[epi]ОГНИ ИНКВИЗИЦИИ 1482
Oliver J. Underwood, Deborah Crawford
Любимый огонь, даже мертвых сердца не покинул.
Но разум живых давно сжег он дотла[/epi]
[1482] огни инквизиции
Сообщений 1 страница 8 из 8
Поделиться12018-10-14 23:29:16
Поделиться22018-10-15 14:48:30
«Да, есть сладострастие боли, так же как сладострастие веры и даже сладострастие смирения. Если ангелам-бунтовщикам столь немногого хватило, чтоб огонь обожания и смирения стал в них огнем гордыни и бунта, что говорить о слабом роде человеческом?»
Умберто Эко. Имя розы.
«Эдикт милосердия» был уже провозглашен. Первые представители, ведомые Томасом Альваресом, великим инквизитором Торкемадой, да самой рукой Господа и королевы Изабеллы Кастильской дали грешным душам добровольно исповедаться в своём грехе и совершить покаяние.
Впрочем, срок покаяния подходил к концу, а потому доминиканский инквизитор Томас Альварес выехал из Кастилии лично, дабы приступить к процедуре аутодафе в этой маленькой, но проблемной деревушке. Поскольку за все тридцать дней не один иудей или прочий язычник не сознался в своем грехе.
Дело осложняло и то, что никто из прочих лиц не решился уведомить трибунал о тайных практиках ложной веры среди христианского населения. Это значило, что они столь же порочны и греховны, как и иудеи. Их души уже начали очерняться, оскверненные языческими культами и протестантской ересью.
Никто в этой деревне не заслуживал милосердия.
Другое дело, что следовало назначить непокорным арагонцам. Кому темницу, кому нищету, кому пост, а кому епитимью. Ну, и конечно, кому костер. Сложное дело.
Это было второе аутодафе Томаса, первое для лорда Велиала, что пробудился недавно в средневозрастном богобоязненном монахе во время очередной молитвы. Быстро, мимолетно, захватывая и поглощая сознание, демон ворвался в голову Фернандеса, пока тот закрывая глаза, и, складывая руки в особом жесте, на коленях взывал к Богу. Только вот, открыв очи, инквизитор уже не был прежним.
«Чудо господнее! Воистину!» — иронизировал в своей голове падший, обнаружив, в каком теле он находится.
С тех пор миновало множество лун, а древний лорд закрепился в этом мире, полностью разобрался с контролем собственных сил.
Положение было не самым лучшим, но и не худшим: в этой жизни он не политик, а аскет, и все же инквизитор — это обещало будущему адвокату ада не мало веселья.
…
На заре, достопочтенный монах в сопровождении свиты прибыл в это богом забытое место. Всего несколько лет назад здесь установилась власть Испании. Великая королева была опечалена инакомыслием, процветавшим в умах и сердцах местного народа. Ее народа.
Факт этот заставлял опечалиться и Торкемаду, а вместе с ним и всех высокопоставленных членов доминиканского ордена и священной канцелярии. Все чаще и регулярнее на этой территории проводили слушания. Все чаще здесь полыхал праведный огонь.
Это волновало испанский народ. Конверсо стало для них тщательно проработанным планом евреев по разрушению дворянства и католичества изнутри. Какая глупость! Как приобщение к вере может изменить их положение в обществе? Разве что избавить от гонений, и то, до первого доноса. Однако мнительный люд требовал показательных судов и казней все чаще. Великий инквизитор лишь поддерживал подобную затею. Все это казалось ужасающим! Невероятным! И… Веселым!
— И что же не одной вести так и не пришло, братья мои? — обратился Белиал к прочим монахам в повозке.
— Ох, если бы. — брат Педро был, похоже, в печали.
— На все воля божья. — Томас дотронулся до чужой руки на коленях юноши (ему было всего лишь под тридцать).
Предыдущей ночью, вопреки правилу отхода ко сну, они обсуждали, долго и горячо, судьбу этой деревни. Милосердный Педро считал своим долгом повлиять на решение брата. Томасу оставалось лишь в конце концов покачать головой и согласиться обдумать это. Впрочем, демон уже давно все решил: дома эти и грешники вместе с ними будут сожжены в угоду желаниям кровожадного Торкемады. Да и было одно важное обстоятельство, которое требовало непременной казни населения…
Его скука.
Как же, временами, сложно притворяться служителем господа! Почти пытка для падшего. Так и хочется, иногда, после очередной проповеди рассмеяться. Или этот юнец Педро… Он уважает и любит своего «брата», но эта любовь слишком чиста, скучна и невинна. Почему бы не извратить ее, а затем наслаждаться страданиями любящего сердца? Звучит не так чтобы интересно, но чуть лучше, чем еда и сон по расписанию.
Внезапно, из «набожных» дум его выбило премерзкое ощущение. В этом теле другие демоны всегда вызывали именно его.
«Наама», — мгновенно, без лишних раздумий признал ее Белиал.
Ну конечно, а почему еще ни один не сознался? Они уже давно в ее власти. Уже давно питают и исполняют ее извращенные прихоти.
«Хороший дом себе нашла ты, темное создание.»
И все же эта находка нисколько не изменила огненных планов инквизитора. Лорд лжи всегда был слишком высокомерным и эгоистичным, чтобы беспокоиться о ком-то, кроме самого себя. Тем более, он не собирался отменять веселье только из-за одной проклятой души.
Повозка мчалась в деревушку. Завтра их ждало аутодафе на главной деревенской площади, а сегодня… Они должны познакомиться с местными представителями власти, да заночевать. Прискорбно и забавно наблюдать за лицами этих радостных подхалимов. Всегда глубоко верующих, да. Они ведь не знают, какое наказание их ждет в следующее утро.
С этими радостными мыслями Томас выскочил из транспорта и отряхнул рясу от соломы, которая была ему и его братьям постелью в долгие дни поездки из Кастилии.
Как и предсказано, их уже ожидали: глава деревни, местный священнослужитель (очередной монах) и некоторые особо любопытные жители, включая младых и старых.
И практически на каждом был отпечаток силы демонессы.
«Жадность твоя похотью лежит на заблудших, Наама. Осторожность следовало соблюдать. Не поддаваться голоду.»
Кстати о ней… Где-то неподалеку находилась и сама виновница торжества. Может, в деревянных домах, а может, и в толпе лиц. Слишком сильно разошлись ее силы во все стороны, слишком много впитала эта земля, чтобы так просто и точно сказать, кто же одержим злым духом.
Их сопроводили, несмотря на возражения аскетов, в самый прилично выглядящий дом и даже дали свои собственные комнаты. К вечерней трапезе хлебом и вином местные власти успели придумать слишком много нелепых оправданий для своей духовной грязи. Было мерзко слышать столь неумелую ложь и ужасное лицемерие, но Белиал справился.
Завтра.
Завтра их всех ждет костер.
Завтра я позабочусь об этом лично.
