту. – Он все еще усмехался, всматриваясь в нее, изучая заново. Ведь он так много пропустил в ней, ведь он так многого не успел понять в ней.
Ведь его не было, когда она ощущала все это. Она жила без него. Он жил без нее. Зиминиар замер, прислушиваясь к себе, изучая собственные мысли, заглядывая куда-то внутрь самого себя, требуя ответов, требуя движений, требуя всего того, что нужно было для жизни.
- Ты вытащила меня в мир, до которого мне нет дела. Ты оставила меня без всего, даже без возможности контролировать самого себя. Ты сломала все, что я построил и ты просишь быть благодарным? Тебе благодарным, Лилит? Тебе, за той собственный эгоизм? – Он рассмеялся, на этот раз беззаботно, как могут смеяться дети или подростки.
Он рассмеялся и махнул рукой, раздирая стену позади себя, осыпая самого себя снежными осколками. Его ярость трансформировалась, медленно, но неудержимо трансформировалась.