Самайн Фела любила. Было в этом празднике нечто такое, что и радовало ее мелкую демоническую душонку в еще те времена, когда костры зажигались в ночь, люди танцевали, пели, прыгали через них, водили хороводы и верили. В такую ночь суккуб жадно поглощала всю ту энергию возбужденности и секса, что курилась в осеннем воздухе, впитывала, наслаждалась и сама получала удовольствие от процесса, пусть часто оказывала голой задницей на холодном алтарном камне, но тело горячило спиртное, костры и мысли, горячие, как каленое железо, обжигающие изнутри, пропитанные вкусом даже не соблазна, а неприкрытой похоти. Языческие боги умели развлекаться, а церковь так и не смогла перебить привкус вседозволенности, пусть то Самайн или Беллтейн или Йоль, в общем, праздники можно было назвать, вписать в христианский календарь, но суть в них оставалась та же.
Так было раньше.

Сейчас, глядя на разряженную публику, мнящую себя принцессами, принцами, нечистью разного калибра, Фела испытывала лишь разочарование, что называется, превратили праздник в развлечение для самых младших, никаких вам ролевых игры под одеялом, хотя костюм секси-пчелки прямо таки зазывал из витрины магазина. Дойл лишь грустно качает головой, все это не то и не так, и современность угробила весь смысл и без участия гребаных святош, кои и сами, кажется, были не рады, пропаганде нечисти. Люди забывали бояться, забывали о том, как тонка грань между миром настоящим и миром потусторонним, и что в эту ночь можно было открыть любой проход, может быть до самого ада.
А нет, нельзя. Какая-то сволочь потеряла ключи.

Разряженные толпы детей наполняли улицы, в сопровождении изрядно подогретых родителей, которые не были готовы переживать эти приключения на трезвую голову. Отовсюду слышались “Кошелек или жизнь?!”, и пару раз запасливой Феле пришлось делиться конфетами, хотя в ту самую минуту она испытывала стойкое желание придушить. Хуже было только то, что ей предстоял вечер в компании не меньшего, а то и большего монстра, чем эти, на улице.
Ржать с Маммоны было, конечно, неприлично, но когда она узнала, что он сейчас малолетний пацан, хохотала демоница до слез. За то, видимо, и кармой прилетело, оказаться запертой с ним в качестве няньки, когда она надеялась поживиться сексом у староверов, но куда там. И не выпьешь. Впрочем, чего уж там, веселиться так веселиться. Маску медведя Фела добыла по пути, и теперь прикидывала, как надеть это уродство. Герой компьютерной игрушки был неизвестной величиной ввиду того, что она таким не увлекалась, но какая разница, что нашлось, тому и рады.

После того, как чета Бойлов удилалсь, дом погружается в тишину, если не считать гомона за окнами. Наверное, стоит напугать деток, которые вломятся сюда за конфетами, черт с ними, с этими правилами, должно же быть у нее хоть какое-то счастье. Но сейчас надо было отыскать Маммону, который подозрительно затихарился в разукрашенном по случаю праздника доме.
- Маммошенька, - подает голос Офелия, ласково-ласково, хоть к ране прикладывай. Она уже вычислила, что тут они совсем одни, можно и не церемониться. - Выходи, дорогой, я тебя обниму.
Фела стягивает туфли и оставляет их у подножия лестницы, ведущей на второй этаж. Крадется тихим шагом, ступенька за ступенькой, прислушиваясь. Маска изрядно портит обзор, да и слышимость, но черт с ней, переживет. Дверью детской не промахнулась, и то хорошо.

Так, ладно. Пацан должен быть тут. Современные дети обожают комнаты, а даже осознавший себя падший ангел все еще ребенок. Наверное. Фела уже и не помнит толком, как было с ней. Она поправляет маску и радостно выпрыгивает из-за дверного косяка с громким:
- Грррррррррр!
Но лицезреет исключительно пустую комнату, а никак не перепуганного мальчишку.

Отредактировано Ophelia Doyle (2018-10-30 21:06:01)