[nick]Tomás Fernández Álvarez[/nick][status]священная канцелярия инквизиции[/status][icon]http://s9.uploads.ru/OKHkp.png[/icon]
Поделиться32018-10-16 20:56:42
Огонь разжигается для того, чтобы гореть,
пока не кончатся сухие поленья.
В комнате, душной и жаркой, пахнет лечебными травами, что украшали стены деревянного домика, и сексом – горячим, опыляющим. Стоны и вздохи, скрипы старой кровати – единственное, кроме треска дровишек в камине, что мог бы услышать случайно зашедший человек. Но посторонних нет и быть не может – окна прикрыты парчовыми занавесками, а дверь заперта.
Есть лишь двое, что дышат в унисон.
Наама изогнулась, жарко дыша в чужие губы, с упоением впитывая в себя мужскую жизненную энергию. Бодрящую, яркую, бьющую ключом, наполняющую собственное тело одновременно удовольствием и легкой ломотой в мышцах. Она не могла не найти ничего лучше, чем грешное наслаждение прямо ранним утром, когда за окном разносились звуки начинающегося городского праздника, к которому готовились много дней, пели свои кантиги бродячие музыканты, кричали бодро дети, которые в скором времени станут прекрасным источником для ее наслаждения. Жизни. Ладонь коснулась разгоряченного лица мужчины, ухватывающего последние капли удовольствия в их единении. Разгоряченное тело над собой манило – хотелось выпить его досуха, но Наама держалась. У нее еще много таких мужчин, погрязших в собственном грехе. Условно верующих, опасающихся слова Господнего, но бегущих к ней, стоило только женам отправиться стряпать на кухню. Влачащиеся за свободной юбкой, так легко восприимчивые к чарам, присущим каждому демону. Она наслаждалась этими пороками. Дышала ими. Они наполняли ее, окутывали магией с ног до головы. Людишки порой такие смешные глупцы. Наивные. Ими так легко управлять. Жаль, что она наигралась во власть много перерождений назад, и сейчас лишь жаждала плотского наслаждения, так порицаемого Яхве, да комфортной жизни в уютном домике на окраине маленькой деревушки.
- Катарина, - мужчина тяжело выдохнул ее человеческое имя и откатился на бок, пытаясь отдышаться после жаркого забега. Дома его ждет жена, да двое маленьких сыновей, которые когда-нибудь станут ее обедом, но он здесь, с ней, делит порочное ложе, наслаждаясь запретным во всех смыслах плодом. Ах, если бы он только знал, чего стоило ему это удовольствие, которое он, совершенно безболезненно, мог получить от своей верной жены, - ты так прекрасна, Катарина.
Женщина улыбнулась, позволяя поцеловать свои влажные плечи, а после выскользнула из мокрой постели, довольно потянувшись, не стесняясь собственной наготы. Чужая энергия плескалась в ней, даря такое чудесное ощущение легкости и наполненности, что настроение, и без того отличное, поднялось до небывалых высот. Наама нагнулась, подхватывая с пола свою легкую рубаху, тут же накидывая на тело, и отошла к столу, на котором лежали высушенные травы, которыми она торговала, дабы создать себе прикрытие. И, конечно же, заслужить любовь народа. В деревушке о ней слыла слава практически святой – после ее настоев уходили почти любые хвори, от мазей заживали самые страшные гнойные раны, и за это благодарные посетители боялись пускать о ней какие-либо слухи, опасаясь праведного гнева и страшных болезней.
Ах, знали бы они, эти глупые люди, что всевышним уже все равно. Как бы яростно они не молились, как бы не отбивали чело об пол, Яхве не услышит их молитвы, архангел не придет, не спасет их слабые души. Греховность поглощала людские сердца с самых верхушек церкви, не обошла Короля и королев, и страшный суд грозил им всем. А что на нем будет – одному Богу известно.
- Держи, Антонио, - она засыпала необходимые травы в два маленьких мешочка и протянула подошедшему мужчине, который пил сильно разбавленное вино, хранившееся для особых случаев, вроде этого. Когда обед должен был быть особенно сытным. Помнится, вино это ей подарил заезжий мальчишка, постоянно хвастающийся богатством родителей. Жизнь его была тогда особенно вкусной, - твоей жене зверобой, а сыну виртурын. Заваривать, дать настояться и пить холодным.
- Спасибо, Катарина, - мужчина оставил ей несколько монет и наклонился, чтобы подарить последний жаркий поцелуй в губы, - надеюсь, мы встретимся вновь.
- Непременно, - она отперла ему дверь, отпуская Антонио с миром, чтобы продолжал лгать своей жене и обнимать детей, обманываясь тем, что отмолит все свои грехи, а сама же вернулась в дом, раздумывая, стоит ли навести порядок перед привычным наплывом страждущих селян, или же проще сразу пойти на ярмарку, где приезжие лекари обычно продавали чудесные настои. Заниматься делами было немного лениво: хотелось насладиться солнцем, немного подышать свежим воздухом, и она не отказала себе в этом простом желании – коли будет нужна, селяне всегда смогут ее найти. Наама кивнула сама себе головой, надела юбку, лежащую у развороченной кровати, прикрепляя к ней кошель для денег и набрасывая на плечи легкий платок. Все дела будут потом.
Улицы деревушки встретили ее гамом и шумом довольных жителей, и она с удовольствием затянулась, ощущая запах чужих жизненных сил: ярких, тагих манящих. Захватить бы их все, присвоить себе. Селяне улыбались и здоровались, подходили поговорить о своем, поделиться бедами, и она выслушивала их, неспешно двигаясь в сторону лавочек. Ей не сказать, что были интересны людские хвори, но местные ценили тех, кто был готов подставить плечо, чтобы поддержать, даря в ответ доброе отношение, а терять его она не собиралась. Совсем нет.
Уж больно манил сладкий душок подрастающих мальчишек, уже сейчас так искрящих своим жизнелюбием. Такие всегда охотнее всего делились своим сокровенным – отведенным им временем, которое она, не стыдясь, забирала себе.
- Катарина! – одна из местных девиц, кажется, Мария, схватила ее за руку, испуганно выпучив глаза, отвлекая от запланированной прогулки в одиночестве, - там…!
Мария испуганно махнула в сторону церквушки, ютившейся недалеко главной площади. Ее бледное лицо даже немного пугало.
- Что там, дорогая, не части, - Наама ласково потрепала девчушку по щеке, пытаясь успокоить. Эта малышка всегда равнялась на нее, хоть и не знала, кого приглядела в свои покровительницы. Не знала, как сильно ошибалась – она бросит эту девочку, стоит только появиться возле нее первому воздыхателю. Чтобы забрать его себе, - скажи спокойно.
- Из Кастилии приехал..., - Мария задыхалась. «Неужто?» она обеспокоенно посмотрела туда, где, по словам девочки, их ждал страх всех иудеев: инквизитор. Слухи об «Эдикте милосердия» дошли и до них, но Наама верила, что ее маленького уголка это не коснется – все жители были верны Короне и вере, посещали церковь и жертвовали последние монеты из кошелька. Так откуда?
- Быть не может…, - она прошептала это себе под нос, гадая, кто же мог донести на единственную семью, что прибилась к ним совсем недавно. Которая выделялась своей нелюдимостью, пускай селяне всегда были настроены исключительно благодушно и искренне любили гостей, - Мария, молю, предупреди Анну. Ей нужнее! Скорее, беги.
Отпустив девочку, Наама недовольно нахмурилась. Как посмели прислужники церкви посягнуть на ее деревню, на место, которое она впервые за долгое время начала считать удобным для жизни домом? Она втянула носом воздух, словно принюхиваясь, и тут же недоуменно приподняла брови от слишком знакомого ощущения, которого не возникало уже очень и очень давно.
Кто из падших посмел нарушить ее покой?
[nick]Katharina María Arrastía[/nick][icon]https://sun9-3.userapi.com/c830508/v830508826/1b9340/mAEOnIguA6U.jpg[/icon]
Поделиться42018-10-20 00:46:28
Наступивший, словно последний миг перед часом великого суда, вечер, встретил иноземцев теплой прохладой воздушных потоков с гор, что виднелись на горизонте.
Белиал хорошо разбирался в политике в нынешней жизни, был образованным и рос до своего отречения от мира сыном одной богатой семьи Вальядолида. Арагонское королевство было очень важно Испанской короне… Его горы защищают страну от влияния и посягательств Франции. Поэтому королеве Изабелле казалось столь важным духовная чистота здешнего населения. Она видела свою родину единым, глубоковерующим глазом Господнем. Единые в своем порыве, готовые сплотиться вокруг короны для защиты Испании.
Иудеи лишь мешали. Их вера и культура раздражали монарха. Они — бельмо на глазу. Черный элемент в стройном ряду белых вещей. Демон понимал ее, но каждый раз дивился растущими аппетитами богословов. Инквизиция только расцветала, но судя по происходящему не собиралась быстро зачахнуть. Томасу нравилось наблюдать за событиями, надеясь, что сам он сможет внести в историческую лепту как можно более жестокие и ужасающие события.
Падший не удивился бы, если узнал, что большинство прочих инквизиторов или, да что там, сам Торкемада — это демоны! Слишком уж все было ненормальным. Походило на чью-то злую усмешку. Только вот…
Фернандес тут.
Он был одним из сильнейших манипуляторов и совратителей. Кто еще может?
Левиафан? Он царь морей, а не костров.
Люцифер? Лорду лжи докладывали, что последний пока разгребает дела в аду. Эти политические интриги… Участие в которых мало интересовало Белиала.
Или все же брат с короной ада где-то развлекается еще? Его сложно найти, легко потерять и невозможно забыть. Авось, разбрасывается игрушками в Европе. Но точно не в Испании.
Более мелкие сошки не способны влиять на жизнь целого человечества. А если и умудрились как-то повлиять, то великодушный падший им только похлопает.
Переродившись в теле человеческом в очередной раз, темный ангел впервые за долгое время задумался о том, что пора бы вернуться к прежнему: сеять хаос и разрушение в огромных масштабах, а не сжигать одиночных веропреступников. Впрочем, лорд понимал, что если займется нечто подобным, вылезет слишком сильно, то ангелы с Отцом его тут же прихлопнут.
Нет, нужно было дождаться удобного случая… Не сейчас, покуда ангельское войско столь сильно.
В жизнях своих, демон, кстати тоже, не задерживался особо. Предпочитая менять оболочку от случая к случаю. В этом он не походил на некоторых своих собратьев, которые отчего-то привязывались к телам. Томас знал: Велиалу предсказана смерть лишь во время последнего суда. Апокалипсиса. Не раньше. Поэтому смерть окончательная не страшна — ты всегда переродишься. А если ослабнешь от перерождений, то вернешься в ад и посидишь, да силы восстановишь.
С адом ведь ничего никогда не случиться. Рай и преисподняя — вечны и непоколебимы.
…
Его мысли прервал брат Педро, что вышел на крыльцо деревенского дома вслед за мужчиной. Юноша застал брата в одиночестве и даже немного опешил, застыв на месте и тяжело дыша, прежде чем сияющий (ему это же показалось, да?), как ангел, монах заметил его и озадаченно повернул голову.
— Педро? — несколько фамильярно для служителя церкви обратился к другому монаху Белиал.
Тот аж зардел.
— Брат Томас, у нас… — запыхался от стремительной пробежки и вечернего вина парень.
— Как всегда, — сразу понял Фернандес и покачал головой, театрально отыгрывая праведную грусть, — Беглые язычники.
Подобное стало не новым. Часто, по прибытию инквизиции в обществе происходят волнения и попытки побега. Жители боятся кары Божьей и совершают необдуманные поступки, которые лишь становятся лишней строчкой в обвинительном вердикте на аутодафе.
Брат Томас кивнул и тяжело выдохнул. Он сам прилично выпил за ужином, закусывая, по правилам одним лишь хлебом. Готовился отходить ко сну. Инквизитор понимал, что, вероятно, его сон «по расписанию» отложится сегодня, но традиции нарушать не стал и пил со всеми. Теперь приходилось сквозь мутное сознание пытаться сохранять трезвость рассудка.
«Да не искусит меня дьявол, да не собьет меня с пути истинного», — вспомнились строчки из одной молитвы.
Он чуть не рассмеялся в слух. Сдержался, благо.
Вдвоем мужчины в рясах вошли в дом и лицезрели потрясающей забавы картину: иудейскую семью из пяти человек. Все по канонам брака. Прямо образец совершенства!
Томас добродушно улыбнулся, по обыкновению своему, щурясь, как от яркого солнца. Милая, лучезарная и располагающая к себе улыбка католика.
Вокруг семьи же стояли менее улыбчивые младшие служители церковной иерархии, которых будущий Белиал назвал бы «католические вышибалы». Они прибыли в составе свиты, вместе с Томасом Альваресом и двумя другими монахами. Именно они же патрулировали деревушку ночью по просьбе демона.
Очевидно, кто-то их предупредил. Кто-то… Да, среди этих иудеев-язычников не было Наамы. Она скрывалась в тени. Может, даже она и сообщила семье о прибытии Кастильских инквизиторов.
— Что с этим делать, брат Альварес? — спросил из-за спины второй монах из его окружения.
Брат Николас.
— Вам не стоило бояться, — вместо этого обратился падший к семье, — Господь открыт даже для тех, кто ходит во тьме невежества. Отец наш милосерден и справедлив...
— А вы, нет! — выкрикнула женщина.
Белиал аж чуть не изменился в лице от столь грубого вмешательства в свою речь.
— Мы не имеем воли своей, дочь моя. Нашими устами говорит Всевышний. Я лишь могу смиренно молиться, чтобы он был справедлив к детям своим за прегрешения ваши.
Монах проникновенно взглянул в глаза заранее осужденной. А, внезапно выскочивший, и, взявший девушку за руку, Педро был наивен, как всегда.
«Какой же ты милый», — дьявольски умилился этому Томас и отступил шаг, дабы наблюдать за комичным эпизодом.
Кажется, взгляд инквизитора стал на секунду даже слишком радостным. Настолько, что выглядело немного жутко: широко улыбающийся и прожигающий брата своего монах. Хорошо, что никто не заметил этого мгновения помешательства, которое, бывало, случалось с ним в периоды особого ироничного возбуждения. Белиал, пожалуй, в некотором роде был очень безумным демоном.
— Я проведу на коленях всю ночь, молясь за вашу душу! Да благословит вас Господь! — клятвенно обещал молодой и пылкий служитель веры.
«И ведь действительно проведет же. Ах, какой бриллиант глупости! Обожаю!»
Из тени освещенного свечами дома Томас тихонько кивнул служкам. Те грубо потащили обреченных куда-то прочь, на улицу.
— Будешь молиться, значит, Педро? — упс, он вновь забыл о «брат».
— Буду!
— Какая жалость, что женщина не назвала имени своего. Не за кого молиться. Придется поспать, брат, — сыграл грусть Белиал.
— Вроде, ее звали Анной, — отозвался брат Николас, что пришел в комнату раньше всех.
Падший был близок к тому, чтобы распылить Николаса на атомы. Но… Вместо этого заботливо похлопал того по плечу. Другой их брат же поблагодарил его за информацию.
Когда все разошлись, в комнате деревенского дома остался только Белиал и один из тех, кто силком приволок грешников чуть ранее.
Семья жила в этом же селении, но никто не донес на них, а значит всем здесь управляет Наама. Власть главы сельсовета номинальна. Теперь уж точно: все согрешили. Официальных доказательств для великой канцелярии было предостаточно. Демонессу упоминать в докладе не стоит, конечно же, но повод сжечь все дотла отныне есть. Даже Педро его не осудит.
— У них тут есть какой-нибудь лекарь? — холодно, сухо и по делу спрашивал падший, глядя в окно на опустившуюся ночь.
— Катарина, — сладкое имя, сошедшее, словно заклинание, с кончика языка, — Ходят слухи о ее красоте, молодости и мудрости. Более я ничего не смог узнать. Простите, отец Альварес.
«Катарина? Красивое имя. Самое подходящее для Наамы.»
— Завтра с утра, — тихо начал инквизитор, — До ранних птиц и первого луча солнца — приведите ее ко мне перед аутодафе. Чувствую, что девушка эта заслуживает суда не меньшего, чем язычники. Всякое знахарство — от лукавого.
[nick]Tomas Fernandez Alvarez[/nick][icon]http://s9.uploads.ru/OKHkp.png[/icon][status]священная канцелярия инквизиции[/status]
Отредактировано Oliver J. Underwood (2018-10-24 02:15:37)
Поделиться52018-10-24 01:57:51
Все эпилоги - ложь. Все дороги - прах.
Бог одинок и, похоже, серьезно болен.
Город отчаялся, и со своих колоколен
Он распевает гимн об иных мирах.
Воздух душит. Ароматы ярмарки, до этого манившие, опротивели, нос словно забился этим гадким демоническим, почти забытым, душком. Наама давно не сходилась с демонами лично: уж больно проблемными были эти встречи, глупые игры за первенство во власти, бесконечные копошения в Преисподней – не умели создания ночи уживаться мирно, совсем не умели. Этим они совсем не отличались от людей. Жизнь с последними ей нравилась даже немного больше: человеческим сознанием даже не требовалось особо управлять, лишь словить правильно настроение селян. Порой им нужна была властная рука над собой, а иной раз просто немного заботы и мягких улыбок. Давать то, что людям нужно ей было не сложно, зато взамен она получала намного больше – энергию для собственной жизни и, совсем немного, но и магии. Ощущать свое тело живым, дышащим земным воздухом, а не испарениями серы, наслаждаться обычной едой – все это Нааме не надоедало уже много веков, в отличие от игр, устроенных братом. Да и, что уж скрывать, она умудрялась, пускай и не сильно, но привязываться к селянам, которые порой удивляли ее своей душой: иногда чистой, по-человечески открытой, а, иной раз, такой греховно темной, наполненной болью. Они все такие разные, эти люди. Такие забавные. Словно щенки, прибившиеся к материнскому брюху. Ощущавшие себя столь важными, знающими свое место, иной раз щеголявшие набитым, как у индюшек, пузом. Впрочем, даже такие, отвратительно-надутые люди, ее манили. Все же было у смертных что-то такое, что никогда не понять даже самому сильному демону. Возможно, этим чем-то была такая безграничная, всепоглощающая любовь к жизни, которая никогда не была доступна бессмертным.
Наама нервно поморщилась от раздражающего душка, и, съедаемая беспокойством, поплотнее закуталась в шаль. Селяне, кажется, еще не слыхали о беде, что пришла по их душу – она не чувствовала ноток волнения и паники, таким свойственным любому неприятному событию, по крайней мере не здесь. Вокруг царили лишь счастье и радость, обычно сбивавшие с ног, так и манившие, чтобы выпить досуха, но сейчас эти эмоции ей опротивели: хотелось скрыться в собственном домике, для успокоения перебирая душистые травы. Она могла бы и вовсе сбежать – ей ничего не стоило уйти в лес, подальше от людей, раскрыть крылья, которые уже столь долго прятала от чужого взора, и сбежать, и, откровенно говоря, сделала бы это сразу же, если бы не тот факт, что именно неизвестный ей демон руководил парадом, а уж в этом она даже не сомневалась. Стоило сразу же догадаться, когда она только уловила слухи, да шепотки об инквизиции на рынке, что далеко не людские умы стоят за этим. Пускай смертные развязывали войны, бесконечно убивали друг друга, жаждали власти и величия, но очень часто за этим стояла чья-то бессмертная душонка, пожелавшая поразвлечься, развеять многовековую скуку.
Она подозревала, что тот, кто явился к ней ныне, точно также ощутил ее присутствие, а Наама была далеко не из пугливых – за столь долгую жизнь уже привыкла встречать проблемы лицом к лицу. Пускай она и не самый сильный демон, но, пожалуй, достаточно сообразительный. И при большом желании этот демон, посягнувший на ее покой, найдет ее, где бы она ни была. Добром это все равно не закончится, так есть ли ей смысл оттягивать неизбежное?
- Катарина, давно не виделись! – женщина и не заметила, как подошла, ведомая своими мыслями, к привычным лавочкам, где любила закупать у приезжих аптекарей разные смеси и настойки, пополняя ряды собственных скляночек. Старик, что чаще всего торговал редкими лечебными травами и мистическими амулетами, приветливо помахал ей рукой. Наама тепло улыбнулась, чувствуя, как раздражение и легкий испуг отходят на второй план – искренняя радость от встречи помогла немного развеять негативные эмоции, - хорошеешь, как и всегда, впрочем.
- Здравствуйте, сеньор Перес, - она мягко рассмеялась и подошла к деревянному прилавку, рассматривая засушенные травы, - как всегда, отличный выбор.
- И то верно! Посмотри на новые амулеты, дорогая, тебе понравятся, - старик приглашающе махнул рукой на бесполезные кусочки деревяшек, что якобы должны принести владельцам счастье, неземные богатства и здоровье. В них не чувствовалось ни капли магии – это Наама могла сказать точно, поэтому лишь без интереса мазнула по ним взглядом, покачав головой, - как всегда категорична!
- Мне как обычно, пожалуй, - дабы не обидеть старого знакомого, она попросила небольшой мешочек целебных трав, которые расходились столь быстро, что запасы не успевали пополняться. Впрочем, если все пойдет слишком плохо, эти травы ей больше не понадобятся. Тепло попрощавшись со стариком, оставив ему чуть больше монет, чем нужно было, и пообещав заглянуть еще, Наама неспешно двинулась по улице, останавливаясь поговорить с селянами, да послушать чудесную музыку. Ее немного удивляло, что слухи еще не поползли по деревушке – Мария была той еще болтушкой, и страшные вести должна была распространить, словно пожар, что охватывал верхушки деревьев. Это спокойствие среди населения, словно затишье перед бурей, однозначно плохой знак. Оставалось надеяться, что хотя бы семья Анны успела укрыться там, где их не найдут.
Уже дома, поздно вечером, проведя весь день в бесполезных попытках узнать хоть какую-то информацию, Наама зажгла свечи, раздраженно меряя комнатушку шагами, даже не потрудившись рассортировать травы, хотя обычно такая работа ее успокаивала. Опыт подсказывал, что не стоило беспокоиться раньше времени, все произойдет своим чередом, но отсутствие контроля несколько нервировало. В такой ситуации она не оказывалась чуть ли не со времен жизни в Греции, когда ее единственной заботой был выбранный для прикрытия муж, возомнивший себя философом - с ним о спокойной жизни ей пришлось забыть. Помнится, в те времена все было одновременно сложнее и проще. Растерянно покрутив простое медное колечко, которое она купила пару лет назад, как оберег, чтобы порадовать сухонькую старушку, Наама села за стол, где еще оставались остатки сильно разбавленного вина, лепешек и сыра. Но ни это, ни бардак в собственном доме ее ни капли не беспокоили.
Откровенно говоря, она совершенно не могла понять, что же ей делать. Умирать пока что не хотелось, больно комфортной была жизнь в деревушке, и уж слишком сильно дебоширила родня в Аду, где только ее и не хватало. Семейное воссоединение и вовсе не стояло в списке приоритетов – хватило времен, когда они жили бок о бок, ведомые желанием отхватить себе побольше власти от лакомого куска, погрузить мир в первозданный хаос. Ей и без этих развлечений прекрасно жилось.
Коснувшись пальцами листьев розмарина, который она не успела истолочь, Наама прикрыла глаза, размышляя. Сил у нее было не так много – пускай она и считалась достаточно сильным суккубом, долгая жизнь в мире смертных подкосила ее способности. Она больше не чувствовала, что за демон находится перед ней, если, конечно, это не Люцифер, лишь ощущала привкус демонической энергии, а о колдовстве как таковом и вовсе не было речи. Особого выхода из ситуации не было, как и возможности что-то исправить.
Ей оставалось только ждать.
Тряхнув головой и раздраженно отодвинув полупустой бокал с разбавленным вином, маячивший перед глазами, она решила
заняться единственным, что было сейчас доступно – разбором трав, прекрасно понимая, что уже не уснет. Это хотя бы немного скрасит бесконечное ожидание.
*
Стук в дверь ее немного удивил и даже несколько напугал: первые петухи еще не пропели, а солнце даже не появилось на горизонте – лишь темнота да тишина окутывали маленькое поселение. Хотя, если подумать, это было и ожидаемо: о ней, видимо, прознали точно так же, как она почувствовала чужих в собственном доме. Отложив полуготовые лекарства, Наама подняла скинутый на лавку платок, накидывая обратно на плечи, и легко поднялась, выходя к двери. Она уже успела успокоиться: что бы ни произошло, она в любом случае вернется. Пускай не сюда, пускай через время, но ей еще удастся построить собственный тихий уголок.
- Катарина? Вас ждет к себе…, - перед ней стоял один из вторженцев, какая-то низкая сошка, это было понятно с первого взгляда: потрепанная одежда и руки, смиренно сложенные на груди, так и говорили о покорстве и кротости. Даже не потрудился прийти лично, ну что за наглец.
- О, я знаю, поверьте. Избавьте меня от сухих представлений и ведите, - не обращая совершенно никакого внимания на ошарашенного мужчину и недовольный взгляд, Наама вышла на улицу, с наслаждением вдыхая холодный, еще ночной воздух, пахнущий лесом и свежим хлебом. Было в этом запахе что-то манящее, что никак не желало отпускать. Пожалуй, самое начало нового дня она могла назвать любимым временем суток.
Дорога до церквушки прошла в тишине – им даже не встретились селяне, которые могли случайно заговорить, а она сама и вовсе не считала нужным начинать пустой разговор со служителем церкви. Ее цель не перед ней. Громко скрипели церковные двери, сонно проходили мимо священники, не обращая внимания на зашедших, словно у них были дела поважнее. Хотя, учитывая саму ситуацию, конечно же были.
- Отец Альварес, я привел лекаря, - мужчина низко поклонился, стоило им зайти в отдельную комнату, вокруг которой стоял такой сильный душок, что Наама против воли слегка сморщилась, и, дождавшись покровительственного кивка, вышел, оставляя их наедине. И что за непозволительная роскошь, интересно? Разве не должны ее отправить сразу на аутодафе, объявляя позорный для демона приговор?
- Ну и? – стоило только мальчишке выйти, в ее глазах опасно сверкнул демонический огонь, обычно не выпускаемый, подконтрольный, - и кто же посмел нарушить мою скромную обитель? Ах, даже не так, - Наама, немного пройдя, села на небольшой табурет, стоящий у стола, за которым сидел демон, поразительно довольный всем происходящим, нагло улыбаясь и совершенно не пытаясь сделать покаянный или соблазнительный вид – не видела смысла, - что же тут забыл сам инквизитор? – последнюю фразу она произнесла с такой издевкой, словно не беспокоясь за сохранность собственной жизни.
Это же, подумать только, такая ирония: демон в теле служителя Божьего. Ну что может быть забавнее? Становилось даже немного интересно.
[nick]Katharina Maria Arrastia[/nick][icon]https://sun9-8.userapi.com/c830508/v830508826/1b9340/mAEOnIguA6U.jpg[/icon]
Отредактировано Deborah Crawford (2018-10-24 01:59:49)
Поделиться62018-10-28 08:57:27
Томас проснулся от звука глухого удара о деревянный пол в соседней комнате. Вернее, мужчина и не спал вовсе — лежал в полудреме некоторое время. Его демоническая энергия позволяла ему не спать по привычному человеческому расписанию, вместо этого высыпаясь за каких-то жалких пару часов. Чего не скажешь о беднягах, что таки ночевали вместе с ним в этом же доме.
Инквизитор сел и спустил ноги на пол, прислушиваясь: тишина. Недовольно цокнув языком, священнослужитель поправил свою монашескую рясу и надел обувь, что лежала рядом с ночным горшком у кровати.
Тяжела была жизнь в настоящее время: им полагалось почивать в той же одежде, что и днем, дабы «всегда быть готовыми к служению Богу». Это удобно, но не сказать, что особо чистоплотно, как и все средневековье. Впрочем, подобное варварство не вызывало вопросов у людского общества нынешнего времени, в отличие от демона-эстета, что привык видеть себя в несколько… более чистом амплуа.
Сейчас, однако, важным казалось другое: что это был за звук?
Поспешив на разведку, Альварес выскочил в коридор со свечей. Там же он увидел и другое заинтересованное заспанное лицо — брат Николас. Утро было настолько раннее, что ни один луч солнца не коснулся землю. Вместе они в полутени постучались к третьему своему «брату», но ответа не получили. И тогда Белиал бесцеремонно вошел, не дожидаясь следующего пришествия Христа.
В просторной, но скромной комнатушке, похожей на ту, в которых спали гости из Кастилии, прямо на полу валялся Педро. Его тело было погружено в глубокие грезы, а поза говорила о том, что этот дурень и впрямь провел ночь в молитве за чужие души.
«Не можешь потянуть, так не берись», — досадливо подумал мужчина, присев перед лежачим, и, осветив его лицо светом свечи, — «Твой Бог не услышит тебя, брат. Он уже давно отвернулся от всех нас... Зато лорд тьмы услышал.»
Интересно, чтобы подумал Педро, если бы узнал, что его падение во время молитвы заметил сам ангел разрушения Велиал?
«Падение во время молитвы?»
Это вообще звучало очень иронично.
Томас не смог сдержать самодовольной улыбки. Благо, тени укрывали монаха от излишнего внимания другого присутствующего.
Вместе, двое инквизиторов уложили своего брата в постель. До аутодафе около двух часов. Мужчине стало жалко спящего: сегодня его первое слушание, а оно обещает быть долгим. Томас видел, какую кипу бумаг подготовил брат Николас: сколько дел, сколько текста. Вся деревня виновна в укрывательстве, и вся деревня будет осуждена за это.
А сейчас…
— И вы поспите, брат мой. Знаю, вы работали весь вчерашний день, не жалея сил своих, склонившись на текстами. Ваши старания будут оценены по заслугам священной канцелярией. — уже на выходе положил руку на чужое плечо Альварес.
— Нет оценки выше, чем та, которую пошлет нам Отец всевышний.
«Умеешь же ты раздражать своими неосторожными речами.»
Демон вновь почувствовал, как он близок к убийству смертного. Впрочем, добродушно улыбнувшись, вместо этого падший пошел к лестнице на первый этаж. Его брат, пристально наблюдавший за этим, даже не спросил, куда тот собрался, в конце концов, тяжело выдохнув, и, зашагав в свою комнату.
…
Местная церквушка, скромная на вид и чуть отдаленная от общего скопления домов (наверное, из-за церковного кладбища), выглядела достаточно бедно по меркам гостя из Кастилии. Монах долгое время прожил, отлученный от мира, а потому видел и не такое, но с некоторых пор, возможно, с появлением Белиала, стал любить чуть более роскошные священные места.
Покосившийся деревянный крест наверху… Такую даже сжечь не жалко.
Томас вошел в здание, предварительно постучав в двери. Ему открыл удивленный, но не слишком, представитель духовенства: он ждал инквизиторов перед аутодафе, но не до первой службы. Улица все еще была темна, как в ночи.
Не впустить демона в храм Божий они не могли. Да и в нынешней жизни лорду не нужно было приглашения. Двое его помощников, что плелись следом вместе со всеми документами, которые подготовил заботливый Николас, с характерным скрипом положили их на чуть покосившийся стол.
Мужчина вновь недовольно цокнул языком. Неужели не нашлось места получше? Ему придется здесь изучать документацию?
Этой бедностью ему и не нравились деревни: они резко отличались от богатых городов Испании, поскольку разрыв между бедняками и богачами был колоссальный. Как жаль, что священнослужители должны нести свет ВСЕМ детям Божьим.
Тем временем, Томас попросил оставить его. Где-то там, в другой части сонного поселка — еще один помощник инквизитора уже стучал в двери Катарины. Белиал знал, что та не сможет улизнуть, не применив силу: демон послал не самого обычного человека. Этот мужчина находился под контролем Альвареса уже достаточно долгое время. Опытный манипулятор полностью регулировал его поток мыслей и желаний. Ни одна тварь… Нет, даже сам Сатана не сравняться с Белиалом в его мастерстве этой способности.
Ныне Отец лжи был невероятно силен и могущественен. Тот, с кем лучше не пересекаться и не иметь дел.
Раздумывая над геенной огненной, и, скребя пером по «священным документам», монах не заметил как пролетело время, а в дверь постучались.
— Войдите.
Он отложил перо и сложил руки в замок перед собой, натянув самую лучезарную улыбку праведника, которую только возможно было.
Катарина… Нет, Наама. Лорд не ошибся с выбором, как всегда. От девушки таки разило этой сущностью во все стороны.
На секунду Белиал даже засмотрелся на ее недовольное личико, но, удержав свое подступающее к горлу возбуждение от радости, он быстро кивнул младшему в иерархии, отправляя того заниматься другими приготовлениями к часу суда.
— А ты не знаешь? — удивился демон.
Ах, да… Он и забыл, что некоторые его сородичи настолько невежественны, что пользуясь тонкими материями, не могут даже простейшего: различать ощущения присутствия ангелов друг от друга.
Как преподавать в церковной школе Библию, даже не прочитав ее ни разу на латыни.
— Ты такая сильная, — втянул носом этот запах чужой ауры инквизитор, — Такая красивая.
Белиал встал из-за стола и подошел, ласково приподняв чужое лицо за подбородок, дабы рассмотреть его получше.
— Даже лучше, чем я мог представить. Чем запомнил. — его шепот уже другим: истинным голосом, был вкрадчивым, приятным и ласкающим слух.
В отличие от демонессы, падший никогда не позволял себе быть иным: его ангельская, располагающая к себе, аура; его злая сущность; его манера двигаться и вести себя; его глаза искусителя — все не маска для смертных. Однако он понимал, что для многих прочих жителей ада вся эта работа на Земле — просто необходимость, а не часть естественного поведения.
Поэтому ангела и бесили собратья.
Они могли привлекать своей тьмой хранителя и покровителя. Радовать его черную душу своим величием, но наедине… Трансформировались в ничтожное, скучное и агрессивное «нечто» без вкуса и чувства прекрасного.
— Скажи, дитя, как долго ты в этом теле? Одну смертную жизнь, али несколько? Будет жалко уничтожить подлинную природную красоту. — провел пальцами по подбородку древний демон и соскользнул с чужой шелковой кожи средним пальцем.
Мягкий, ненавязчивый жест.
[nick]Tomas Fernandez Alvarez[/nick][status]священная канцелярия инквизиции[/status][icon]http://s9.uploads.ru/OKHkp.png[/icon]
Отредактировано Oliver J. Underwood (2018-10-28 09:10:25)
Поделиться72018-12-16 02:30:15
Война подразумевала столкновение шпаг, жаркую, яркую даже битву, гору трупов, смрада да пепла там, где происходило столкновение. Она оставляла после себя лишь пепелища от бесконечных пожаров, землю, напитанную болью и кровью. Война – игрушка для тех, кто не был способен направить свою энергию во что-то большее, а тонкое искусство ведения тактики, как способ реализации себя, требовало небывалой решимости, смекалки и бесконечных просчетов чужих действий, способности жертвовать меньшим ради большего – все это рано или поздно заканчивалось, оставляя после себя лишь жалкие возможности для дальнейших политических игрищ.
Война, это скучное, полное боли мероприятие, Нааму никогда не восхищало – слишком уж бесполезное, мимолетное по ее
восприятию это дело, пускай и требующее определенных усилий, но таких топорных, неинтересных, настолько безвкусных, что хотелось зевать - эти глупые тычки друг в друга острыми палками успели надоесть еще до того, как родилась Испания, а эти бесконечные и такие очевидные игры за престол и вовсе вызывали лишь легкую улыбку. Королям было у кого поучиться, если, конечно, Люцифера можно назвать хорошим учителем или примером для подражания.
Ее же битвы, всегда искусные, аккуратные, тонкие, словно самые дорогие кружева, филигранно разыгрывались, как по нотам, полные незаметных ходов и элегантных решений. Подмигнуть там, шепнуть сям – изящно и легко, без применения этой грубой силы, эффективной только в момент своего действия. Там, где ее братья предпочитали столкновения лоб в лоб или эти глупые заговоры друг против друга, она искала возможность ужом провернуть ситуацию в свою сторону. Там, где они искали власти, славы, мимолетного развлечения, после которого всегда наступала невыносимая скука, она видела возможности для того, чтобы провернуть все в свою пользу в дальнейшем будущем, даже если она сможет использовать этот ход лишь через много веков – так было с самого начала времен.
И уж если она не придумает, как извернуться сейчас, повернуть ситуацию в свою сторону, то грош цена ее огромному опыту, умерших в ее ногах людям, которые готовы были поставить на кон все, лишь бы исполнить мимолетную прихоть древнего существа.
~
- Дитя? – Наама позволила себе опустить легкий смешок, оценивая по достоинству этот налет снисходительности ко всему, что окружало. Как это свойственно ангелам, право слово, эта топорная самовлюбленность. А как иначе, когда твои силы несоизмеримы с остальными, а вековые знания позволяют возвыситься над всеми? Ах, стойте, этот мир строится не только на наличии парочки крыльев и божественном происхождении, да и опыт, что поразительно, не особо выручал этих чудесных сознаний, умудрявшихся по сто раз наступать на одни и те же грабли, словно в первый раз, строя при этом столь удивленное лицо, мол, а как оно так получилось?
Удивительно, почему-то только те, чьи перья не теряли свой великолепный белый цвет, а, точнее, никогда их вовсе и не имели, вели себя более разумно, в большинстве своем не страдая бесполезной ерундой, вроде мелочных разборок и собственного развлечения. Было ли это простым принципом самосохранения или умением учиться на собственных ошибках – Наама не знала, да и знать не желала. Лишь видела, что, пускай она была не падшей, а всего-то одной из прародительниц демонов, ей почему-то хватало ума не заниматься бесполезной ерундой, не тратить время на сотрясание воздуха, которое не даст никакой пользы.
Она позволила чужой руке коснуться собственного лица и лишь улыбнулась мягко, словно была рада этой, якобы случайной, встрече:
- Уж подольше, чем ты, дорогой. Как ощущение в мире смертных? Нашел, чем развлечь свою бессмертную душонку? О, нет, постой, - она прикоснулась пальцами к губам, якобы задумываясь, на деле лишь давая себе лишнюю секунду, чтобы рассмотреть собеседника. Прочувствовать как следует его эмоции – этот грязный, покрытый пылью из скучных планов клубок, неинтересный. С таким даже не хотелось развлекаться, лишь закончить все побыстрее – все же Белиал - а его она узнала, стоило лишь немного настроиться на столь знакомые за долгие века эмоции, ощутить этот, поражающий даже, тысячелетний снобизм, присущий только ему, да, пожалуй, Люциферу, - иногда был поразительно неоригинальным в своих желаниях, при таких-то возможностях, - так ты же уже нашел? И как? Надолго ли этого хватит, или мне ждать очередного пришествия через пару-тройку веков?
Наама отошла от мужчины, откинув за спину волосы и усевшись без предложения на стул, закинув ногу на ногу. Светские разговоры с любимым родственником – это, конечно, чудесно, прекрасно и очаровательно, она безумно скучала по всему этому, но происходящее начало ее утомлять.
- Ну и? - она положила голову на руку, опираясь о стол, и недовольно смотря на мужчину, одним видом меняя градус настроения с игривого на деловое - потоки лести могут длится утомляюще бесконечно, - Дальше то что? Чем ты удивишь меня в этот раз?
[nick]Katharina María Arrastía[/nick][icon]https://sun9-3.userapi.com/c830508/v830508826/1b9340/mAEOnIguA6U.jpg[/icon]
Поделиться82018-12-22 11:03:22
Белиал смотрел на нее открыто и ясно. На лице его была легкая улыбка, которую обычно дарят тем заблудшим душам, что решили исповедаться в храме перед пастырем. При всем этом, хранителя зла совершенно не трогало ехидство демонессы: она имела право оставаться недовольной столь грубым вмешательством в ее жизнь. И хотя тот и не любил подобные «варварские» методы, по типу: приди и возьми; но всегда выходило иначе. Как сейчас, например.
Мужчина не выбирал, куда ему двигаться. Не знал, где властвуют адские сородичи. Указом посланный канцелярией, монах выполнял свой долг перед Кастилией.
Ему могло не нравится становиться неожиданным гостем, но раз уж им оказался, то стоит брать от данной ситуации все. Веселиться, отыгрывая очередную роль, что преподнесла бесконечная череда перерождений. Иногда срываясь, демонстрируя собственное сумасшествие, из каприза совершая странные поступки.
Есть ли выгода от сожжения Наамы? Никакой.
Будут ли последствия от подобного шага? Разумеется.
Что-то, с чем бы не справился лорд лжи? В пределах нормы.
Еще одно имя в список тех, кто желает убить его, но не могут, потому что не по зубам. И никогда не станет. Ну, по крайней мере, сам он остается в этом уверен. Хранителю ничто не грозит, пока тот столь силен. Прочие знают об этом и, скрипя зубами, молчат. Попыток свести счеты — не счесть, но удачных — маловато.
И все-таки… Зачем ее, черт возьми, сжигать?..
Потому что это невероятно весело! Кто еще, кроме безумца, смог бы решиться на подобное? Кому хватило бы духу предать огню своего же «союзника»?
Миленькая ирония; короткая шутка, что призвана заставить Белиала искренне заинтересоваться и улыбнуться. Всего на секунду: в момент, когда Катарина попробует на вкус мучительность смерти на костре… Лишь на мгновение эстет удовлетворит свой вкус на жестокость, а затем вновь погрузится в бездну скуки.
Подобное мероприятие стоило свеч и кип бумаг на столе: ведьма, иудейские язычники, укрыватель, укрыватель, укрыватель… Много. Слишком много. Сжечь их всех. Какая отвратительная монотонность перед фейерверками.
Существуя столь долго, и, пронося проблемы со съехавшей крышей через века, кто угодно, невольно, станет жить в периодах то стабильности, то полнейшего ее отсутствия. У каждого демона были собственные тараканы. Даже у тех, что прожили меньше. Наама казалась Томасу более или менее приятной. По крайней мере, не раздражающей. Но симпатией к прародительнице инквизитор не проникся.
«Да, хороша. Было бы жаль потерять такое красивое и наполненное силой воплощение… Если бы я мог испытывать жалость, конечно же.»
Красноглазый, как верно заметила девушка, часто менял свои облики. Не задерживался ни в одном теле, а потому и не ценил плоти. Точно так же, как и не ценил ничего материального. Мог рассматривать нынешнее воплощение искусительницы, будто одежду, что скрывает за собой истинную форму. Почему некоторые так цеплялись за оную — неведомо и непонятно для ангела.
— Ты переоцениваешь свою значимость, дитя, — продолжал обращаться к ней по старой монашеской привычке (или же просто из прихоти) демон, — Я не искал тебя, — Альварес поднял руку и начал поглаживать свой крестик на шее, — Ты сама виновата в том, что я здесь. Следовало получше подбирать тех, кто живет в твоей паутине.
Монах в задумчивости развернулся к Катарине спиной и подошел к окну, через которое только-только начало тускло пробивать утреннее солнце.
— Если ты думаешь, что я отпущу тебя… То ты плохо меня знаешь. Если думаешь, что сумеешь обмануть меня, то ты глупа. — он развернулся уже без улыбки, но с серьезным выражением лица, — Я не искал тебя, — повторился, — Но раз уж нашел, то исполню волю Господа. — поцеловал крестик мужчина.
По нему всегда было трудно сказать: серьезно он говорит или же в очередной раз получает удовольствие от собственной игры в ироничность. Да, людское обличье — не все. Людские обличья — это маскарадные костюмы, которые лорд Белиал сменил бесчисленное множество за весь праздничный вечер. И сменит в очередной раз, когда нынешняя маска начнет надоедать. Однако сейчас будет наслаждаться игрой в притворство для самого себя: ведь так обычно принято на бале-маскараде, верно?
— Был рад повидать тебя в этом веку, прекрасная Наама. — отпустил крестик и изобразил полукивок он, — К сожалению, аутодафе не ждет. Все уже готово к нашему появлению. — вкрадчивым шепотом произнес последнюю фразу, подойдя чуть ближе к сидящей, — Твое прекрасное личико будет еще прекраснее, ласкаемое языками пламени…
В очередной раз усмехнувшись собственному воображению, демон тут же скрыл улыбку и отошел к двери. Громко постучав, впустил двух помощников и те без лишних вопросов направились к Катарине.
— Прошу прощения за грубость, дитя. — извинился инквизитор, когда служки подхватили девушку под руки и потащили на выход: из комнаты — к большим деревянным дверям церквушки, а затем и на улицу.
Сзади сопровождаемые Альваресом, что молился, чуть прикрыв веки.
Они достигли площади деревни достаточно скоро: прогулка выдалась спешной, несмотря на все попытки выглядеть иначе. Белиал подсознательно заставлял прислугу и себя быстрее двигаться, опасаясь исчезновения эффекта неожиданности, поскольку демонессе нельзя было давать времени на размышления. Ее ум живой и острый — такие качества, наверняка, достаточно часто выручали, но не сегодня.
Толпа уже собралась, глава поселка присутствовал тоже; местный священнослужитель бесконечно крестился, быстро-быстро что-то читая одними лишь губами. Кастильская коллегия инквизиторов так же была на месте. Все уже готово, лишь ждало главных звезд.
Резко остановившись рядом с обвиняемой семьей еретиков, Томас обошел помощников и оказался вплотную перед девушкой, что все это время продолжали тащить к площади. Заботливо и добродушно взглянул в чужие глаза: откуда-то сбоку ему подали зажженную свечу, которую мужчина, убрав грубые руки служек с женских локтей, вложил Катарине в маленькие ладошки.
— Держи крепко, дитя, — убрал свои пальцы с чужих и приблизился к уху, чтобы шепнуть, — Иначе они не поверят, что я обвинил тебя незаслуженно. — и отстраниться.
Монах коротко взглянул на иудейских грешников и сочувственно покачал головой, прежде чем присоединиться к коллегам за высокими судебными трибунами на сцене.
— Проповедь! — громко объявил брат Николас, прерывая оживленный шепот в толпе селян, что были удивлены таким неожиданным пополнением в числе подсудимых.
Аутодафе всегда начиналось с католической мессы.
Интроит.
Трое инквизиторов встали на ноги, а позади них, на сцене запел небольшой хор людей, приглашенный сюда из церкви. Короткая, но красивая даже в подобном исполнении песня, под которую на трибуны судей внесли те самые кипы бумаг со стола старшего по чину «гостя» столичной канцелярии.
Затем начинался обряд покаяния.
«Confiteor».
Двое из трех инквизиторов заняли свои места. На ногах остался лишь брат Педро, по всему виду которого можно говорить об искренности и трогательности его веры: этот уставший вид, эти синяки под глазами… Молодой монах кашлянул и нервно, немного торопясь, принялся читать краткую молитву для присутствующих. Первое аутодафе — всегда волнительное.
Последнее на сегодня — Господи помилуй, распеваемое хором на разный лад.
«Kyrie eleison».
Самые голосистые местные жители еще долго тянули данные строки, видимо, опасаясь кончить свою жизнь так же, как и еретики. Однако когда распевка завершилась — стремительно сбежали, оставляя на возвышении только трех монахов в рясах.
Суд начался.
— Клянетесь ли вы верно служить церкви, королеве Изабелле Кастильской и Господу-Богу? — громко спросил брат Николас присутствующих на процессе (зеваки не в счет).
Священнослужители не задумываясь ответили «да». Чуть погодя, под строгим взглядом отца, ответили тем же и местные представители власти. Тогда инквизитор перевел свой тяжелый взор на подсудимых.
— Да! — испуганно воскликнули члены семьи.
Кто знает, что происходило с ними ночью…
Последнее слово оставалось за местной знахаркой, которую обвинят в колдовстве чуть позже.
[nick]Tomas Fernandez Alvarez[/nick][status]священная канцелярия инквизиции[/status][icon]http://s9.uploads.ru/OKHkp.png[/icon]